Медушевский А.Н. - История русской социологии.(1993) -317

Сильванский прослеживает проявление иммунитетных прав в удель­ ной Руси. Русский иммунитет соответственно понимается им как су­ дебные и податные привилегии вотчинников XIII—XVI вв., причем для него несомненен вывод о тождестве этих привилегий с западно­ европейским иммунитетом. Основным источником для сравнительного анализа этих социальных институтов послужили ему иммунитетные дипломы стран Запада, с одной стороны, и русских жалованных грамот

— с другой.

Решая вопрос о возникновении иммунитетов, Павлов-Сильванский критикует ряд предшествующих формально-юридических концепций этого явления, выводящих его из заимствования норм римского права или связывающих его исключительно с королевскими пожалованиями. Обосновывая свою позицию по этому вопросу, сам историк исходит из следующих справедливых предположений: с одной стороны, иммунитет предстает как исторически сложившийся порядок отно­ шений, при котором иммунитетные дипломы не столько создавали, сколько закрепляли нормы обычного права. Этот порядок отношений он связывает с крупным землевладением, т. е. пытается интер­ претировать иммунитет не только как правовую норму, но и как реаль­ ное социальное отношение, выражающее связь феодальной власти и крупного землевладения. С другой стороны, раскрывается «повсеме­ стность» существования иммунитета, что само по себе наводит на мысль о закономерности существования этого явления. В этом отно­ шении представляет интерес попытка Сильванского не только сопо­ ставлять западные и древнерусские учреждения, но и расширить круг сравнений за счет привлечения актовых источников Литвы, Сербии, Болгарии, Чехии и Византии.

Наряду с территориальной обособленностью феодальных владений другой характерной чертой феодализма, прямо связанной с первой, является система вассалитета. Исходя из существования на Западе в феодальную эпоху выраженной иерархической системы вассальных отношений с неравными степенями права, историк обращает внимание на существование элементов такой системы в удельной Руси. При этом в основе сравнения лежит сопоставление вотчины западного феодала

— сеньории и русского — боярщины. В соответствии с этим Сильванский сближает боярскую службу князю с вассальными отно­ шениями западных феодалов, а самих бояр приравнивает к вассалам, отмечая также существование у них (как и у их западных прототипов) подвассалов в лице «детей боярских» и «боярских слуг». Выясняя далее вопрос о происхождении различных форм феодальной зависимости, историк придает большое значение институту западноевропейского патроната и соответствующей ему формы — закладничества, которые он специально сравнивает в ряде своих исследований . Он доказывает наличие на Руси обеих основных форм средневекового патроната или защитной зависимости — личной и лица с землею.

191

Третий характерный признак феодализма — условность землевла­ дения раскрывается Павловым-Сильванским путем анализа исторических форм связи военной службы с землевладением. Такими историческими формами на Западе являлись феоды и бенефиции. При феодальном порядке пользование землей было в определенной мере условно, т. е. подчинено определенным обязанностям ее владельца, неисполнение которых влекло за собою утрату владения. Феодальное земельное владение — феод — представляло собой владение под ус­ ловием службы, причем в этом признаке феод не отличался от другой формы условного землевладения — бенефиция. Различие между ними состояло лишь в том, что бенефиций давался в личное условное вла­ дение, а феод — в наследственное или потомственное. Разумеется, в практике реальной жизни существовало большое количество разнооб­ разных смешанных форм феодальных отношений и зависимостей и к тому же происходила их эволюция во времени. Для стран классиче­ ского феодализма взаимосвязанность вассальных отношений с позе­ мельными или ленными была установлена и не оспаривалась историками. Исходя из этого положения, Павлов-Сильванский про­ слеживает эту взаимосвязь службы с землевладением на Руси. В со­ ответствии с этим он сопоставляет западный феод с вотчиной, а бенефиций с поместьем, видя в них специфические проявления общей закономерности.

Таким образом, сравнительное исследование феодализма в России и странах Европы позволило ученому подойти к нему как к единому социальному явлению, переосмыслить с этой точки зрения русский исторический процесс.

