2544

«МЫ НАУЧИЛИСЬ ПОД ОГНЕМ ХОДИТЬ НЕ ГОРБЯСЬ…» (воспоминания Михаила Петровича Щербака, ветерана Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.)

А. Ширяева, гр. ПГС-10П1 (научный руководитель Е.В. Любезнова)

«Я, Михаил Петрович Щербак, родился 24 октября 1925 года в Харьковском районном центре Савинцы, на Донце (ранее там проходила граница с Турцией).

Сначала проживал на хуторе, школы по близости не было. Потом мы с отцом переехали в Донбасс к деду по маминой линии. Там я и пошёл в школу, где окончил 9 классов. В основном в классе были ребята в возрасте 17–19 лет. Всё это от проходившей в то время ликвидации безграмотности. Учиться было несложно. В 9 классе к нам приезжали офицеры морского флота, авиации, танковых войск. Многих ребят забирали в армию. Я мечтал стать лётчиком, но единственным на тот момент препятствием являлся возраст (мне было всего 15 лет). Исправив год рождения, мне удалось поступить в лётное училище. После трёх месяцев обучения у нас появилась возможность совершить первый полёт. Для этого необходимо было пройти медицинскую комиссию, на которой врачи обнаружили у меня порок сердца. После выявления заболевания я был отчислен из училища.

Наступил 1941 год. Поначалу мы стали работать на оборонительных сооружениях. Потом нас перекинули строить железную дорогу в Лисичанск, где находились химические заводы, которые необходимо было эвакуировать. Однажды мы просто-напросто проснулись на оккупированной территории. Меня и моего товарища схватили и отправили в концлагерь, где, в общем, мы пробыли около шести месяцев.

Однажды немцы вывели всех пленных на улицу и приказали построиться в ряд. Перед нами появился немецкий офицер. Он сказал: “Кто хочет служить Гитлеру, останьтесь стоять на месте, кто не хочет, сделайте шаг вперёд”. Мы с товарищем и ещё несколько человек шагнули вперед, после чего нас взяли под конвой калмыки, которые служили фашистской Германии. Происходило всё это в июле–августе на Донце, где много кукурузных полей. И вот мы шагали под конвоем как раз мимо одного из таких полей. Кукуруза в тот год была очень высокой. Во время пути в голове появилась мысль о побеге, которую

151

мы успешно реализовали. Таким образом, мы покинули концлагерь и вернулись домой.

Пробыли мы дома всего лишь два или три дня, после чего были опять призваны в армию для несения службы в 149-м запасном стрелковом полку. В полку выбирали людей, знающих грамоту, и направляли в офицерскую школу. Я был в числе направленных, но отказался от предоставленной возможности, только по одной причине – хотел попасть на фронт и бить немцев. Отчасти это была единственная возможность отомстить за смерть отца. Отец оказался на фронте в первые дни войны, и уже через месяц к нам домой пришла похоронка. Он погиб при взятии города Киева.

...В тот день, когда отец ушёл на войну, я решил работать вместо него конюхом, хотя ещё задолго до этого я вместо отца иногда пас лошадей с одним стариком. Мы работали по сменам: я сторожил их днём, а старик – ночью. Однажды по какой-то причине он не пришёл на свою смену, и пришлось остаться на ночь на небольшой поляне недалеко от речки Луганки. С одной стороны этой речки ровный берег, а с другой достаточно крутой, на котором располагались балки, около которых зачастую и пасли молодняк. А про эти балки ходило немало чудных историй: вроде как и ведьмы там ходят, да и лешие появляются. Началась гроза, я спрятался в небольшом шалаше, обложенном сеном, и стал потихоньку засыпать. Проснулся, уже когда прошёл дождь. Светало. Я выглянул из шалаша, дул ветерок и шелестели листья. Шелест и странное дерево, которое с первыми лучами солнца казалось белым, превратились в моём воображении в ведьму, о которой и ходили байки. У меня был с собой топор. Я взял его и вышел. Осторожно приблизившись к “ведьме”, я распознал в ней всего лишь дерево...

