2544
.pdfг. Омск, устроился в строительный трест, тоже плотником. А в конце 1940 г., где-то в декабре, он вернулся и перевез нас всех в г. Омск.
В г. Омске мы стали снимать квартиру, а в июне 1941-го (еще до войны) нам дали комнату в бараке. Жили мы в Молотовском районе, ныне Октябрьском. Город тогда выглядел совсем по-другому. Мы жили на месте нынешнего завода им. Баранова, а вокруг был пустырь. На некотором расстоянии от наших бараков находилась Кордная фабрика, а напротив нее – Шинный завод. Неподалеку находилось танковое училище. В барак мы вселились где-то 19 или 20 июня, а 21 июня, играя во дворе с ребятишками, заметили пожар на Кордной фабрике. Мы бегали на него смотреть, было очень страшно, потому что мы видели, как люди выпрыгивали из окон со второго этажа. Пожар удалось потушить. Уже много позже, в 1950 г., я познакомилась с женщиной, которая до войны работала на Кордной фабрике. И когда эта фабрика горела, была как раз ее смена. Сама она находилась на втором этаже. Вдруг все почувствовали запах гари, и весь цех наполнился дымом. Мастер отключил все станки, и люди стали эвакуироваться, но это было практически невозможно, потому что все было в дыму. Вот и сталипрыгать из окон. Причинуже пожаратакниктои не узнал.
22 июня 1941 г. началась война. На второй день мужчин, наших соседей, начали забирать в военкомат. Тогда мы и узнали о том, что случилось такое страшное горе. Родственники, провожая своих мужчин на фронт, плакали, а мы, ребятишки, жались друг к другу от страха, так как плохо понимали, что происходит. Было очень страшно. Отца нашего на фронт не забрали, потому что у него видел только один глаз. Но встречались мы потом очень редко, и если сначала он изредка приходил домой, то когда в сентябре начали приезжать в город эвакуированные и стали строить завод им. Баранова, мы практически вообще не видели папу. Он приходил раз в два месяца, приносил нам зарплату, и снова уходил. Так и жили.
Мы с Аней учились в женской школе № 46, куда ходили только девочки. А школа № 1 была мужской. На Новый год и на другие праздники нам устраивали общие вечера, которые проводили то в нашей школе, то у мальчиков. Но с сентября по ноябрь мы у себя не учились, потому что в нашей школе жили эвакуированные, так как для них жилье только еще строилось (на улице, которая сейчас называется Б. Хмельницкого, а тогда это была 10-я линия). В то время мы пешком ходили в татарскую школу, что была на ул. Декабристов. Проходя мимо нашей школы, мы видели эвакуированных, которые
141
прямо на улице готовили на кострах себе еду. Хорошо, что осень в тот год выдалась теплая. Приходя в школу, каждый день у себя на партах мы находили стакан чая и булочку. А в ноябре эвакуированных расселили, и мы вернулись к себе.
Жить было тяжело, но все так жили. Продукты получали по карточкам. Мы с мамой подрабатывали уборщицами, чтобы получить хоть какие-то деньги. Стирали белье чужим людям. Работали месяц, а получим деньги – хватит только на булку хлеба.
Вавгусте 1942 г. меня отправили в Саргатский район в пионерский лагерь. Кормили там плохо, а мы должны были собирать колоски и отдавать их колхозу. И каждый день я покупала у колхозницы кружку молока, на 1 руб., который мне присылала мама.
Во время учебы нас возили за Кировский район «на капусту», таким образом мы помогали колхозу в сборе урожая.
А однажды ночью наш барак загорелся. Мы все спали и ни о чем не подозревали. А рядом с бараком стояла 7-я колония. Часовой с вышки увидел, что барак горит, и, по счастливой случайности, увидев женщину, поздно возвращавшуюся домой с работы, крикнул ей, чтобы она разбудила жильцов. Нас всех разбудили, и мы стали через окошко вытаскивать вещи. Слава богу, пожар затушили вовремя, и мы вернулись вместе с вещами обратно.
Несмотря на тяжелые годы, воровства не было вовсе. Вплоть до 1943 г. мы вообще жили с постоянно открытыми окнами. Вообще у нас было очень спокойно, если у кого была беда, то мы все вместе им помогали, особенно тем, кому приходили похоронки.