Уже в момент своего появления каждая из работ Павлова-Сильван­ ского о феодализме вызвала большой общественный интерес, споры и оживленные отклики как профессиональных историков, так и публицистов. Так, В. О. Ключевский, признавая определенное внеш­ нее сходство явлений западного феодализма и удельных порядков на Руси, в то же время исходил из того, что «это — явления не сходные, а только параллельные. В отношениях бояр и вольных слуг к удель­ ному князю многого недоставало для такого сходства, недоставало между прочим двух основных феодальных особенностей: это 1) со­ единение служебных отношений с поземельными и 2) наследствен­ ность тех и других» . Отдельные наблюдения, говорившие о сходстве русских и западноевропейских средневековых институтов (иммунитет, патронат и др.), полученные в ходе исследований таких крупных историков-правоведов, как М. Ф. Владимирский-Буданов, В. И. Сер­ геевич и А. С. Лаппо-Данилевский, не убедили их, однако, в суще­ ствовании феодализма на Руси10.

Разворачивавшаяся дискуссия привлекла внимание более молодого поколения историков, которые выделили еще ряд черт сходства изу­ чаемых явлений, но не были еще готовы к признанию феодализма

192

общей методологической категорией. В этом отношении особенно ха­ рактерна та эволюция, которую претерпели взгляды на проблему П. Н. Милюкова, который в рассматриваемое время значительно приблизился к пониманию феодализма как общеисторического явления. Это нашло выражение, в частности, при разграничении им родового и видового понимания феодализма. «В родовом смысле,— писал он,— феодализм есть известное состояние общественного строя, существующее или могущее существовать повсеместно в известный период общественного развития: в Европе и в России, так же как в Индии или на Кавказе... В видовом смысле феодализмом называется именно индивидуальная физиономия данного строя в Западной Европе и в этом смысле русский вариант того же строя не должен быть на­ зываем этим термином, если мы хотим избежать путаницы понятий» .

С точки зрения Милюкова, Павлов-Сильванский не выдерживал этого различия, часто проводил свои параллели дальше, чем следовало бы, доказывая наличие феодализма на Руси не только в родовом, но и в видовом смысле, теряя из виду различия между русским и евро­ пейским феодальным строем. Эти различия Милюков, как и Клю­ чевский, видел прежде всего в том, что если на Западе в основе системы социального порядка лежали поземельные отношения, то в России — служилые. С другой стороны, по его мнению, сходные с за­ падными феодальные отношения сформировались на Руси позднее, главным образом в период Московского царства. Милюкову принад­ лежит также мысль о возможности сопоставления служилого земле­ владения на Руси XVI—XVII вв. с соответствующими институтами Византии и мусульманского мира, которое он считал более перс­ пективным, чем сравнение вотчины с феодом, а поместья с бе­ нефицием. В то же время сам Милюков, ссылаясь на достижения социологической науки, считал возможным говорить о феодализме как об одной из трех основных ступеней (наряду с племенным бытом и военно-национальным государством) развития общества и признавал существование феодального быта на Руси, «когда государственная власть была раздроблена между многими владельцами, которые скорее чувствовали себя большими помещиками, чем государями»12. Обра­ щаясь к этому кругу проблем, молодой историк Г. В. Вернадский сде­ лал попытку синтеза концепции государственной школы предшествующего периода с новыми представлениями о русском феодализме. Рассматривая вопрос о феодализме в Киевской Руси, он выделяет следующие два момента междукняжеских отношений: тесная связь всякого междукняжеского договора с поземельными отно­ шениями, причем нельзя установить точной грани между государст­ венным и частным характером землевладения; влияние западных политических понятий на русские. Эти два момента, по его мнению, позволяют сблизить междукняжеские отношения Киевской Руси с феодальными отношениями Запада. Но эти феодальные отношения,

считал историк, находились еще в неразвившемся состоянии: «В политическом отношении Киевская Русь находится еще только в процессе феодализации»13. При этом он исходил из определения феодализма П. Г. Виноградова, по которому этот строй общества ха­ рактеризуется политической окраской территориальных отношений и территориальной окраской политических отношений: «В Киевской Руси феодализация быстро шла сверху, и это задерживало феодализацию снизу».