...Но вернёмся к военному времени. Пробыв некоторое время в запасном полку, во время контрнаступления немецких войск я оказался в 216-м Гвардейском Стрелковом полку 82-й армии под командованием Чуйкова. На дворе уже был 1943 год. Однажды в сентябре– октябре мы переправлялись через реку Днепр. Я был миномётчиком. И вот мы на плечах тащили плиты, которые весили около 30 килограммов. Кроме того, ещё 3–4 мины, которые необходимо бросать, а каждая весит по 3,5 килограмма, автомат, пара дисков. И всё это ты как лошадь на себе тащишь. Когда мы переправлялись, в голове мелькало много разных мыслей. Но одна помнится до сих пор: “Вот если бы в наш понтон попал какой-нибудь снаряд, то мы бы уже дав-

152

но кормили рыбу”. И вот когда вспоминается такое, думаешь: слава Богу, что тогда всё обошлось.

Так мы и переправились через Днепр. После переправы были бои – много боёв. Шёл уже февраль месяц. А в Украине в это время такая погода: там ведь чернозём, оттого и грязь ужасная. Так вот если упадёшь в такой чернозём, то и не встанешь. Хотя даже если и встанешь, то он облепит тебя со всех сторон и будет тебя к земле тянуть. На календаре было 6 февраля. Мы как раз шли в наступление. На одном из украинских курганов (насыпи, где кто-то похоронен) недалеко от кукурузных полей засели немцы. Мы пошли в атаку. Продвигались к ним очень быстро, но не смогли пройти 200 метров, как они открыли по нам огонь. Пулемётная очередь, от которой мы пытались укрыться, настигла меня. Тогда я получил своё первое ранение – в ногу. Тогда ещё из обмундирования на мне были ватные брюки да телогрейка. Пуля попала в ногу так, что пробила ремень и прошла внутрь. Я упал недалеко от кукурузных посадок. Лежу и не могу ничего понять. И ведь нет возможности перевязать рану, а кровь оттуда прямо хлещет. Собрав все оставшиеся силы, я постарался доползти до кукурузы. Там увидел парня и говорю ему: ”Помоги мне перевязать ногу”. А парень мне отвечает: “А как я тебе перевяжу?” Кровь не переставала течь. И без того пропитавшиеся чернозёмом и кровью ватные штаны становились всё тяжелее и тяжелее. Рядом лежала винтовка. Я решил встать. Опершись на винтовку как на костыль, я стал подниматься. Мне удалось сделать всего лишь пару шагов, и сзади от меня разорвалась мина. Осколок попал в ту самую раненую пулей ногу только уже с обратной стороны. Я упал. Через некоторое время мне удалось прийти в себя. Смотрю, недалеко от меня окоп, в котором лежит лейтенант и курит. Почему-то в тот момент мне очень сильно захотелось курить. Я дополз до окопа и попросил у него закурить. Лейтенант удивился и ответил: “Тебе не курить надо, а в медицинскую часть”. Но одновременно со своими словами он протянул мне папиросу, выкурив которую я почувствовал себя совсем неладно. В глазах помутнело. Я потерял сознание.

Очнулся я уже среди санитаров в медсанчасти. Хирургом был совсем молодой парень. Он сообщил, что у меня гангрена и заражение крови и что он попытается провести операцию. Запомнилась его фраза: “Выдержишь, значит, отправишься на войну, не выдержишь – отрежем ногу и всё”. Санитары развели марганцовку так, что она была очень тёмной, как чернила. Смочив бинт в этом растворе марган-

153

цовки, его старательно загоняют в рану. Боль я испытывал просто сумасшедшую. Меня отнесли в маленькую комнатку и положили на матрас. Через 2 часа они вернулись, боль стала мало-помалу проходить. Тогда они снова отнесли меня в процедурную и проделали всё заново. Так через неделю мою ногу просто фактически спасли.

