Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Бельский В.Ю., Золкин А.Л. Философия. Ч. 2

.pdf
Скачиваний:
50
Добавлен:
07.01.2021
Размер:
1.69 Mб
Скачать

291

общем субъективном публичном праве, именно в праве на достойное человеческое существование.

Вместе с тем, Б. А. Кистяковский понимал, что цель социального развития заключается совсем не в том, чтобы все члены общества превратились в призреваемых, рассчитывающих на милосердие и благодеяние со стороны общества, скорее цель государства состоит в том, чтобы никому и не требовалось рассчитывать на благодеяние. «В государстве будущего, – писал Б.А. Кистяковский, – каждому будет обеспечено достойное человеческое существование не в силу социального милосердия, приводящего к организации, аналогичной современному призрению бедных, а в силу присущих каждой личности прав человека и гражданина. В правовой организации этого государства самое важное значение будет иметь как признание публично-правового характера за правом на достойное человеческое существование и за всеми его разветвлениями, так и признание этих прав личными правами»1.

Мыслитель утверждает, что каждому человеку должно быть гарантировано право на достойное человеческое существование, служащее основанием для целого ряда правовых притязаний личности. Эта гарантия должна возникать не в силу чувства жалости, а в силу самой природы правовой организации в нормальном социальном строе. «Итак, – утверждает Б. А. Кистяковский, – не в силу чувства жалости, а в силу самой природы правовой организации в нормальном социальном строе каждому человеку должно быть гарантировано право на достойное человеческое существование, служащее основанием для целого ряда правовых притязаний личности. Необходимо, чтобы всякий человек притязал; только тогда он будет и дерзать, т. е. будет свободным»2.

С концепцией социального государства связана и идея социальной защищенности населения. Как правило, это целый комплекс мер, направленных на социальную поддержку нуждающихся. Например, либеральный принцип свободы трудовых договоров в социальном государстве ограничивается законодательным установлением минимума заработной платы, ниже которого работодатель не может назначить вознаграждение работнику за его труд.

Современная политическая наука и практика государственного строительства идут по пути объединения принципов правового и социального государства, хотя при этом возникает необходимость примирить две разные тенденции политико-правового устройства, своего рода «антиномии конституционно-правовой государственности».

1Кистяковский Б. А. Указ. раб. С. 345.

2Там же. С. 344.

292

Постепенно на вопрос о сущности социального государства выкристаллизовались три ответа. Первая трактовка социального государства связана с пониманием социального в самом общем плане: социальное здесь равнозначно общественному, или связанному с обществом. Термин «социальное государство» в этом смысле означает, что государство несет ответственность за существование общества. Автономия государства не абсолютна: маятник не должен качнуться от тоталитарного господства государства над обществом к либеральному государству, исполняющему лишь роль «ночного сторожа».

Вторая интерпретация трактует слово «социальное» как указание на общественный статус человека, его связь с обществом. Соответственно термин «социальное государство» подчеркивает существование обязанностей индивида по отношению к другим людям и обществу в целом. В данной трактовке присутствует «тревога за то, как бы маятник не качнулся от тоталитарного подчинения к несвязанности индивида никакими общественными узами».

Согласно третьей трактовке, социальное государство – это организация, помогающая слабому, стремящаяся повлиять на распределение экономических благ в духе принципов справедливости, чтобы обеспечить каждому достойное человеческое существование. Сторонники такого подхода обратились к обыденному пониманию слова «социальное» и связали государственность с конкретно-историческим политическим движением, преследующим социальные цели.

Представляется, что для России, учитывая ее специфическую культуру, концепция социального правового государства на сегодняшний день наиболее приемлема, особенно если сами принципы социального государства получат духовное, а не только материалистическиутилитарное обоснование. Как известно, в Конституции Российской Федерации закреплены принципы как правового, так и социального государства, но практика их интерпретации и реализации пока оставляет желать лучшего. Желательна дальнейшая эволюция Российского государства в сторону «коммуникативного государства», в котором правовая (формальная) и духовная (неформальная) коммуникации составляли бы единое целое.

3.5. Демотическое государство

Многие русские философы утверждали, что к своему идеалу Россия идет не путем рационального сознания, а через религиозноположительный опыт. Наша страна стремится построить не правовое государство, а государство правды, т. е. подчинить его непреходящим ценностям, обуздать стихию человеческой воли, добиться подчинения

293

человека правде. Перед государством правды и правовым государством стоят совершенно разные задачи: первое должно вернуть «правду на землю», для второго характерны только «материальные устремления».