Летом мы с ребятишками бегали на железную дорогу собирать уголь, упавший с вагонов, для зимы, чтобы топить дома. Но в 1942 г. или 1943 г., не помню точно когда, летом мы как всегда пришли на железную дорогу, а там стояло оцепление, солдаты охраняли состав, как мы потом услышали от взрослых, с дезертирами-власовцами. И нас не пустили. Акогдасостав уехал, мыснова стали приходитьтуда за углем.
В1943 г. распространялись слухи о том, что в г. Омске появилась банда «Черная кошка», которая грабила квартиры. И, несмотря на то, что у нас в бараке все жили бедно, мы боялись. К примеру, у нашей соседки, у которой муж вернулся с войны без руки, и у которой был маленький ребенок, был такой случай: как-то ночью (она осталась дома одна с ребенком, так как муж работал сторожем) она увидела в окне, которое ничем не завешивалось, лицо незнакомого мужчины. И хоть и было-то у нее дома всего ничего: кровать с солдатским одеялом, кровать-качалка для ребенка и небольшой столик, она очень испугалась. А потом она услышала смех на улице: это бандиты
142
смеялись над тем, что у них и воровать-то нечего было. С тех пор эта женщина стала занавешивать окно на ночь тем одеялом, а мы стали запирать окна и двери.
Мы с классом ходили в военный госпиталь к раненым и выступали перед ними: рассказывали стихи, пели песни. Было страшно ходить туда, даже несмотря на то, что нас, как еще маленьких, не водили к тяжело раненым.Завод в то время уже начал свою работу и отца мы стали видеть чаще. Мама готовила еду, но есть было особо нечего. Летом варили суп из крапивы с лебедой, по карточкам получали хлеб, иногда рыбу. Варили овсяный кисель. Трудно жилось.
В Исилькуле у нас остались родственники, и, чтобы приехать к ним, необходим был пропуск, который выдавала милиция. Маме пропуск не давали, но она все-таки добилась и стала ездить в Исилькуль. Там она меняла одежду на продукты: на муку, зимой – на молоко. Когда у нас была мука, мы делали похлебку, затируху. Если мама привозила лишнюю муку, то она продавала ее женщине, которая пекла лепешки, и рабочим у завода им. Баранова. Тогда было немного легче. Мама меняла одежду своего брата, который ушел в армию еще в 1939 г. Уже когда началась война, он написал маме из г. Магадана, чтобы та не берегла его вещи, а продавала их и кормила семью. Вот так мы и выживали.
От взрослых мы слышали, что в г. Омске было много рабочих со Средней Азии, это была так называемая «труд-армия». Они работали на заводах, на стройках. Зимой было очень холодно, а одежды теплой у них не было. И мы слышали, что очень много людей позамерзало. А потом их вернули обратно.
На протяжении всей войны мы следили за событиями в стране: каждый день перед уроком в школе нам наши учителя рассказывали новости, а также мы слушали радио. А в мае 1945 г., уже даже не слушая радио, приходя в школу, мы кричали, что война кончилась, хотя об этом еще никто и не знал. Вплоть до 8 мая мы считали, что война уже кончилась. А 8 мая 1945 г., придя утром в школу, мы уже все бегали по коридорам в школе и кричали: «Война кончилась! Война кончилась!» Но пришла наша классная и сказала: «Война еще не кончилась, дети, успокойтесь».
Мы очень ждали окончания войны, и 9 мая мы снова носились по школе с криками «Война кончилась!» Как сейчас помню, прозвенел звонок, и в класс зашла наша классная руководительница Нина Ивановна. Она плакала. «Дети, война кончилась, – вот что сказала нам Нина Ивановна. – Пейте чай и идите домой, сегодня занятий не
143
будет». У нее самой погиб муж и сын на фронте, поэтому мы знали, что для нее значит окончание войны и почему она плакала.
Когда я шла домой со школы, то уже летали повсюду самолеты и бросали листовки, на которых было поздравление для всех с окончанием войны. Придя домой, я прочитала маме эту листовку, так как мама была неграмотная. Они с братом тогда болели. У Саши было воспаление легких. Когда я сказала маме, что война закончилась, она попросила меня затопить печку, и я пошла рубить дрова, которые привез папа. И когда я рубила срезку, то одна отлетела мне прямо в бровь. Я пришла домой, затопила печку, и даже не заметила, что у меня текла кровь. А мама перепугалась. Но все обошлось.
Затем я пошла в магазин и по карточке, как сейчас помню, получила соленую селедку. Я пришла домой. Брат (ему было тогда уже 5 лет) попросил хвостик селедки. Я отрезала и дала ему. Он пососал, не ел, а только пососал, и после этого стал поправляться.
