Глава iiiнацисты приходят к власти принцип фюрерства

Итак, никакой абсолютный монарх не обладал столь абсолютной властью, как Адольф Гитлер. В нацистской империи не существовало нормально действующих законодательных и исполнительных органов. Рейхстаг в шутку называли самым высокооплачиваемым мужским хором в Германии—ведь все его функции сводились к тому, чтобы петь гимн до и после заседаний.

На одном из первых заседаний рейхстага в 1933 году— нацисты в то время формально считались одной из коалиционных партий — Папен робко возразил Гитлеру по какому-то конкретному поводу. В ответ на это Геринг, прервав его, сказал: «Господин Папен… в третьей империи есть фюрер. И мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать его решения, а для того, чтобы выслушивать его приказы и исполнять их как можно лучше!»

С 1934 года кабинет министров в Германии фактически вообще не собирался, и никто этого, так сказать, «не заметил», ибо кабинет стал совершеннейшей фикцией.

Даже случайно оброненное замечание Гитлера становилось законом. Существует множество анекдотов о том, к чему приводило единовластие нацистского фюрера. Вот один из них: как-то раз, проезжая по Мюнхену мимо церкви св. Матфея, Гитлер увидел перед ней сложенные камни и заметил: «Не хочу больше видеть эту груду». Свита, сопровождавшая фюрера, решила, что его слова относятся к церкви. И вот на следующий день рано утром явились рабочие, чтобы снести старинный храм.

Самые неожиданные и нелепые затеи Гитлера воспринимались как глубоко продуманные, мудрые мероприятия. Сам Гитлер говорил о себе как о высшем существе. В тридцатых годах в разговоре с Отто Штрассером он изрек: «Я никогда не ошибаюсь. Каждое мое слово — историческое». В 1936 году он заявил: «Я иду с уверенностью лунатика той дорогой, которой ведет меня провидение». Накануне второй мировой войны Гитлер с самым серьезным видом утверждал, что нападение на Польшу надо совершить как можно скорее, пока он находится в «расцвете сил». «В качестве причины,— сказал он, — я привожу мою собственную личность. Это (решение напасть на Польшу. — Авт.) тесно связано со мной, с моим существованием, с моим политическим даром….» И далее: «То, что я существую,— важнейший фактор».

Основной тезис всей немецкой пропаганды в годы войны заключался в том, что Германия не может не победить, поскольку у нее есть такой фюрер, как Гитлер. «Жертвой» этой пропаганды оказался даже Геббельс, который знал всю ее кухню, был, можно сказать, шеф-поваром этой кухни. 31 января 1942 года он записал в дневнике: «До тех пор, пока Гитлер с нами, можно, в сущности, не иметь никаких забот о дальнейшем развитии. Меня глубоко успокоило, что фюрер здоров… До тех пор, пока сила его духа, сила его мужества может быть введена в бой, с нами не может случиться ничего плохого…» .

Как же стало возможным обожествление Гитлера, тот массовый психоз, который навязали миллионам людей?

В своем последнем слове на Нюрнбергском процессе глава фашистских технократов, министр вооружения Шпеер рассказал о том, какую роль сыграла в возвышении Гитлера техника XX века. По его словам, благодаря технике пропаганда стала действительно тотальной, проникла в каждый дом, «отняла у людей самостоятельное мышление». Добавим к этому, что фашистам удалось создать чудовищную машину террора, какую не знал до них ни один строй.

О пропаганде нацистов и об их террористическом аппарате речь будет идти еще не раз. Сейчас нам важно уяснить себе, какие именно качества Гитлера способствовали тому, что именно он, а не кто-либо другой из его сообщников стал «богом» в фашистской Германии.

Буквально все буржуазные исследователи задаются этим вопросом, и ход рассуждений большинства из них примерно таков: Гитлер не должен был импонировать немцам. Немцы любят физически сильных, мужественных людей, а в Гитлере было нечто женоподобное, он был физически слаб, не занимался спортом. Немецкий обыватель уважает людей образованных, с учеными степенями, а Гитлер был невежда и недоучка. Немецкие националисты всегда ратовали за чистоту немецкого языка, а Гитлер говорил с сильным австрийским акцентом. Немецким милитаристам импонировали военные чины—-Гинденбург был фельдмаршалом, а Гитлер не дослужился даже до фельдфебеля. Наконец, сами нацисты создали идеал сильного человека, образ нордического вождя, а Гитлер совершенно не подходил ни под одну «статью» этого образа: ни во внешнем, ни в психологическом плане.