Другая группа историков, главным образом специалистов по всеобщей истории, отнеслась к идее Павлова-Сильванского с большим пониманием, поскольку они привыкли рассматривать феодализм как широко распространенный социальный порядок в странах Европы. Так, И. М. Гревс в статье для энциклопедии, призванной отразить общепринятую точку зрения, писал, что «при современном уровне состояния науки феодализм если и не может рассматриваться («социологически») как необходимая фаза развития человеческих обществ, то во всяком случае должен быть признан одним из тех широко распространенных типов, в формах которых кристаллизуется социальный строй при наличности известных условий в весьма неодинаковых территориальных, этнических и культурных средах» . В монографии по сравнительной истории западноевропейских мо­ нархий Н. И. Кареев в специальном приложении «Вопрос о феодализме в Древней Руси», систематизировав взгляды ряда русских историков по этому вопросу, констатировал, что хотя феоды и уделы

— далеко не одно и то же и отождествлять обе системы не приходится, но «это не устраняет возможности находить пункты

го «Феодализм в Древней Руси» как закономерный результат развития отечественной исторической науки и в то же время как реальное под­ тверждение общесоциологической теории. «Удивительного в том, что феодализм был общим явлением, разумеется, нет ничего,— писал Ко­ валевский.— Ведь стоит только вспомнить, что в условиях самодов­ леющего хозяйства, при решительном перевесе сельского быта над городским, земля является тем высшим материальным благом, кото­ рым вознаграждалась всякая служба: и служба военных людей госу­ дарю, и служба крестьян земельному владельцу»16. Исследование Павлова-Сильванского поэтому ставилось им в контекст изучения сходной проблематики по другим регионам — в том числе феодализма в Индии, на Кавказе, в Скандинавии. Новые стороны проблемы феодализма вообще и в России в частности затронул в связи с обсуж­ дением книги Павлова-Сильванского историк и теоретик права Ф. В. Тарановский. Он отметил, что «в деле экономического иссле­ дования наиболее видное место должно быть отведено изучению вотчинного хозяйства и управления, как того фундамента, на котором

194

повсюду созидался феодализм. Нет феодализма без феодалов, но нет феодалов без вотчины, самостоятельной в хозяйственном и административном отношении». Изучение вотчинного хозяйства и управления он непосредственно связывает с анализом структуры феодального общества — начал сословности и категорий феодальной зависимости.

В рассматриваемый период тенденция экономического изучения феодализма получила наибольшее развитие в трудах Н. А. Рожкова, М. Н. Покровского и др. Выделяя те же основные признаки феодализма, что и Павлов-Сильванский,— бенефиции, коммендации (или заклад) и иммунитет,— Рожков делает, однако, вывод о том, что, хотя все элементы были в удельной Руси, «из них не образовался са­ мый феодализм, а напротив, возникла неограниченная власть москов­ ского государя, подавившая аристократические притязания князей и бояр»18. Причину специфического пути развития феодализма (который он понимает прежде всего как феодальную раздробленность) на Руси Рожков усматривает прежде всего в экономической сфере. Согласно его точке зрения, географические условия способствовали оттоку на­ селения на окраины, вели к утрате экономической мощи вотчин и поместий, что подрывало и их политическое положение, а впос­ ледствии привело к окончательной победе самодержавия над боярской аристократией. В результате объективные условия, приводившие к возникновению феодальной системы на Западе, в России прекратили свое существование ранее, чем смогли оформиться в единую систему. Другой сторонник этой тенденции, М. Н. Покровский, разрабатывая концепцию феодализма, воспринял его определение, данное в работах Павлова-Сильванского, работы которого он высоко ценил. В то же вре­ мя значительно большее внимание уделялось им экономическому фак­ тору, действием которого историк стремился объяснить весь исторический процесс19.

Дискуссия по проблемам, поднятым в работах Павлова-Сильван- ского, вышла за рамки академических споров. Поэтому разнообразные отклики на них встречаем в ряде общественно-политических журналов того времени. Новизну и оригинальность выводов ученого отмечал журнал «Вестник воспитания»; в нем получила поддержку, в част­ ности, идея общих исторических судеб России и Европы — «пусть коечто изменится, но общие положения теории единства едва ли будут поколеблены» . Народнический журнал «Русское богатство», призна­ вая, в свою очередь, факт существования большого сходства между западноевропейским феодализмом и удельным порядком на Руси, де­ лал, однако, акцент на существенных различиях этих социальных явлений21. В соответствии с этим задача выявления отличий, свое­ образия русского исторического процесса признавалась более важной для историка, чем выявление сходных черт развития. В ряде отно­ шений примечательна рецензия В. Н. Сторожева, напечатанная в