Забинтованного и загипсованного меня посадили в поезд и отправили в Баку. Через 5 суток мы были на месте. В Баку я оказался в госпитале, где и сняли гипс. Случилась там довольно смешная история. Кормили нас в основном рисовой кашей с айвой да ещё давали по три кусочка сахара. Курить не давали. Довольствие у солдата было всего 10 рублей. А рядом с госпиталем был армянский базар. Вот мы с другими больными собирали эти кусочки сахара. Насобираешь 5–10 кусочков и тот, кто в состоянии ходить, идёт на базар и меняет их, например, на табак или на вино. В госпитале я провёл около трёх месяцев.

Как только нас выписали из госпиталя, мы поехали на поезде дальше. Через Тбилиси нас довезли до Боржоми. Дальше мы попали в горы на границу с Турцией. Кормили нас третьим пайком: 650 грамм хлеба, ложка кукурузной каши, рассольник и 200 грамм тюльки. Там же готовили и горных стрелков для того, чтобы воевать в Карпатах. Параллельно этому набиралась маршевая рота на фронт. Я, конечно же, выбрал маршевую роту. Нам выдали новое обмундирование: ботинки английские, шинель американскую, гимнастёрку и брюки иранские, песчаного цвета, и только портянки были русскими. И вот мы отправились с Боржоми на фронт. Ехать необходимо было 18 суток. Выданный паёк, понятное дело, быстро закончился. И вот, доехав до Тбилиси, выходили на базар и меняли американскую шинель на русскую с доплатой в 500 рублей.

Везли нас в товарном вагоне. Днём нигде не отпускали. Высадили нас на границе с Польшей. Так мы попали на 1-й Белорусский фронт. Именно здесь я впервые увидел реактивные снаряды, состоящие из длинной трубки и головки-болванки. Тогда они ещё не были сильно распространены, но привозили их к нам в большом количестве. Во время первого наступления на Польшу я наблюдал, как запускали эти “ракеты”. Хороши эти снаряды. Ямки от них, наверное, метров 7–8 в ширину и 4–5 метров в глубину.

Освобождали мы Польшу. Там земли ужасные – песчаный грунт. Дело в том, что мы (пехота) просто не успевали, танкисты шли на 30–40 километров, обгоняя нас. Тогда было очень красиво в Поль-

154

ше. Спела вишня. И, боже упаси, чтобы ты зашёл в сад и нарвал себе вишни. Этого делать не разрешалось, потому что, можно сказать, мы хотели “произвести на них хорошее впечатление”, чтобы поляки смотрели на нас, а не на Запад. Наше наступление продвигалось не сказать чтобы быстро, но совсем немедленно. Нам удалось достигнуть берегов реки Вислы, где мы сумели занять плацдарм в 5 километров в ширину и вдаль на 1,5 километра. Вот тут то и были самые жестокие сражения. Мы успешно сражались и смогли расширить плацдарм до 15 километров в ширину и в глубину. До 14 января мы просидели в обороне.

Сильнее всего нам удалось расширить плацдарм в то время, когда наш батальон занял одно село Кирха. Командир нашего батальона приказал рыть окопы. А там ведь грунт такой, что только выдолбить можно окоп. Ну, ничего, мы смогли выкопать так, чтобы можно было лечь, и спины не было видно. Около 16:00 немцы неожиданно обошли нас слева. Получилось, что с одной стороны оказался вражеский танк, а с другой – автоматчики. Началась атака. Артиллеристы открыли огонь. Как упадёт снаряд недалеко от тебя, так просто выбрасывает из окопа. Тогда командир решил отдать приказ, чтобы наши сослуживцы открыли огонь прямо по нам, но вовремя передумал. После пары дней таких сражений стало темно, будто сумерки. Мы решили отступать назад. В то время мы находились на такой местности, похожей на обычное поле, где уже было собрано много снопов. И вот мы попытались продвинуться немного назад, но немцы снова открыли огонь и подожгли эти снопы. Немногим удалось выскочить с поля боя, но мне и ещё троим моим товарищам посчастливилось остаться в живых. Мы бродили всю ночь в поисках родной части.

