«Майн кампф»

В ландсбергской крепости Гитлер пробыл всего лишь с ноября 1923 по декабрь 1924 года. Режим в этой тюрьме не только не напоминал режим в застенках, куда нацисты после прихода к власти бросали своих политических противников, но и вообще не имел ничего общего с порядками во всякого рода исправительно-карательных заведениях. Гитлер и другие узники пользовались столькими благами, сколькими они, пожалуй, не пользовались в ту пору на воле: их отлично кормили, в тюрьме был оркестр, издавалась газета, у особо важных заключенных были свои денщики, которые приносили им завтрак прямо в постель. Обед был превращен в парадную церемонию: во главе стола сидел Гитлер и вел беседы на политические темы. Таким образом, пресловутые «застольные беседы» Гитлера начались уже в 1924 году в стенах ландсбергской крепости. В тюрьму разрешалось передавать все, начиная от политических брошюр и писем, кончая цветами и горячительными напитками. В этом раю Гитлер пользовался особыми привилегиями. Его камера с двумя окнами и отличным видом была несколько в стороне от камер остальных путчистов — тюремная администрация берегла покой фюрера. Гитлера особо обслуживали два его единомышленника — шофер Эмиль Морис и Гесс, будущий заместитель фюрера в нацистской партии. После того, как суд оказался столь снисходительным к нацистам, Гесс явился в Баварию из Австрии, куда он бежал после путча, чтобы и в тюрьме исполнять свои секретарские обязанности. В Лзндсберге был с большой помпой отмечен день рождения Гитлера, его тридцатипятилетие. Даже внешне ландсбергская тюрьма, как не без остроумия пишет один из гитлеровских биографов, стала первым «коричневым домом» фашистов. На стенах камер висели нацистские плакаты и картинки. В общем зале красовался большой флаг со свастикой.

Из Ландсберга фюрер вполне мог бы руководить «движением». Однако этого он не захотел. Первое время Гитлер просто отдыхал и, так сказать, набирался сил, а с ранней весны 1924 года приступил к написанию книги «Майн кампф».

Шел год 1924-й. Несмотря на то, что реакция превратила суд над Гитлером и его сообщниками в фарс, несмотря на то, что баварская тюрьма обернулась «коричневым домом», за плечами у Гитлера было поражение, впереди — весьма сложные годы. Провал путча показал слабость нацистской партии, а пивные завсегдатаи хотели быть только на стороне победителей. Да и богатых покровителей фашизма не интересовали низвергнутые нацисты. Между тем движение нуждалось в беспрерывном притоке денег — надо было бесплатно угощать штурмовиков, одевать их в соответствующую форму, снимать залы для митингов, платить вышибалам и клакерам, содержать наборщиков и художников, покупать бумагу для листовок и газет… И вот в этой-то обстановке фашистский фюрер взялся за перо.

В некоторых фундаментальных трудах о Гитлере говорится, что сей, казалось бы, странный шаг фюрера объяснялся его неуемным честолюбием, желанием главенствовать во всем. В свою очередь, эта версия связана с весьма распространенной трактовкой Гитлера как человека с… комплексом неполноценности. Думается, однако, что комплекс неполноценности (если таковой у Гитлера и был!) в данном случае ни при чем^*. Засев в 1924 году за «Майн кампф», фюрер выполнял важный социальный заказ реакции.

^*Если говорить о субъективных побуждениях Гитлера, то тут дело было не в чувстве неполноценности, а в политическом чутье фюрера.

В годы разброда и слабости фашизму особенно нужна была своя «идеология», своя фашистская «теория», вернее, некая демагогическая доктрина, на которой могла бы базироваться дальнейшая деятельность партии, политическая платформа для вербовки сторонников, Немецких бюргеров надо было вооружить «теоретически». Только в этом случае нацисты могли выделиться из огромной массы реакционных группок, которые возникали и исчезали в двадцатые годы в Германии,

Расчет Гитлера был весьма хитроумным, он понимал, что в XX веке, когда все неуки, в том числе и общественные, бесконечно усложнились и специализировались, обыватель менее чем когда-либо в состоянии разобраться самостоятельно в экономических, социологических, эстетических и прочих системах. И что он жаждет получить некое «евангелие», изучив которое, будет считать себя «на уровне» современности. И вот Гитлер задумал создать такого рода «евангелие», доступное каждому лавочнику и вместе с тем наукообразное. Книга Гитлера была грубой лестью по отношению к немецким обывателям, он выступал в ней не в роли популяризатора, а в роли основоположника «философской системы», обращенной непосредственно к толпе, к массам, преподносил им якобы новейшие достижения всех наук…

