ignatov_ma_setevye_fenomeny_v_kulture_filosofskokulturologic-1

Если попытаться сразу уловить существо, «дух» сетевой ментальности современного пользователя и специфику net-мышления, то мы вправе сказать, что для такого типа мышления и соответствующей ментальности

«свобода выступает как реализация неопределенности, абсолютная потенциальность и абсолютная беспричинность, когда cпособность к непредсказуемым действиям cтановится элементарным свойством бытия.

Причем, для обоснования нерациональных, или даже саморазрушительных поступков человека совсем не обязательны определенные духовные потребности. В принципе, способность к непредсказуемому целеполаганию это онтологический феномен.

И потомy понятно, что в информационно-поглощающем мире, большие группы людей, вследствие системных процессов, ведут себя вполне предсказуемо – по закону больших чисел. На уровне класса или общины,

массы и т.п. конфигураций это очевидная и вполне удобная предсказуемость в социально-политической сфере используется с тем большим эффектом, чем жестче уничтожается, отбрасывается, пресекается и т.д. свобода индивида240.

Не претендуя на стопроцентную истинность, и допуская гипотетичность высказываемой точки зрения, позволим себе предположить, что в определенной мере процессы оформления культурно-исторических предпосылок формирования сетевой ментальности, «сетей» вообще,

закладываются на этапе неклассический науки с доминированием индивидуальной рациональности над коллективной и иллюзорностью субъективной нравственности, в последующем развиваясь в лоне постнеклассической науки. Сошлемся на отечественных исследователей,

которые пишут: «Постнеклассический тип рациональности основан на преобладании духовно-нравственных компонентов в рациональности с идеей

«одухотворения мысли» в качестве личностной необходимости. Его

240 Подробнее см.: Игнатов М.А. Феномен отчуждения человека в дискурсе информационно-сетевой культуры: дисс. ... к. философ. наук. 09.00.13. Белгород, 2011. С. 116.

141

существенной чертой является поворот к нелинейному мышлению и синергетической научной парадигме, где действует принцип недостаточности и последовательного, постоянного развития, готовности системы к появлению нового, к выбору альтернатив»241. Наряду с этим сегодня мы являемся свидетелями новых процессов, в русле которых «все ярче проявляются тенденции к сближению, усиливаются центростремительные силы и тенденции, что ярко проявляется в распространении единого образа мышления, стиля жизни, унификации жизни вообще.

Однако, как говорит В.А. Курдюмов, «надо помнить, что не любые простые структуры можно объединить в сложную. Попытки искусственно установить состояние, не свойственное данной системе, нелинейной среде,

приведет к неминуемому распаду его или потребует колоссальных затрат энергии и ресурсов для поддержания этого состояния. Диссипативные процессы разрушат все, что не отвечает потребностям системы,

перераспределив энергию, вложенные средства и т.д. в соответствии с внутренними тенденциями среды, а если эти тенденции не активизированы,

сведут систему к максимально неупорядоченному состоянию, хаосу или нескольким изолированным простым структурам»242. Это означает, что ключевым моментом в современном информационно-поглощающем мире становится согласованность темпов развития. То есть, начинает действовать

«принцип подчинения», когда «согласование взаимодополняющих процессов и использование критических объемов информации, порождает специфические механизмы саморегуляции, самоопределения отчуждения.

Обратившись к самым расхожим, деловым трактовкам термина

«виртуальный», читаем: «виртуальный – активный в осмыслении или в

241 Калинина Г.Н. Культурно-историческая феноменология паранауки. Дисс. Д.филос.н.,

Белгород, 2015. С. 139.

242 Белавин В.А., Курдюмов С.П. Режимы обострения и законы коэволюции сложных систем. К 90-летию С.П. Курдюмова // Актуальное. Синергетика и эволюционизм. URL: http://spkurdyumov.com.

142

действии, но не представленный в принятых определениях или в реальности243. В устном словоупотреблении «virtual» означает

«эффективный»244, при том, что по мере роста философических его идентификаций и теоретических проработок, осознаются определенные сложности его конкретизации и самоопределения. По ходу заметим, что история рождения данного понятия значительно опережает массовое вхождение в нашу жизнь современной «компьютерной эры».

Действительно, трактовки виртуального вариативны. Так, например, в

оптической отрасли употребляется термин «виртуальный (мнимый) фокус»,

мыслимая точка схождения лучей. В физической науке – «виртуальный, то есть действующий, но фактически не фиксируемый», или «дающий результат, но не существующий»245. В современном киберпространстве виртуальность уже визуализируется, и воспринимается тактильно, в также нашим слухом и пр. То есть, в широком плане понятие «виртуальность» выступает аналогом схожих понятий, смысл которых понимается в значении лишь мыслимого, но в реальности отсутствующего, не существующего»,

представляет собой некую идеальную модель объекта, явления, образа и пр.