Брали мы и Познань, и Варшаву. В Познани даже была построена своего рода крепость, в которой находилось 250 тысяч немцев. Бои были безумно жестокими и продолжались они месяцами. С поля боя не вернулось много моих сослуживцев, погибло три командира батальона.

Однажды нас как пополнение направили в другой батальон. Построили перед офицером, а он указывает пальцем куда-то вдаль и говорит: “Вон тот дом видишь? Там сидит командир роты. Сначала вам надо прорваться к нему, а потом осуществляйте захват всех последующих домов”. На том месте, куда указывал офицер, стояли в ряд несколько домов. Они чем-то напоминали бараки, но имели два этажа

155

ибыли построены из кирпича. Первый дом был занят нашими войсками, а вот второй был оккупирован немцами. Чтобы попасть из одного дома в другой, необходимо было бежать по открытой и отлично просматриваемой местности. Но самое больше неудобство заключалось не в этом, а в том, что ряд из этих “бараков” был выстроен на склоне. На возвышенности, то есть у первого дома, стояли наши пулемётчики. Расстояние между домами составляло около 200–300 метров. Подошли мы к пулемётчикам и спрашиваем, указывая на следующий дом: “А как туда попасть?” Ответ был неутешительным: “Бежать напрямую по открытой местности”. Тогда мы решили, что пулемётчики немного постреляют, хотя бы для того, чтобы отвлечь немцев, а мы попытаемся прорваться к зданию. Даже не знаю, за какой промежуток времени мы смогли преодолеть это расстояние, но бежали настолько быстро, что, наверное, на кроссе заняли бы первое место. Забегаем мы в дом, а там стоит лейтенант и ещё пять солдат. Вот и получилась небольшая рота: нас – три человека, пятеро солдат

илейтенант. Немцев в самом доме не оказалось. Я был назначен старшим. Следовало продолжать захват этих зданий. Опять же мы, как пули, пронеслись до следующего дома, точнее, до его угла. Он был уже слегка разбомблен. Я предложил занять хотя бы первый этаж для начала, а немцы, пускай, сидят на втором. Тогда у меня с собой было шесть или семь гранат. И вот, пробегая мимо каждого окна, я кидал в него по гранате и так продолжал, пока не добежал до дверей, куда и бросил последнюю гранату.

Пока мы собирались, чтобы заглянуть в дом, из-за противоположного угла здания выскочили немцы с противотанковыми фаустпатронами. Вся наша маленькая рота легла на землю, а я почему-то так

иостался стоять. Таким образом, началась некая игра в кошкимышки. Немец выглянет из-за угла, я стреляю в него. Один солдат противника решил кинуть в меня гранату. И вот он замахнулся для броска. Граната прилетела к моим ногам, в тот момент, когда я выстрелил в него. Не знаю, попал ли я в него или нет, но больше он не высовывался. Увидев прилетевшую гранату, я уже ждал, что она взорвётся, но или немец был неопытный, или просто впопыхах кидал, но он забыл выдернуть “заглушку”. Каким-то образом я развернулся так, что выстрел попал мне в плечо и спину, и я остался жив. Рука быстро отнялась. Оружия у меня не было. Но я не замешкался. Схватив второй рукой гранату, которую “подарил” мне немец, выхватил зубами

156

кольцо из гранаты и бросил в то место, где скрывались наши противники. Поднялась пыль, и в этой мгле мне удалось проскользнуть к лейтенанту. Он перевязал мне рану и отправил обратно на поле боя. Это было моё второе ранение, которое я получил 10 февраля.