Но что такое «правда»? «Правда, – пишет русский мыслитель Л. А. Тихомиров, – это ни более, ни менее, как то, что действительно есть, как основная реальность, в противоположность всякой ошибке, иллюзии или гипотезе. Правда – это главная основная сила, не та, которая случайно, временно получила почему-либо преобладание, а та, которая по существу сильнее всех, высшая, основная реальность, хотя бы временно и случайно нами затерянная. Вот что такое есть правда. Она выражает коренную реальность человеческой жизни»1.

Только по отношению к этой высшей реальности, этой правде, познаем мы и справедливость, ибо справедливо то, что сообразно с правдой. «Только отсюда мы получаем уважение к праву, – пишет мыслитель, – которое есть формула справедливости. Таким образом, все наши правовые понятия логически истекают из того, как понимаем мы правду, в чем видим высшую реальность, которой готовы подчиниться, ибо сознаем потребность подчиняться лишь самому высшему»2.

Подобное «государство правды» в евразийской концепции описывается как «демотическое». Это означает, что феномен народного суверенитета в нем рассматривается не как атомизированный суррогат западной культуры, а как органическое и организованное единство. Народ – это не случайный набор граждан, а совокупность исторических поколений: прошедших, настоящих и будущих. В отличие от тоталитаризма и теократии, демотическое государство избегает принудительного внушения тотального миросозерцания, однако власть традиционно обожествляется. Эта легитимность власти обусловлена в России представлением о безусловной необходимости сохранения политического единства в качестве противовеса хаосу. «Современная теория государства, – писал известный евразиец Н. Н. Алексеев, – построена была в период европейской истории, отличительной чертой которого является утрата западными народами чувства реальности государства. … Наиболее общая идейная почва, на которой выросло и воспиталось названное настроение, была создана широко распространившимися на Западе, главным образом в романском и в англосаксонском мире, учениями естественного права. Учения эти признавали справедливым только то государство, которое основано на договоре граждан с властвующими или между собою. Отсюда вытекало,

1Кистяковский Б. А. Указ. раб. С. 19.

2Там же. С. 19.

294

что законною является власть, на которую дано согласие подвластных, причем вначале допускалось, что согласие такое может быть дано раз навсегда, а впоследствии сделали вывод, что право соглашения неотчуждаемо и что акту согласия должно подлежать каждое действие власти. Тем самым западными народами была утрачена самая идея власти. На место властного союза, государства, требующего подчинения и жертвы, была поставлена человеческая личность с ее интересами. Личность эта не признавала никакого общественного целого, которое не представляло бы собой совокупности во всех отношениях самоопределяющихся личностей. Личность оторвала себя от общества и государства, стала независимой, самостоятельной, не нуждающейся в обществе величиной. Нация, государство превратились в агрегат наделенных правами отдельных личностей, этих 6езвкусных выдумок ХVIII в. Личности эти были чисто отвлеченными, не определялись ни историческими условиями, ни социальными различиями, ни какимлибо иным положением в обществе. Такая личность и заслонила собою государство, заставила идейно забыть о нем»1.

Для Н. Н. Алексеева, власть государства есть власть универсальная, предполагающая «общую» обязанность повиновения и послушания. Государственная власть связывает не только всех, без исключения, наличных членов государства, но она также охватывает и прошлые поколения граждан и будущие, обязывая еще не существующих и не родившихся. Долг взаимной солидарности и верности есть необходимая предпосылка государственного общения. Причем такая связь не может не отражаться и на внешних отношениях любого государства. Государственная власть предполагает, что никто другой, посторонний, не может посягать на вмешательство во внутреннюю жизнь государственного союза. В этом смысле государственная власть «адресуется» не только к гражданам, но и ко всем другим реальным и даже мыслимым властным единицам с требованием воздерживаться от вторжения в свои внутренние дела и от всякого посягательства на самостоятельность отдельных своих членов. В этих отношениях государственная связь сходна с другими связями абсолютного xapaктера, в частности с правом собственности. Она предполагает идею «целого» – мысль, являющаяся краеугольным камнем так называемой органической теории государства. Но именно потому предписания государства и способны устанавливать связи нормативно-идеального xapaктера. Подчинение государственной власти не есть следствие фактической неизбежности,

1 Алексеев Н. Н. Современное положение науки о государстве и ее ближайшие задачи // Государство и русский народ. – СПб., 1998. – С. 378.