Это парадоксальное сочетание свойств «быть» и «не быть», котрое обыденное сознание старается не замечать, придавая слову «виртуальный» значение чего-то неявного, скрытого, тайного, имеющий место фактически,

но не официально246. Специфика лика «виртуального» состоит в том, что,

будучи производным психики, фигурально выражаясь, – ее «зазеркальем»,

психические модели являются психике субъекта ровно так же, как и объективный мир. Виртуальный мир столь же действителен, как виртуальные частицы микромира, которые не регистрируются, не оставляют следов, не участвуют во взаимодействии элементарных частиц, изменяет состояние.

243URL: Business Speak // Oxford; Moskov, 1994.

244Англо-русский словарь /под ред. А. Е. Чернухина. М., 1971. С. 213.

245Burlington Universal Concise Dictionary. 1992.

246Игнатов М.А. Феномен отчуждения человека в дискурсе информационно-сетевой культуры: дисс. ... к. филос. н. 09.00.13. Белгород, 2011. С. 118.

143

Вопрос здесь в том, что различительный уровень, позволяющий провести четкую демаркацию между феноменами «оригинал – слепок», «факт – фантазия» и пр., зависит от множества факторов, куда включен буквально весь опытный, в том числе психический, багаж конкретного человека (от перцептивного практических, знаний до контекста культуры. В

этом смысле существо «виртуального» детерминировано совокупностью самых разных объектно-субъектных отношений и связей». Мир виртуальных объектов раскрывается как важнейший управляющий фактор, необходимый атрибут и условие существования сети. Подытожив, можно резюмировать:

под виртуальностью в широком смысле следует понимать некоторую

«особую» сферу психических моделей реальности разного уровня и сложности, продукт «творчестводелывания» индивида247.

Не секрет: познание всегда функционирует в подвижной культурно-

языковой среде, что связано с историческими этапами развития самого мышления, смена которых отражает генетическую логику возрастания уровней абстрактности, теоретичности и диалектичной парадоксальности знаия. В кульминации это ведет к разрыву между материальной действительностью и миром «чистой науки». В этом смысле разум как бы

«ангажируется» в познавательную ситуацию, организуя (а не исходно обосновывая и предзадавая) наше познание мира.

Интересны в этом плане рассуждения Башляра по поводу стадий (они же ступени) познания, в их совокупности называя их «эпистемологическими профилями», взаимодействие которых, проходя зазоры

«эпистемологического разрыва» и «эпистемологического препятствия»,

формирует ту или иную «картину мира». В сущности, имеются в виду разные типы научной рациональности и формы по (знания) в парадигме «научне – ненаучные). Сопряжение профилей базируется на принципах организации научного разума, включая принцип дополнительности, эффективного для

247 Там же. С. 122.

144

корелляции научной и иных форм (по)знания, «эпистемологических профилей». На данном основании между «эпистемологическими профилями» исключаются отношения преемственности и выводимости (но внутри

«профиля» действуют принципы приближения и пересматриваемости);

развитие знания, таким образом, антикумулятивно.

Он, рассуждая о ступенях/стадиях познания реальности, намеренно вводит понятия «субъективного прибавления» и прикладного характера разума как главных организаторов и «мотиваторов» человеческих созидательно-творческих порывов.

Впроцессе воплощения знания формируется особая

«рационализированная техническая реальность» или «реальность второй ступени». Эта неочевидная «реальность второй ступени» принципиально отлична от очевидной реальности, данной в обыденном (по) знании, которая

(обыденная реальность) «работает» лишь с «видимостями», «кажимостями», «неподлинной реальностью» (отсюда и требование «эпистемологического разрыва» с ней). Она, будучи не сводимой к естественной

(непосредственной) реальности, собственно, и познается человеком в результате постоянного конструирования мира (технореальности) и субъекта.

Отсюда представление об изоморфизме научного знания и реальности, о

первом как «карте» второго и об их все большем соответствии по мере возрастания знания.

Примечательно, что исследователи описывают ряд парадигм, которые обладают не только жизнеспособностью, будучи укоренены в представлениях больших групп людей и культур, но и имеют свои системно выстроенные космогонические и космологические представления,

определенные ценностные иерархии и цели развития. На эту тему весьма обстоятельно рассуждает В.И. Самохвалова в своей грантовой работе

«Полимодальность восприятия и истолкования мира», в которой аналитике

145

подвергается когнитивный диссонанс мышления человека в сопряжении с толерантностью нашего мышления.