195

журнале «Образование». В ней отмечалось, что «в научном отношении интересна борьба автора с шаблонами академического изложения на­ шего наряду с попыткой широко поставленных сближений между русским и западноевропейским историческим процессом...»22. Интерес к книге Павлова-Сильванского может быть понят, если примем во внимание своеобразие переживаемой им эпохи, когда перед обществом с необычайной силой вставал вопрос о судьбах развития государства, его прошлом и будущем. «Боюсь,— иронически замечает рецензент в этой связи,— что в термине «феодальный», примененном к Древней Руси, у автора скрыто много фатального, и не знаю, почему при тож­ дестве этапов мы в конечном счете уперлись в тупик варварства и холопства?»

Концепция феодализма Павлова-Сильванского, преодолевая неко­ торые традиционные представления академической науки прошлого, вносила в историческое исследование социологический подход и сравнительно-исторический метод. В ее рамках был сформулирован но­ вый взгляд на русский исторический процесс.

g 2. Научное творчество Павлова-Сильванского свидетельствует о том, что, стремясь к отысканию общесоциологических закономерно­ стей русского исторического процесса, он использовал концепцию го­ сударственной школы как отправную точку своих изысканий, а в определенной мере и как общую модель объяснения ряда существен­ ных черт отечественной истории. В самой постановке и решении глав­ ной для него проблемы соотношения закономерностей исторического развития стран Запада и России историк несомненно следует в русле всей предшествующей историографической традиции. Для русской интеллигенции XIX в. сравнение исторических судеб России и Запада было одной из наиболее актуальных проблем. Споры славянофилов и западников имели в этом смысле принципиальное значение. Суть их, как справедливо полагал историк, объективно состояла прежде все­ го в выборе того пути, по которому пойдет или должна идти Россия. Запад при этом выступал как определенная модель, где процессы социально-экономического развития шли быстрее и выступали в более завершенном виде. Что касается России, то при громадном своеобразии ее исторических судеб, специфике развития, незавершенности многих процессов единственная возможность осмыслить, понять происходящие события заключалась в попытке сравнить ее с эталоном — Западом. Говоря об этих спорах славянофилов и западников, ПавловСильванский поэтому подчеркивает, что они «были теснейшим образом связаны с вопросом о будущем развитии России и имели в то время острое политическое значение» . Принципиальное значение дилеммы «Россия — Запад» и соответственно всех дискуссий на эту тему состояло именно в проекции их на будущее: если страна пойдет по

196

пути Запада, то это означает, что в ее будущем неизбежны и те социальные противоречия, конфликты, которые объективно присущи этому пути; если, напротив, Россия, в силу ряда особенностей ее социального строя, сословных отношений и специфики развития го­ сударственности, сможет сохранить свой собственный, национальный путь развития, то это позволит надеяться на возможность постепенного эволюционного развития, на существование альтернативы «негативно­ му» западному пути.

Павлов-Сильванский, подходивший к решению проблемы с отчетливо выраженных западнических позиций, видел своих предше­ ственников в тех русских историках, которые, подобно Соловьеву, Ка­ велину, Чичерину, Милюкову, стремились, хотя и в разной степени, понять русский исторический процесс как часть и специфическое вы­ ражение мировой истории. Особое место в связи с этим отводилось С. М. Соловьеву, историко-социологическая концепция которого стала предметом специального внимания исследователя. Понятно, что Со­ ловьев, с его гегелевским стилем мышления, наиболее общим взглядом и целостной концепцией всемирного и русского исторического процес­ са, должен был представлять для Павлова-Сильванского наибольший интерес. По тому, как он анализирует «социологическую теорию Со­ ловьева», нам становится более понятно развитие его собственного миросозерцания. Прежде всего он подчеркивает цельность и монизм рассматриваемой концепции, ее общесоциологический характер. Он подчеркивает, что Соловьев искал в нашей истории ее основное движу­ щее начало, определяющее все остальное; особенно важным представ­ ляется Павлову-Сильванскому органический взгляд Соловьева на исторический процесс и, в частности, на переход от родовых отно­ шений к государственным, наконец, поиск сходства в истории разных народов и причин их различия.