Разумеется, мы несколько упрощаем аргументацию западных исследователей, но в общем она такова… Гитлер не импонировал, не подходил… И в то же время…

Думается, что сам принцип «подходил — не подходил» не только глубоко наивен, но исходит из совершенно ложной посылки, из той посылки, что немецкий обыватель выбрал Гитлера себе в вожди. В действительности все происходило иначе. Немцы не выбирали Гитлера в качестве «бога». Так же как они не выбирали нацистского образа правления. Гитлер, а вернее те, кто стояли за его спиной, немецкие промышленники, навязали Германии и фюрера, и нацизм. Феномен Гитлера, о котором так много говорят по сию пору, как раз заключался в том, что нацисты сумели навязать Германии в роли бога Гитлера и продержали его в этом амплуа целых 12 лет.

Конечно, и сами нацисты сделали немал? для того, чтобы стать фаворитами правящей верхушки веймарской Германии, Создали не просто партию, а хорошо организованную мафию, государство в государстве. Ввели в этой «партии» террор, слежку, доносы. Гитлер окружил себя послушными ничтожествами и сумел вовремя избавиться от всех соперников, которые могли претендовать на роль фюрера: Штрассера, Рема и других. Гитлер и иже с ним связали сперва узкий круг своих единомышленников, а потом и сотни тысяч немцев неразрывными узами взаимной выгоды и круговой поруки.

Не личные качества Адольфа Гитлера и его приближенных были решающими. Решающим оказалось то, что агрессивным империалистическим кругам Германии необходима была на известном этапе соответствующая система правления, которая могла функционировать только тогда, когда во главе ее стоял некий абсолютный диктатор.

Можно представить себе в роли Гитлера и другого нациста, того же Рема, Штрассера или Бормана. Если бы нацистский строй продержался дольше, у Гитлера несомненно нашелся бы преемник. И тогда, возможно, будущие буржуазные историки задавали бы себе такой же вопрос, какой задают нынешние: почему новый фюрер стал фюрером? И так же судорожно искали бы какие-то необыкновенные качества, сделавшие преемника Гитлера новым Гитлером.

Но если индивидуальные качества Гитлера имели лишь некоторое значение для его «воцарения», то после захвата власти они сыграли важную роль, наложив свой отпечаток на всю историю нацистского господства.

Неправильно думать, что обожествление Гитлера было с самого начала таким же, каким оно стало впоследствии. Во второй половине двадцатых годов оно еще только зарождалось. Геббельс в своем личном дневнике в 1925—1926 гг. именует Гитлера просто «шефом». Он для него не абсолютный вождь. Таким он не был в тот период и для других нацистов ^*.

^*Даже много времени спустя, уже после 1933 года, Гитлер еще не совсем вошел в свою роль. Описывая первую встречу Гитлера с Муссолини, иностранные корреспонденты уверяли, что истинным фюрером выглядел тогда только дуче и что он смотрел на Гитлера, «как Грета Гарбо смотрела бы на горничную, которая вздумала подражать ее прическе».

Но уже после «нового начала», т. е. после 1925 года, Гитлер постепенно стал, так сказать, «отрываться», «отчуждаться» от остальной нацистской верхушки и усваивать повадки исключительного человека, или, говоря на нацистском жаргоне, сверхчеловека… Прежде всего его личность окружалась ореолом таинственности. Он то появлялся, то исчезал, в каждый данный момент никто не знал, где он находится. Любимчики Гитлера беспрестанно менялись. Время от времени он увозил кого-либо из них с собою и проводил с очередным фаворитом несколько дней, а то и недель. Но вот в одно прекрасное утро фаворит (это мог быть и Геринг, и Геббельс, и Штрассер, и Розенберг) просыпался и узнавал, что Гитлер, не сказав ему ни слова, отбыл в неизвестном направлении. В 1930 году Гитлер вызвал Грегора Штрассера для серьезных переговоров в Берлин, В середине одного из споров Гитлер встал, извинился и сказал, что он на минуту должен выйти (их разговор происходил в ресторане). Штрассер остался сидеть за столиком и прождал фюрера очень долго. Только потом он узнал, что Гитлер вышел другим ходом на улицу и укатил в Мюнхен. В тот же день в Мюнхене Гитлер исключил Отто Штрассера и его ближайших сообщников из НСДАП^*. Наезды Гитлера в низовые нацистские организации тщательно подготавливались. Сперва в «ray» прибывал высокопоставленный уполномоченный. Он сообщал, какой номер снять Гитлеру, как его встречать, сколько бутылок минеральной воды поставить на кафедру. Гитлер появлялся в зале только после того, как толпа была соответствующим образом подготовлена. Вступительное слово председателя собрания должно было длиться не более пяти минут. А со времени появления Гитлера на трибуне до начала его речи должно было пройти 10—15 минут (5—10 минут было отведено на овации). После речи Гитлер ни с кем из руководителей «гау» не беседовал. Все текущие дела разрешал не он, а кто-либо из его свиты. Претензии он тоже не выслушивал. Правда, иногда фюрер устраивал специальные «разносы» для узкого круга лиц. Созвав человек 10 — 15, он демонстрировал вспышки ярости. По мнению многих людей, наблюдавших эти вспышки, Гитлер симулировал необузданный гнев, краем глаза наблюдая за реакцией аудитории. Он весьма связно разносил своих сообщников, а потом спокойно удалялся. Ни одна примадонна не готовилась так тщательно к премьерам, как Гитлер готовился к съездам НСДАП. Перед съездом он по нескольку недель проводил в одиночестве в горах— отдыхал. После съезда его опять увозили в горы. В самом начале тридцатых годов Гитлер «разоблачил» три мнимых заговора — два заговора штурмовиков и заговор О. Штрассера. В 1934 году — заговор Рема. После этого «заговоры» следовали один за другим. Вскоре после прихода Гитлера к власти был издан специальный указ, запрещавший выскакивать из толпы, целовать полы его пальто и бросать ему букеты, дабы не подвергать жизнь фюрера опасности.