295

но результат признания разумной необходимости, вытекающей из принадлежности к некоторому целому.

Когда мыслитель характеризует такими чертами государство, он имеет в виду, конечно, идею государственной связи, а не исторические воплощения ее в конкретных государственных формообразованиях. Исторически очень часто случается, что не «солидарность» и «верность» лежат в основании государственного целого, но насилие и коварство. Оттого многое в жизни исторических государств несет на себе печать механического автоматизма, а не органического строения. Однако, без последнего гocyдaрствo лишается своей души и перестает быть государством. Полное отсутствие органического строя можно наблюдать только в эпохи создания или разложения государств, но факт сложения государства в целое предполагает идею абсолютной связи и потому нормативное значение.

Для русской государствоведческой традиции характерно стремление придать идее государства прежде всего этический, а не только юридический смысл. Так, Н. Н. Алексеев подчеркивал, что в современной юридической науке господствует взгляд на государство как на простой вид правопорядка. Таким образом, право является, согласно этому воззрению сущностным моментом в понятии государства. В этом последнем логически мыслится право, и, если его устранить, понятие государства теряет свой смысл. При этих допущениях неправильно было бы думать, что возможен такой государственный идеал, который не являлся бы в то же время и правовым идеалом. Раз государство логически немыслимо без права, немыслимо также усовершенствование государства без соответствующего усовершенствования права и осуществление государственного идеала без осуществления идеала правового. Понятия эти логически неотделимы друг от друга и вполне совпадают.

Однако, государственный союз является союзом политическим, и политическим характером обладает властвование, именуемое государственным. Но неправильно полагать, что понятие «политический» совпадает с понятием «правовой». Политические» отношения представляют собой явления по сравнению с правом совершенно самостоятельные, обладающие особой природой и особыми качествами.

Есть два основных признака, которые характеризуют свойства политической власти в отличие от власти частной, «неполитической». Во-первых, это ее верховный, или державный, характер, определяемый понятием суверенитета. Идея политического верховенства непосредственно связана с идеей иерархии и обозначает свойство быть «высшей»

296

властью в порядке восхождения подчиненных властей. И именно верховенство власти, как верховенство некоторого ценностного авторитета, может существовать не на основании правового признания, но на основе чисто нравственных чувств любви и уважения. В пределах построенных на верховенстве отношений может не быть никаких двусторонних отношений, никакой связи «прав» и «обязанностей». Суверенитет, построенный на чистых «правовых» отношениях, является слабым, ненадежным суверенитетом.

Во-вторых, политический характер государственной власти определяется публичностью. Понятие «публичности» в современном сознании тесно связано с идеей права; современная государственная теория не представляет даже, чтобы могла существовать какая-либо «публичная» деятельность государства или иного союза, которая не являлась бы в то же время деятельностью «публично-правовой». Идея «публичности» указывает на связь с «обществом», предполагает отношение к обществу, как к целому. Так, когда мы говорим «эт. е. не частное, а публичное дело», мы разумеем связь с общественными интересами и потребностями. «Частное дело» интересует меня одного, в «публичном» деле заинтересован целый круг лиц. Но совершенно в таком же смысле мы говорим о «частном» и «публичном» праве. Все, что несет печать «публичности», включая и права, – обозначает некоторую принадлежность к общественному целому.

В отличие от эгоизма проявления «публичности» совпадают с тем, что называется «жертвенностью», с служением людям, обществу, общественному целому. В этом смысле всякая политическая власть, как власть «публичная», не может быть властью, построенной на личном, хозяйском, эгоистическом интересе. Она, по крайней мере, в качестве некоторого минимума, должна считаться с «общественностью» – должна сообразно с ней направлять свои действия. И поэтому «публичные» отношения можно назвать отношениями, построенными на «социальном служении».

Неясно только, почему такое направление «публичной» власти должно всегда идти путем права. Разве идея «служения» не есть идея прежде всего чисто нравственная? И разве власть, сознающая свои нравственные обязанности, будет хуже служить целому, чем власть, построенная на праве?