С наступлением мы дошли до реки Одер, а потом уже вошли и в Берлин. Самое яркое воспоминание о Берлине – это плакат, который мы увидели, только-только подходя к городу. На нём был изображён солдат, указывающий рукой на Германию. Наша часть не дошла до рейхстага всего 300 м, поэтому, к сожалению, не смог оставить там свою подпись.

Войну я кончил рядовым солдатом. В Берлине встретил своего земляка, который в то время был старшим вычислителем при артиллерийском полку. Вспомнили старое время, разговорились. Выяснилось, что у него не получается демобилизоваться, потому что он не может найти замену на своё место. Узнав, что я окончил 9 классов, земляк предложил мне занять это место. Написали ходатайство, около 3-х месяцев я служил вместе с ним, а потом товарища демобилизовали, далее я нёс службу на его месте, но уже в звании сержанта. В 1947 году демобилизовали рядовых, а сержантов и офицеров оставили продолжать нести службу. После войны, таким образом, я прослужил 2 года в Берлине, 1 год в Польше и остальное время в Петрозаводске.

Так же я состоял в комсомольской организации и в армии был её секретарём.

Получил за время войны два ордена Славы, медали “За освобождение Варшавы”, “За взятие Берлина”, “За победу над Германией” и ещё около 30 медалей, а также юбилейный орден Великой Отечественной войны I степени и медаль “За освобождение Белоруссии”».

157

История родного края

СПАСИБО РОДНОМУ ГОРОДУ!

М. Гордеева, гр. ТГВ-10П1 (научный руководитель канд. ист. наук, доц. Н.В. Кабакова)

Родная Тара … Она снится по ночам, в ней все знакомое, привычное и родное. Стоило лишь уехать на учёбу в другой город, и сразу стало понятно, что она вошла в мою жизнь как нечто очень дорогое и необходимое. Как много связывает меня с ней… Это связь с прошлым, которую я сохраню в своём сердце на всю жизнь.

Во времена Столыпинских земельных реформ у людей появилась вера в то, что их жизнь может измениться к лучшему, вера в собственные силы. Они в начале XX в. из центральных районов России стали переселяться на малозаселённые территории Сибири и Дальнего Востока, чтобы осваивать, развивать их и строить новую жизнь.

Ехали переселенцы большими семьями. Сначала ставили времянки, ютились там. Хорошие хозяева за год выстраивали большой, крепкий дом. В первую очередь старались наладить хозяйство: разводили скот, распахивали пашню, сеяли хлеб, собирали урожай, рубили загоны для скота. Каждый приехавший на эту землю внёс свой уклад жизни, частичку культуры, воспитания, образа жизни – эти люди и стали гордо именоваться Сибиряками.

Так и фамилия Гордеевых плотно обосновалась в Таре – маленьком сибирском городке на берегу Иртыша: молодая семья Семена Гордеева переселилась сюда из Великого Новгорода. Шли годы, они построили дом, обзавелись хозяйством, воспитали здоровых сыновей. И с того времени фамилия Гордеевых так или иначе связана с историей Тары.

В 1941 г. в жизнь всех советских людей ворвалась страшная беда, которая коснулась каждой семьи. Мужчины, юноши… все уходили на фронт. Мой прадед, Федор Семенович, родившийся в 1909 г., и его братья были в числе добровольцев. В 1942 г. в битве под Сталинградом прадед погиб, а затем был посмертно награжден медалью «За отвагу». Его имя и имя его братьев навсегда увековечено на мемориальной доске в сквере Победы города Тары. И похоронку, и медаль получила его жена Маруся, оставшаяся с пятью детьми на руках...

158

Тяжелые это были времена. Не только на фронте народ не смыкал глаз, но и в тылу день и ночь кипела работа. Все трудились для фронта, ради Победы.