Сопоставляя Соловьева с Боклем (в частности, во взглядах на роль географического и вообще «природного» фактора в истории), ученый уже дает тем самым оценку вклада Соловьева в социологическое осмысление русской истории. Отметим в этом связи, что сам ПавловСильванский очень ценил труды Бокля. По свидетельству А. Е. Прес­ някова, уже «в студенческие годы он (Павлов-Сильванский) готовился к историческим изучениям в социологической школе. Размышления над трудами Бокля, особенно Огюста Конта и Спенсера, составляли, быть может, самую характерную сторону теоретической подготовки Н. П. Павлова-Сильванского, ставшего историком-социологом»24. Идеи Соловьева представлялись Павлову-Сильванскому наиболее значительными при разработке проблем феодализма на Руси. Он под­ черкивал, «что Соловьев стоял на правильном пути и что новые успехи социологии, с одной стороны, и истории — с другой, истории русской и западноевропейской, дают возможность вести гораздо даль­ ше работу по сравнительному изучению русского и западного

197

развития, чем то оказалось возможным для Соловьева в 60-х и 70-х годах прошлого века» .

Особенно важным историк считал тот факт, что Соловьеву ближе, чем другим государственникам, начиная с Эверса, Кавелина и Чичерина, удалось подойти к пониманию принципиально общих черт родового быта различных народов. Именно Соловьев вместе с Т. Н. Грановским отмечал сходство русского родового быта с начальным патриархальным бытом других народов и тем самым, подчеркивает историк, сближал русское историческое развитие с западным. Две основные идеи — органического развития и принципиальной общности основных явлений русской и западноев­

Так, он считает, что Ключевский показал ряд таких явлений в истории удельной Руси, которые вполне могут интерпретироваться как имеющие феодальную природу. То же он отмечал и в отношении ряда других исследователей, прежде всего Милюкова. Они установили и показали действительно существенные и характерные черты отечественной истории — землевладельческую оседлость и землевла­ дельческое значение дружины, т. е. основы феодального порядка в Древней Руси, однако не сочли возможным сделать на этой основе соответствующие выводы. Такие выводы делает Павлов-Сильванский, который, поставив эти факты в один ряд с соответствующими явлениями западной истории, пришел к заключению об их общей феодальной природе.

Концепция феодализма позволила Павлову-Сильванскому сфор­ мулировать новый взгляд на русский исторический процесс. В основу была положена мысль о принципиальной общности исторических судеб России и Европы. Более того, концепция русского исторического про­ цесса есть, по существу, определение его места по отношению к евро­ пейскому. На эту сторону дела указывал еще Г. В. Плеханов, высоко оценивавший труды историка и считавший в то же время перс­ пективным сопоставление русских удельных порядков с теми, которые существовали на Востоке, например в Древнем Египте или Китае26.

Одним из основных положений государственной школы, которое (отчасти благодаря Боклю) воспринял историк, явилось представление о выдающемся значении географических условий в русской истории, оказавших влияние на развитие общественных отношений и в значительной степени трансформировавших саму направленность этого развития. Как известно, положение о роли географического фактора разделяли практически все представители государственной школы, и оно действительно отражает многие существенные особенности русской истории. Спор возникал главным образом при обсуждении степени его

198

воздействия на социальные отношения, в частности на их специфику по сравнению с западноевропейской. Более сложным было отношение Павлова-Сильванского к этому вопросу. Он несомненно принимал положение о значении географического фактора для русской истории. В его сочинениях мы находим указания на влияние таких факторов, как протяженность территории, рек, леса и степи, положения отдель­ ных регионов, специфики их хозяйственного развития. Признавал он и фактор колонизации — подвижности населения, его стремление к освоению все новых земель . В то же время его интерпретация этого последнего фактора сильно отличалась от той, которая была дана пред­ шествующей историографией. Ее тезис о чрезвычайной подвижности населения Древней Руси как особенности, отличающей Русь от осед­ лого Запада, не был принят Павловым-Сильванским. Феодализм как идеальный тип, модель развития социальных процессов, уже априорно предполагает такой уровень развития общества, который немыслим без оседлости населения. Действительно, основу феодализма составляет собственность на землю. Земля же выступает как производительная сила, источник дохода лишь при условии ее хозяйственного освоения населением. Более того, на Руси, в условиях существования большого резерва свободных незаселенных земель, наличие населения (рабочих рук) становилось не только достаточным, но и необходимым условием их хозяйственного освоения, а следовательно, развития феодальных отношений.