После окончания войны папа каждый вечер стал приходить домой. Но нельзя было сказать, что жизнь у нас наладилась. 1946 и 1947 гг. были очень трудными. И хоть карточки и отменили, с продуктами все равно было трудно. Радовало только одно: каждую весну цены понижались. А в 1948 г. отцу дали дом по контрактации. В нем было две комнаты и кухня.
В сентябре 1948 г. я поступила в финансово-экономический техникум, проучилась один семестр и в конце 1948 г. его бросила, потому что родителям было тяжело, пошла работать. Старшая сестра в то время уже работала.
Вот так и старались выжить. И хоть и было тяжело, но тяжело ведьбыловсем, и, помогаядруг другу, мыпережили эти ужасныегоды».
Какое-то странное чувство я сейчас испытываю. Неужели это действительно было? С моей бабушкой? Сейчас, когда на дворе ХХI век и нет никаких проблем с едой или одеждой, очень тяжело поверить в то, что еще совсем недавно, люди так жили. По рассказам моей бабушки, Нины Прокопьевны, я поняла, что это было на самом деле очень тяжелое время, время, которое закалило характеры тогдашних ребятишек, которые были вынуждены повзрослеть раньше, чем следовало, у которых было такое нелегкое, полное боли и лишений детство.
144
ИСТОРИЯ СЕМЬИ В ГОДЫ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ И ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
В. Ухмылов, гр. АДб-10Д2 (научный руководитель канд. ист. наук О.С. Охтень)
Семья – один из шедевров природы.
Д. Сантаяна
Меня зовут Владислав Сергеевич Ухмылов (18 лет). В этой небольшой научно-исследовательской работе я поведаю об истории своей семьи (основываясь на рассказах прабабушки). Итак, мы сейчас погрузимся в прошлое, чтобы представить, как это было.
Мой прапрадедушка был крестьянином, звали его Дмитрий Нестеров, работал на земле помещика (т.е. был батраком). За это получал кров и деньги. В 1914 г. моего прапрадедушку судьба свела с Татьяной (т.е. моя прапрабабушка). Через год у них родился Фёдор, а ещё через 4 года Аня (моя прабабушка).
В 1917–1922 гг. идёт стихийный крестьянский передел земель. Шло большое создание отрубов и хуторов. Недалеко от нашей деревни находится несколько лесов, они названы Воробьёв, Траценко, Липичев и др. (на их полянах находились хутора, на которых жили люди с такими фамилиями). Мой прапрадедушка со своей семьёй жил на хуторе Воробьёв.
С 1929–1937 гг. осуществляется большевистской политикой коллективизация, «ликвидация кулачества как класса». Государство не могло предоставить кредиты, технику, удобрение. Оно пошло на простое обобществление труда. Как говорил бывший министр Временного правительства России П. Милюков: «Сталин как никто из русских государей понял общинную душу русского народа и создал колхозы».
Поэтому все хутора, которые были в округе, были объединены, а кулаки раскулачены. На основе этого был создан колхоз. А деревня стала называться Чапаево (в 2001 г. переименовано в НовоПетроград). К этому времени Анна и Фёдор уже повзрослели и пошли на работу в колхоз. Работа была сложной и трудной для подростков.
Прабабушка и её брат, как и все в колхозе, работали за трудодни. Трудодень – мера оценки и форма учёта количества и качества
145
труда колхозника в колхозном производстве (1930–1966 гг.). Учёт и оценка труда колхозника в трудоднях вытекает из особенностей соци- ально-экономической природы колхозного производства.
«Перед трудоднём все равны и мужчины и женщины. Кто больше трудодней выработал, тот больше и заработал», – фрагмент из речи Сталина 10 ноября 1935 г. Если в 1936 г. средняя выработка на один колхозный двор равнялось 393 трудодням, то в 1939 г. эта выработка увеличилась до 488 трудодней.
Жить было очень трудно, но, а если ты ещё вдобавок имел семью в двойне тяжелей, в этой ситуации приходилось искать выход. Наиболее доступным выходом была кража.
7 августа 1932 г. был издан закон «Об охране социалистической собственности», получивший в народе название «Закон о пяти колосках», предусматривавший две меры наказания для расхитителей колхозной собственности: 10 лет тюремного заключения или расстрел.