Вгоды Великой Отечественной войны предприятия Тары выпускали валяную обувь для фронта, овчину, болванки для оружия. В 1943 г. колхозы района продали государству рекордное количество зерна и мяса. А еще Тара принимала эвакуированных детей. Женщины, дети и старики выполняли подчас непосильную работу – заготавливали и сплавляли лес, трудились на полях, на заводах. И все для того, чтобы поскорее приблизить победу.

И, наконец, наступил 1945 год. Война закончилась. Настало время заново отстраивать свою жизнь, восстанавливать экономику, наращивать производство, учиться жить по-новому.

Дети прабабушки Маруси к тому времени уже выросли. Среди них был и мой дедушка – Дмитрий Федорович. Красивый, высокий мужчина, к тому же очень ответственный и работящий. Он был отличным руководителем, уважаемым в городе человеком. И поэтому, когда в Таре зашел вопрос, кого назначить председателем нового молочного завода, его кандидатура была первой. Под руководством моего деда завод развивался и процветал многие годы. В 1993 г. после тяжёлой и длительной болезни дедушка умер.

Всемье Дмитрия Федоровича и Ираиды Андреевны Гордеевых выросло трое детей. Старший сын – Виктор, средняя дочь – Наталья и младший – Анатолий. Виктор и Наталья по сей день успешно продолжают дело отца, Анатолий работает на государственной службе. Все в настоящее время живут в Таре, создали свои семьи и не перестают поддерживать теплые, близкие отношения.

Вот и я выросла в этой замечательной семье, окруженная заботой и любовью, воспитанная на уважении к старшим, к своим родственникам. Знаю, сколько трудились мои прадеды, чтобы я была сейчас здесь и видела этот мир. Спасибо им за то, что не побоялись приехать в далекую Сибирь, выжить здесь. Спасибо за мое будущее тем, кто ушел на фронт, и тем, кто трудился в тылу. Спасибо тем, кто воспитал меня и поставил на ноги. И спасибо моему родному городу, за то, что хранит память об истории моей семьи.

159

СТАНОВЛЕНИЕ СЕЛА ТРОИЦКОГО

К. Крымская, гр. СНГ-09Т1 (научный руководитель канд. ист. наук А.А. Крих)

Краеведение – именно та сфера, которая обеспечивает непрерывность развития и преемственность поколений, сохраняя культуру и традиции.

Каждый человек – соучастник бытия прошлого, настоящего и будущего. Корни человека – в истории и традициях семьи, своего народа, в прошлом края и страны. В ходе истории передаются из поколения в поколение вечные ценности личности: трудолюбие, честность, справедливость, совестливость; чувства национального достоинства, дружбы, уважения к старшим поколениям, долга, милосердия; чувства хозяина.

Знакомясь с историческими материалами, мы представляем себе, как было основано село, как оно росло и благоустраивалось. История эта дорога и значима, она рассказывает о тех жителях, которые принимали участие в становлении, развитии и процветании села. Изучение истории края, села способствует патриотическому воспитанию, повышению культурного уровня населения.

Поэтому я хочу рассказать молодому поколению об истории становления и развития села Троицкое, Омского муниципального района, Омской области.

Сибирское казачье войско (СКВ) располагало юртовыми землями, которые сдавало в аренду. В архивных документах указаны заявления Ардакова и Косицына с прошением об аренде в 1899 г. Резолюция гласила, что Ардакову отдать участки № 21, 22, 23, 24, 64, 65 – 5991 десятин для выпаса скота на один год.

Интерес к юртовым землям казаков проявил Филипп Филиппович Штумпф. Войсковой наказной атаман утвердил в аренду земельный участок № 64 Штумпфу 17 февраля 1900 г. сроком на 12 лет. Весной 1901 г. распахали 150 десятин земли из 4867 десятин арендованной. Часть своего участка (1064 десятины) Штумпф передал в аренду с 1 апреля 1905 г. на двенадцать лет крестьянам Егору Косицыну, Мирону Аистову, Ивану Дмитриеву, Ивану Лонщакову за плату 589 рублей 46 копеек в год.

160