^*Эта версия подтверждается многими авторитетными источниками. Однако сами братья Штрассер ее отвергли. Быть может, потому, что она рисует Штрассеров в не очень выгодном свете.

Наряду с этим создавался образ «человечного фюрера», «самого человечного из всех людей». Льстецы и подхалимы не жалели чернил и фотопленки. Впрочем, особого простора Гитлер им не давал. Он строго следил за «дозировкой» похвал, а также за дозировкой «личного элемента» в его жизнеописаниях. Так, в 1939 году Геббельс задумал выпустить книгу под названием «Гитлер как человек);— о частной жизни фюрера. Но Гитлер этого не допустил. В нацистской Германии существовало всего четыре фотоальбома, посвященных Гитлеру: «Гитлер, каким его никто не знает», «Гитлер по ту сторону будней», «Гитлер в своих горах», «Молодежь и Гитлер». Учитывая нравы буржуазного государства и гигантский интерес обывателя к каждому шагу и жесту «великого человека», число альбомов поразительно мало. Да и сами альбомы, если присмотреться к ним внимательнее, построены совершенно по другому образцу, нежели обычные рекламные сборники, посвященные буржуазным политикам. Альбомы чрезвычайно казенны, унифицированы, нарочито «заморожены». Вот альбом «Гитлер, каким его никто не знает». По названию можно предположить, что здесь-то немецкий обыватель и почерпнет какие-либо бытовые и интимные сведения о своем кумире и фюрере. Ничуть не бывало… Коричневый переплет — очень строгий, без всяких украшений. Открываем обложку. Белые листы. На одном из них черным строгим шрифтом снова повторено название книги. Чуть ниже написано: «100 фотоснимков из жизни фюрера. Предисловие Бальдура фон Шираха». На следующем листе стишки Шираха: «Самое великое в нем — это то, что он не только наш фюрер и герой для всех, но и личность—твердая и прямая; в нем не только сосредоточены корни нашего мира и душа, вознесшаяся к звездам, вместе с тем он остался человеком, таким, как ты и я». Далее следует само предисловие, в котором заранее уведомляется, «что книгу о фюрере сумеют написать только потомки, ибо только они будут обладать чувством дистанции и вместе с тем возможностью делать выводы». После этого Ширах восхваляет величие Гитлера, сравнивая его то с Фридрихом Великим, то с… Гете. Под конец Ширах сообщает, что Гитлер «универсальный гений» и что поэтому 100 фотографий могут дать «только намек на эту единственную в своем роде личность», и «что работоспособность фюрера необыкновенна». Кончается предисловие тем же, чем и начинается: «Наше время будет почитать и любить этого гиганта, но оно не сможет познать его во всей его глубине, да этого и не надо».

За предисловием следуют 100 фотографий. Однако только пять или шесть из них «личного плана»: дом, где родился Гитлер; Гитлер—младенец, отец и мать Гитлера, Гитлер в школе, Гитлер в армии. Остальные фотографии, так сказать, «дежурные»: Гитлер и штурмовики, Гитлер на трибуне, Гитлер у постели раненого нациста, Гитлер перед строем, Гитлер в шляпе, Гитлер без шляпы, Гитлер в глубоком кресле читает газету, Гитлер и крестьяне, Гитлер и рабочие, Гитлер и промышленники, Гитлер и любимые собаки.