Мы, в свою очередь, осмысливая кажущиеся парадоксальности человеческой ментальности и психики, связанные с феноменом полимодальности парадоксы приходим к выводу относительно наличия объясняющих факторов и причин достаточно комфортного существования человека сразу в нескольких парадигмах, представляющих собой разные модели мироустройства, в которых мир и человек в нем истолковывается в каждой «по своему». Так, одна из них – эволюционно-материалистическая,

научно-атеистическая парадигма; другая – религиозно-монотеистическая,

трансцендентно-креационистская парадигма; и имманентно-

креационистская, безлично-космическая парадигма.

В преломлении к теме диссертационной работы наш особый интерес вызывает информационно-кибернетическая парадигма, по которой Вселенная

(вариант Х. Моравека), представляет собой единый гигантский компьютер,

где сознание есть результат соответствующих субвычислений, с

запрограммированной жизнью человека, а его судьба оказывается предопределенной очень своеобразным Богом, который, по определению Р. Пенроуза, есть «лучший в мире системотехник», соответственно,

бессмертие достижимо путем отцифровки (версия (Т. Лири). Сюда же относится весь спектр так называемых «фэнтези-проектов», специфика которых в том, что они, как правило на фоне описательских путешествий в

«иные» или «другие» миры основываются на парадигме, которая не укладывается в общепринятые представления о феноменах пространства и времени» (авторами фентези-жанров на эти категории накладываются другие качественные характеристики).

Некоторые исследователи, объясняя специфику «непрадигмального мышления, говорят по этому поводу так, апеллируя к началам культуры: «Человек сам творит – и свой особый мир, и даже целые миры, «строя»

146

законченные вселенские системы. Очевидно, эволюция человека всѐ еще не закончена. Он – становящееся существо и как таковое ищет путей развития, и

должен быть готов (и терпим) к открытию истины, с какой бы стороны ее поиск ни велся»248. Все это, конечно, понятно, равно как и то, что такое ментально-человеческое качество как «толерантность к инакому» отчасти объясняет (но не исчерпывает тем самым ответ) явление когнитивного,

психологического и экзистенциального «мирного» сосуществования, «уживаемости» столь казалось бы разных картин многомерной реальности и нетрадиционных, подчас экзотических, форм, вариантов и моделей миропонимания. Согласимся с В.И. Самохваловой, что «в творчестве всех этих парадигм человек стремится объяснить себя, ибо без знания о себе всѐ создаваемое им оказывается равно и истинным, и ложным. Человеку необходимо знать, и эта необходимость становится всѐ настоятельнее,

выражаясь в творчестве новых парадигм, – как и почему он таков? Что сделало его способным выжить, развиться, построить культуру?»249.

Следуя логике наших рассуждений, имеет смысл предположить, что для современного человека – деятельного субъекта информационно-сетевой культуры и интернет-пользователя достаточно очевидны две вещи: первая состоит в том, что в своей сущностной основе общество как культурный феномен и институт развивается в направлении роста сложности. Вторая вытекающая из этой констатации, связана с признанием обстоятельства усложнения развития общей, по сути, необратимой вспять, тенденцией всякой эволюции: будь то космологическая, биосоциальная или же личностно-психологическая ее аспектизация. В таком случае рост различий,

их множественность, автопоэтичность, вместе с их сетевой связанностью,

взаимозависимостью, ставит перед каждым институтом общественного развития (включая и государственные институты) первоочередную задачу

248 Самохвалова В.И. Полимодальность восприятия и истолкования мира. О когнитивнрм

диссонансе и толерантности. С. 48. Работа выполнена при поддержке РГНФ, грант № 06-3-00009а. 249 Там же.

147

поддержки этой тенденции в такой парадигме, чтобы собственно человеческое (личностное) измерение не растворилось и не свелось на «нет» в новом киберфизическом квантовоподобном мире.

Здесь нам кажется уместным привести развернутый афоризм Ф. Бекона о беспокойном человеческом уме, стремящемся к овладению «вечностью».

Он, в частности, пишет: «Жаден разум человеческий. Он не может ни остановиться, ни пребывать в покое, а порывается все дальше. Но тщетно!

Поэтому мысль не в состоянии охватить предел и конец мира, но всегда как бы по необходимости представляет что-либо существующим еще далее»250.

То есть, если мы ходим доискаться до начал, истоков чего-то, дойти в нашем пытливом познании до конечных причин, то мы должны понимать, что они

«имеют своим источником скорее природу человека, нежели природу Вселенной…. и невежественно философствует тот, кто ищет причины для всеобщего»251.