Такие случаи не обошли нашу деревню. Иногда поздно вечером приезжали представители закона на чёрной машине и забирали целыми семьями. Так как широко было развито «стукачество» и зависть. Всего по этому закону было расстреляно 2100 человек.
Так протекала жизнь моих предков в период коллективизации. 22 июня 1941 г. началась Великая Отечественная война.
Фёдор и многие мужчины нашей деревни уходят на фронт, оставляя семью (к этому времени у Фёдора была жена и ребёнок). Через год пришла похоронка. Прапрабабушка Таня не вынесла потери сына
ив августе 1942 г. скончалась (прапрадедушки уже не было в живых). Прабабушка Анна к этому времени была беременна. Она с трудом перенесла потерю брата и матери. Как она говорила: «Я за ночь поседела». В этом же году у неё родился сын Виктор. Одной молодой маме было очень трудно. С одной стороны, ребёнок, которого нужно было растить, а с другой – война.
Просидев с ребёнком несколько дней, она его стала оставлять у бабушки-соседки, которая жила через дорогу, а сама – на работу. Как
иво всех регионах, у нас рабочий день начинался рано и заканчивался поздно, а во время посевной начинался в 4 часа утра и заканчивался поздно вечером. Кроме этого нужно было успеть засадить свой собственный огород. Из-за отсутствия техники все работы приходилось выполнять вручную. Если же у прабабушки появлялось свободное время, она старалась подработать, заработать хоть какую-нибудь крошку, чтобы дать её маленькому Вите.
146
За время войны прабабушка научилась пахать, бороновать и многое другое. За что получала трудодни. Посевные земли были сокращены, так как ощущалась нехватка трудовых ресурсов для их обработки. Это привело к необходимости максимально изымать зерно у колхозов. Вышло постановление правительства «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней» (апрель, 1942 г.). Согласно этому закону, каждый колхозник старше 16 лет должен был теперь отрабатывать для различных краёв и областей 100, 120 и 150 трудодней. Как и всё хорошее, так и плохое рано или поздно заканчивается. Как страшный сон, прошла война.
В 1945 г. у прабабушки родился второй сын Борис (мой дедушка), к этому времени уже подрос и первый сын Виктор. Он мог присматривать за младшим братиком. Время шло, и из вчерашних мальчишек выросли два прекрасных юноши. Дедушка имел влечение к технике, поэтому стал трактористом. За свою жизнь дедушка работал кочегаром, киномехаником и прекрасно играл на гармошке.
Дедушка женился в 19 лет. Её звали Валентина. Она всю жизнь проработала дояркой в нашем колхозе. В 1974 г. у них родился пятый ребёнок (её назвали Валя – это моя мама). Таков мой маленький рассказ об истории своей семьи по материнской линии.
Я согласен со словами философа Ф. Адлера: «Семья – это общество в миниатюре, от целостности которого зависит безопасность всего большого человеческого общества».
СУДЬБА ЧЕЛОВЕКА В ГОДЫ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ И ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Л. Церкович, гр 12 АДб (научный руководитель канд. ист. наук О.С. Охтень)
Человек и история. Эти два слова имеют много общего. Хотя они пишутся по-разному, но взаимосвязаны. Человек делает историю, а история руководит человеком. Примеров можно привести множество, но я хочу рассказать историю жизни моего деда, Николая Ивановича Церковича.
Родился он 4 декабря 1926 г. в деревне Хрисо Брестской области. Это был тяжелый год: лютая зима, неурожай. И в большой семье Церковичей родился еще один сын. Деревня, где родился дедушка,
147
находилась на территории, которая в то время принадлежала Польше. Коллективизация, создание колхозов затронули деревню намного позже, чем соседние районы. У дедушкиной семьи был большой сад с различными фруктами, была небольшая мельница, поля засеянные рожью. В семье ткали и пряли. Вся одежда была пошита матерью и старшими сестрами.
Дедушка в семь лет пошел в церковно-приходскую школу. Там учили на польском языке. Он окончил четыре класса. Было сильное влияние католической церкви. Соблюдались все церковные праздники. Хотя дедушка и его родители не поляки по национальности, а белорусы, они выполняли заведенные правила. Из рассказов дедушки я узнал, о том какие отношения были между родителями и детьми. Младшие испытывали к старшим глубокое уважение. Нельзя было сесть за стол раньше родителей, без разрешения отца и молитвы нельзя было приступать к еде. Работа по дому выполнялась всеми, ведь знали, что трудятся для себя.