Отметим далее, что для Сильванского понятие сословной мо­ нархии, выработанное на западном материале, стало важным инстру­ ментом познания русской государственности. В современной науке под сословной или сословно-представительной монархией понимается та­ кая форма феодального государства, которая сложилась в большинстве стран Европы в XIII—XIV вв. в процессе правового оформления сос­ ловий и органов сословного представительства и при которой власть монарха сосуществовала с органами сословного представительства дво­ рянства, духовенства и буржуазии28. Само применение историком это­ го понятия к России уже в значительной мере означало выход за рамки традиционных представлений. Дело в том, что, согласно господство­ вавшим тогда представлениям о русском государстве, его социальная природа была в корне отлична от западного. Как считали историки государственной школы, в отличие от Западной Европы, где государ­ ство строилось «снизу вверх» — эволюционно, путем постепенного про­ цесса сословного развития, в России государство, в силу ряда геополитических и военно-стратегических причин (внешняя опас­ ность), сформировалось до того, как социально-экономические условия объективно подготовили этот процесс. Государство на Руси, считали поэтому они, не было результатом длительного процесса социального развития, но, напротив, само представляло собой важнейшее условие этого процесса, его, так сказать, двигатель. Будучи центром управ­

199

ления, государство само становится важнейшим фактором формирования сословного строя — самих сословий, их отношений меж­ ду собой, но прежде всего с государством. На этой идее основана, в частности, известная концепция государственной школы о закрепо­ щении и раскрепощении сословий государством в ходе русской истории, а также различные последующие ее модификации как в рус­ ской, так и в западной историографии. К их числу могут быть отне­ сены, с известными оговорками, и такие концепции российской государственности, как представление ее восточной деспотией (Пле­ ханов), государством-вотчиной (Кареев) или же литургическим госу­ дарством (П. Струве).

Общей чертой всех этих концепций продолжает, по существу, оста­ ваться тезис Соловьева и Чичерина о служилом характере Московского государства. При таком подходе общество и государство как бы слива­ ются воедино: это единая служилая система, при которой отдельные сословия имеют право на существование лишь постольку, поскольку несут определенную службу — тягло государству, а последнее пред­ стает как законченное выражение этой функции; оно является аппа­ ратом по распределению повинностей между сословиями и в силу этого превращается в практически неограниченную власть, стоящую над сос­ ловиями, группами, лицами и подчиняющую все и вся своему кон­ тролю29.

В соответствии с этим господствующим взглядом подходит к рус­ ской государственности и Павлов-Сильванский. Он принимает само понятие служилого государства, пишет о служилой природе сословий и т. д. Однако его понимание этих институтов довольно сильно отличается от господствующих, в частности в трудах Ключевского, Милюкова, Кизеветтера и др. Главное отличие состоит в стремлении интерпретировать эти институты в контексте развития феодализма во­ обще, как на Западе, так и на Руси. Такая постановка вопроса уже предполагала отказ от понимания национальных учреждений как со­ вершенно уникальных и не сопоставимых ни с какими другими, вела к отказу от теории контраста России и Запада. Во всяком случае, это была попытка раскрыть если не тождество, то по крайней мере изве­ стную аналогию ряда важнейших явлений западной и русской госу­ дарственности. Предпринять такую попытку означало уже изменить взгляд на дело: ведь сравнивать предстояло не только и не столько правовые институты, которые в России имели действительно большую специфику по сравнению с западными и потому были трудно сопо­ ставимы с ними, сколько их социальное содержание и функционирование, более сопоставимое в широкой социологической и сравнительно-исторической перспективе30. В соответствии с этим уче­ ный констатировал, что основой социального строя русского государ­ ства XVII—XVIII вв. продолжал оставаться сеньориальный режим. Аргументируя это положение, он говорит о господском (помещичьем)

200