Различный уровень сложности и функционального назначения психических моделей позволяет дать определенную типологию виртуальности, за каждым из которых стоит та или иная (другая, отличная от реальности физического мира) реальность. Притом, что, невзирая на их несхожесть и специфику каждой в отдельности, их феноменологический анализ выводит нас на орбиту проблемы самовыражения и самоорганизации человека в условиях информационно-сетевой культуры.

Согласно сложившейся дифференциации, в ряду основных типов реальности, характеризующих суть сетевого мышления и отражающих различные аспекты субъективного переживания «быть – не быть», выделяют следующие их модели (типы)252.

250 Бэкон Ф. Новый органон (афоризмы об истолковании природы и царстве человека) // Бэкон Ф. Соч. в 2 томах. Т.2. С. 18-33 (аф. 38-64, 68). М., 1977. С. 23.

251Там же.

252Маслов Р., Пронина Е. Психика и реальность: типология виртуальности // Прикладная психология. 1998. № 6. С. 41-42.

148

- объективная реальность как таковая – «реальная реальность»,

природа;

-«виртуальная реальность» в узком смысле этого слова: компьютерные тренажеры, управляемые модели, деловые игры и др;

-«виртуальная виртуальность» (мыслительные конструкции на грани вымысла, не соотносящиеся с конкретными материальными объектами,

результат спонтанно моделирующей работы нашего воображения (как правило, грезы, сновидения и пр.).

- «реальная виртуальность»: идеальные по форме мыслительные объекты, обладающие свойством объективации на проецируются психикой на внешний мир как принадлежащие ему (их спектр довольно широк: от научных абстракций и категорий до экстрасенсорных представлении.

Заметим, одно и то же явление может выступать в разных функциях и относится в каждом конкретном случае к разным сферам виртуальности.

Общим знаменателем в данной типологии и дифференциации является то, что, с одной стоны, виртуальные объекты обеспечивают действительность и мощь человеческого мышления, их эффективность обнаруживается в поведении, явлениях, событиях, а, с другой стороны, они не существуют «de jure» и «de facto»253. «Можно предположить, – говорит Е.Е. Понина, – что

«подобные виртуальные объекты как раз и представляют собой устойчивые алгоритмы синергетической самоорганизации индивида; выступая эффектами самоорганизации, они сами становятся, причиной дальнейших изменений функционирования системы»254.

Симптоматику парадигмального мировоззренческого сдвига в постнеклассической научной картине мира иллюстрирует и отражает категория сложностности. Что и понятно, если учесть, что само понятие сложностности сопряжено с такими понятиями, как «эмерджентность»,

253Пронина Е.Е. Психология журналистского творчества. М., 2002. С. 115.

254Там же.

149

«множественность», «открытость», «нелинейность», «нередуцируемость» не только к своим частям, но и к тому, что принято именовать целостностью.

Понятия целого и части не отбрасываются, а погружаются в контекст их циклической связанности, сетевой взаимозависимости. Образ сети как некоего множества зазоров, узлов и связей (отношений) между ними оказывается наглядной репрезентацией возникающей парадигмы сложностности. Соответственно, сложностное мышление становится сетевым мышлением. И в качестве противопоставленности системному мышлению с его привязанностью к концептам иерархии и уровней, сетевое мышление зачастую провозглашает себя в качестве приверженного плоской онтологии горизонтальных связей и отношений между вещами, акторами и наблюдателями. Французский философ Э. Морен в книге «Метод» ввел понятие «парадигма сложности», которую он противопоставляет «парадигме простоты», «парадигме упрощения»255.

Одна из особенностей парадигмы сложности состоит в том, что она ограничивает классическую стратегию познания, ориентированную на принцип редукции, познание сложного по частям. Она принимает во внимание коммуникативную связанность наблюдателей, которая, однако, не является чем-то изначально априорно заданным, но сама есть продукт конструктивной деятельности сети, понимаемой как практическая материально-семиотическая самоорганизующаяся активность нелокального распределенного наблюдателя-субъекта. Тем самым сложностность есть эмерджентное сетевое свойство, порождаемое взаимодействием узлов и связей во времени»256 в виде множества коммуникативно связанных наблюдателей. С позиции части авторов (В.И. Аршинова, В.И. Буданова,

Я.И. Свирских и др.) сеть имеет и дополнительные, личностные измерения,

255Морен Э. Метод. Природа природы. М., 2013. С. 78.

256Бэйтсон Г. Шаги в направлении экологии разума. Избранные статьи по антропологии.

М., 2005. С. 69.

150