Но вскоре все изменилось. Коллективизация дошла до деревни, где жила дедушкина семья. Были установлены правила, по которым большую часть урожая нужно было отправлять в «общий котел». Для растущей страны советов требовалось и продовольствие, и денежные средства. Так как денег не было, но было продовольствие, то оно и забиралось. Каждое дерево в саду было обложено налогом. От каждой курицы нужно было сдать яйца, от коров масло, творог, сыр. Было подсчитано и переписано все хозяйство. Величина налога была очень большой. В расчет не бралось количество едоков в семье. Были отданы в колхоз не только продовольственные запасы, но и животные.
Многие сельчане начали вырубать сады, убирать живность. Это делалось для того, чтобы не платить налоги, которыми они облагались. В конце 30-х гг. почти полностью были уничтожены личные хозяйства, все принадлежало колхозам – коллективному хозяйству. Каждый взрослый и подросток должны были выполнить свою норму трудодней. Заработную плату не платили, в селах в конце года давали натуроплату. Определенное количество зерна на количество едоков. Но оно было ничтожно мало, и не хватало до весны на пропитание семье. Кто не работал в колхозе, был признан кулаком, их целыми семьями выселяли в Сибирь.
В деревнях у людей не было паспортов. Только записи о рождении в церковных книгах. А тем временем в стране было объявлено о новой экономической политике. Пришла пора НЭПа. В городах нуж-
148
ны были рабочие для строительства фабрик и заводов. Из деревень молодежь начала уезжать в города. Тем, кто уезжал, был выдан документ – паспорт. Старшие братья и сестры дедушки тоже поехали в город.
Наступил 1941 год. Ничего не предвещало беды. Стояла хорошая погода. Прогнозы на урожай были замечательные, но им не суждено было сбыться. Началась война. Фашистские войска переправились через Буг рано утром. Берег реки, на котором когда-то рыбачил мой дедушка, был изрыт бомбами. Мой дедушка некоторое время прятался в лесах, а затем пошел воевать в партизанский отряд.
Он рассказывал, как воевал с фашистами на болотах Белоруссии: они рыли землянки и пускали поезда под откос. Так же рассказывал о холодных зимах 1942 и 1943 гг. Вскоре пришла весна. Спустя некоторое время Советские войска освободили родные места моего деда. А дедушка был призван в Красную армию. Он попал в зенитноартиллерийские войска. Освобождал Кенигсберг (нынешний Калининград). К концу войны он был стрелком на зенитной установке американского производства. Это оружие было получено после открытия «второго фронта». Тогда же дедушка и его сослуживцы попробовали американские консервы и шоколад. Это были запоминающиеся события в жизни молодых людей.
В общей сложности мой дедушка прослужил в Красной армии более шести лет. После войны была нехватка молодых людей, подлежащих призыву на службу, и не было замены. Демобилизовался дедушкав конце1949г. Возвратился домой, в родное село. Воз-
вращались домой и родные, угнанные во время войны в Германию на принудительные работы. Живы были родители дедушки и старшие братья и сестры. Дядя дедушки был тоже угнан в Германию, но ту часть страны, где был дядя, освобождали союзные американские
149
войска. И дядя не вернулся в родную Белоруссию, а эмигрировал в Америку. Через пару лет он подал весточку о себе. Родные были рады. Но по советским законам того времени все связи с капиталистическими государствами не разрешались. И родным пришлось отказаться от переписки друг с другом.
В 1951 г. мой дед встретил свою жену. Она вместе с матерью и сестрой перебралась в Белоруссию из под Вязьмы, Смоленской области. Дедушка с бабушкой поженились. Пожив год с родителями дедушки, молодые поехали в Украину. Там дедушка работал на графитной шахте.
Пришел 1952 год. Началось освоение целинных земель. Так бабушка с дедушкой оказались в голых степях Северного Казахстана. Куда не кинь взгляд, был виден горизонт степи. Строили дома, школы, фермы. Но это было потом. Сначала рыли землянки. В них и жили. Знакомились с местными жителями. Казахов было не очень много в округе. Было много поселений немцев. Села не имели названия. Были только номера. Строились совхозы,
но и были и колхозы. Дедушка работал на мельнице и на пилораме. Ведь леса для строительства нужно было много. Бабушка была и дояркой, и строителем. Моим предкам пришлось освоить большое количество профессий.
Ну, вот в принципе и все что я хотел рассказать о моем дедушке.
150