Таким образом, евразийцы полагают, что организация политической власти в государстве может не обладать чисто юридическим характером. Это, прежде всего, наблюдается в такой форме государственного устройства, которая называется теократией.

297

Современное правосознание, отмечает Н. Н. Алексеев, убеждено в том, что превращение политических отношений в отношения правовые есть единственный способ усовершенствования государства. Потому и идея политического идеала должна совпадать с идеей идеала правового. Но с этим подходом Н. Н. Алексеев не соглашается. «Современное правосознание совершенно упускает из виду, – пишет он, – что возможен и другой нравственный способ усовершенствования государственного властвования, что в истинно совершенном государстве, кроме права, должны господствовать также и чисто моральные силы – силы любви, дружбы, солидарности, жертвенности, служения и подвига»1.

Если бы возможно было полное, доходящее до отождествления, проникновение государства правом, то все эти нравственные силы были бы обречены на полное угасание. И это было бы в то же время угасанием государства, превращением его или в состояние принудительной тюрьмы, или в состояние неорганизованной анархии. «Кто этого не желает, – утверждает Н. Н. Алексеев, – кто стремится в процессе проникновения государства правом сохранить все же политический характер государственного властвования, тот неизбежно должен признать, что в государстве, помимо правовых, живут еще нравственные

силы и что политический идеал есть не только правовой, но и нравственный»2.

Фактически, для консерватизма государство есть своего рода персоналистическая реальность, где каждый является личностью, во главе государства стоит личность, а абсолютная личность Бога венчает все здание. Собственно, и современный консерватизм исповедует похожую схему персоналистического иерархизма. «По мере продвижения от человечества, через естественно-правовое общество или коллектив,

– пишет Юлиус Эвола, – через нацию, в области политики мы достигаем своебытно завершенной личности и господствующей сверхличности. Так мы поднимаемся от наиболее скудных, в смысле «бытия» и ценности, ступеней к уровням, все более насыщенных ими, и каждая из этих ступенек является естественной целью для предшествующей. Именно так следует понимать принцип, утверждающий, что именно

человек является целью общества, его первичным элементом, а не наоборот»3.

1Алексеев Н. Н. Указ. раб. С. 263.

2Алексеев Н. Н. Указ. раб. С. 563.

3Эвола Ю. Люди и руины. М., 2007. С. 44.

298

4. Гражданское общество

Гражданским обществом обычно называется сфера социальной жизни, отличная от государства. В этом смысле гражданское общество рассматривается как сфера абсолютной свободы частных лиц в отношении друг с другом, а государство как пространство регламентированных отношений политически организованных субъектов. Таким образом, в сфере гражданского общества мы имеем дело не с политической фигурой, а с человеком – носителем частных интересов, субъектом гражданского права и участником гражданско-правовых отношений. «Гражданское общество, – писал русский философ права Б. Н. Чичерин, – есть совокупность частных отношений между лицами, управляемых гражданским или частным правом. Кроме отдельных лиц сюда входят и образуемые ими частные союзы»1.

Исходя из этого, гражданское общество представляет собой систему внегосударственных общественных отношений и институтов, которая формируется на основе реализации принципов индивидуальной свободы, правового равенства граждан, их самодеятельности и самоорганизации.

Важнейший критерий гражданского общества – существование свободного гражданского коллектива как объединения равноправных, автономных и активно действующих индивидов. Наиболее значимым для него считается наличие сферы, в которой отдельные индивиды, руководствующиеся собственными физическими и духовными потребностями, стремятся к достижению собственных целей. Это та сфера, где частное лицо реализует собственные интересы, где самоопределяющаяся индивидуальность выдвигает свои требования, направленные на удовлетворение своих желаний и личной автономии. Публичная сфера взаимодействия в гражданском обществе является публичным пространством лишь постольку, поскольку она отделяется от индивидов.

В историческом плане идея гражданского общества формируется в ходе дискуссий о соотношении общества и государства. Особая заслуга в разработке концепции гражданского общества принадлежит Г. Гегелю, согласно которому социальная жизнь гражданского общества радикально отличается от этического мира семьи и публичной жизни государства, образуя необходимый момент в целостности политического общества.

Гражданское общество включает рыночную экономику, социальные классы, корпорации, институты, в задачу которых входят обеспечение

1 Чичерин Б. Н. Избранные труды. СПб., 1998. С. 166.

299

жизнеспособности общества и реализация гражданского права. Оно состоит из частных лиц, классов, групп и институтов, взаимодействие которых регулируется гражданским правом и которые прямо не зависят от самого политического государства. Таким образом, Гегель пришел к выводу, что гражданское общество есть сфера не только «всеобщих» и политических интересов, но и частных, точнее, частнособственнических интересов. «В гражданском обществе, – писал Гегель, – каждый для себя – цель, все остальное для него ничто. Однако без соотношения с другими он не может достигнуть своих целей во всем их объеме: эти другие суть поэтому средства для цели особенного. Но особенная цель посредством соотношения с другими придает себе форму всеобщего и

удовлетворяет себя, удовлетворяя вместе с тем стремление других к благу»1.

Г. Гегель рассматривал гражданское общество как совокупность индивидов, удовлетворяющих с помощью труда свои повседневные потребности. Однако не оно, а государство является движущей силой исторического прогресса. Различая гражданское общество и политическое государство, Гегель под гражданским обществом по существу имел в виду общество буржуазное. «Гражданское общество, создано лишь в

современном мире, который всем определениям идеи предоставляет их право»2.

К. Маркс писал, что в гражданском обществе человек «рассматривает других как средство, низводит себя до роли средства и сам становится игрушкой чужих сил»3. Гражданское общество и создается, прежде всего, экономическими интересами в сфере производства и обмена, и в этом К. Маркс следовал Гегелю, однако, отвергал его тезис о первичности государства по отношению к гражданскому обществу.

В марксистской концепции социального переустройства революционное «отрицание» государства означает торжество «чистого общества» в его коммунистической форме. Марксистская теория использует понятия «общество» и «государство» для такого рода аргументации: в истории никогда не существовало различий между государством и обществом, так как государство везде является органом, выражающим определенный материальный (общественный) интерес. В будущем данное различие отпадет, так как не будет никакого государства.

Хотя концепции Гегеля и Маркса и выглядят, на первый взгляд, как взаимоисключающие, оба философа были едины в неприятии капита-

1Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 228.

2Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990.

3Маркс К. К еврейскому вопросу / К. Маркс и Ф. Энгельс : соч. Т. 1. С. 391.

300

лизма, развивавшегося стихийно с эпохи первоначального накопления. Оба мыслителя рассматривали государство и государственный контроль как важнейшие орудия трансформации гражданского общества: в гегелевском варианте – путем синтеза системы социальной этики с монархией, в марксовом – путем социальной революции и диктатуры, цель которых – создание безгосударственного коммунистического сообщества. В обеих концепциях была по-своему переработана традиция утопической и романтической критики капитализма, и они до сих пор питают различные версии политического и философского радикализма.

Русский мыслитель С. Л. Франк стремился раскрыть понятие гражданского общества в его онтологическом и этическом смысле. Философ выступал и против характерного для либерализма индивидуалистического понимания гражданского общества как совокупности обособленных друг от друга индивидов, и против социалистической доктрины полного устранения гражданского общества в пользу абсолютного «обобществления» жизни. Стремясь раскрыть этическое содержание понятия гражданского общества, С. Л. Франк настаивал, что наличие «молекулярной» спонтанно слагающейся связи между отдельными элементами общества есть свидетельство их органического внутреннего единства. Индивиды мыслятся не в качестве атомов, имеющих свое подлинное бытие только в замкнутой сфере самих себя, а в качестве подлинных членов органического целого, по самой своей онтологической природе, предназначенные к единству в форме свободного взаимодействия.

Нравственно-определенное, соборное единство людей прежде всего и ближайшим образом слагается в связь гражданского общества как эмпирического носителя общественной культуры, то этот эмпирический субстрат так же мало сам может твориться государством, быть планомерно организуем, как и сама духовная жизнь. «Задача государства, – пишет С. Л. Франк, – здесь состоит только в ограждении самой свободы внутренне растущей жизни, а не в созидании в реторте коллективного гомункула. Пределы государства состоят не в том, что плано- мерно-организационная деятельность не может ставить себе положительных задач содействия духовному росту общества, а в том, что – в силу всеединства духовно-общественного бытия – всякая организация есть именно организация свободы, планомерное формирование свободного, спонтанного сотрудничества»1.

В отличие от государственного единства, гражданское общество, по С. Л. Франку, есть общественное единство, спонтанно слагающееся

1 Маркс К. К еврейскому вопросу … С. 425.