Ближайшее окружение Гитлера было разочаровано первым томом «Майн кампф», написанным в ландсбергской тюрьме^*. Приспешники фюрера не без основания говорили (разумеется, шепотом), что книга Гитлера скучная, неудобоваримая и что она написана плохим языком. Некоторые современные историки также уверяют, что «Майн кампф» не достигла своей цели, ибо даже после прихода к власти нацистов эту книгу читали из-под палки. Эти историки не правь;, «Майн кампф» отнюдь не была неудачей, несмотря на то, что это — скучная, неудобоваримая книга, которую только и можно одолеть из-под палки. Миллионы немцев «Майн кампф» все же прочли, еще миллионы держали ее у себя дома. И это зачастую была их единственная книга. Многие усвоили кое-что из этого труда. Тем самым книга сделала свое черное дело, помогла вдолбить в головы большинства немцев ряд реакционных идеек, без которых было бы невозможно двенадцатилетнее господство гитлеровцев, ибо нацистская тотальная диктатура должна была базироваться на Какой-то теории, пусть самой сумбурной.

^*Так, Аман, казначей и издатель нацистской партии, ожидал, что Гитлер напишет сенсационную книгу, а которой рассчитается со всеми своими «врагами», в том числе с баварскими политиками. Аман ждал скандальных разоблачений конкретных лиц. Но Гитлер не пошел по этому пути.

Уже гораздо позднее в связи с появлением книги «Майн кампф» в Германии рассказывали такой забавно-печальный анекдот. Популярный немецкий издатель Корф, душа «Ульштейн-ферлага» — крупнейшего и известнейшего в Веймарской республике издательства, на очередном заседании дирекции будто бы встал и сказал: «Господа, я ухожу от дел и уезжаю из Германии». На недоуменные вопросы, чем вызвано такое неожиданное решение, Корф ответил: «Я прочел книгу».-— «Какую книгу?» — «Книгу Адольфа Гитлера «Майн кампф», — начал Корф, но продолжать не мог из-за гомерического хохота асех присутствующих.

Тем не менее Корф выполнил свое намерение — ушел от дел и уехал из Германии. Он был одним из немногих крупных издательских деятелей Веймарской республики, который спасся от нацистских репрессий…

Произошел ли этот эпизод на самом деле или он придуман — трудно сказать. Во всяком случае, он довольно точно передавал умонастроение либеральной интеллигенции в веймарской Германии и ее более чем беспечное отношение к самому Гитлеру и к его «теоретическому» труду…

Первоначально Гитлер назвал свою книгу «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости», потом он дал ей более краткий и в то же время более емкий заголовок — «Моя борьба».

В Ландсберге были написаны 400 страниц, т. е. первая часть «Майн кампф». В 1926 году Гитлер окончил второй том, и в книге стало 782 страницы. В тюрьме он диктовал свой труд Гессу. Многие исследователи считают Гесса то ли соавтором, то ли автором «Майн кампф». Это мнение основано на том, что Гесс был более образованным человеком, чем Гитлер. Он учился в университете, был лично знаком с некоторыми реакционными теоретиками двадцатых годов, в том числе с геополитиком Гаусгофером, который, между прочим, передал ему в ландсбергскую тюрьму «Политическую географию» Ратцеля, одного из основоположников геополитики. Однако «интеллигентность» Гесса тоже не следует преувеличивать. Он верил в астрологов, в черную магию, поступки его были лишены здравого смысла, в политике он оказался профаном. Все это, конечно, не исключает того, что Гесс внес свою лепту в «Майн кампф». Соавтором Гитлера считался одно время также некий прелат Штемпфле — музыкальный критик в газете «Мисбахский вестник» (впоследствии Штемпфле был убит по приказу Гитлера), Он якобы переписал «Майн кампф», придав книге мало-мальски приемлемый для печати вид.

В последних исторических работах, в частности в книге Иоахима Феста, эта версия отвергается. Наоборот, разбирая «Майн кампф», Фест убедительно доказывает идентичность книги с личностью ее автора. Думается, что Фест прав — «Майн кампф» сочинил Гитлер.

Книга эта написана от первого лица. Она состоит из чисто биографических пассажей, т. е. из рассказов о детстве, юности и зрелых годах автора и из бесконечных рассуждений обо всем: о внешней и внутренней политике, о расах, о евреях и немцах, о капиталистах и рабочих, об истории и будущем, об архитектуре и пропаганде, о театре, кино, литературе, о сифилисе и проституции, о церкви и воспитании детей и т. д. и т. п. Книга безапелляционна и агрессивна — все инакомыслящие объявляются «врагами», изничтожаются. Ссылки на источники, цитаты, цифры, факты и научная полемика начисто отсутствуют. Гитлер, что называется, изливает свою душу, беседуя с читателем на различные темы так, словно до него не существовало никаких наук: ни истории, ни политэкономии, ни социологии, ни философии, ни педагогики. Он преподносит читателю истины в конечной инстанции. Отсутствие всякого доказательного материала в нацистской «библии» объяснялось не только неумением Гитлера найти и привести этот материал, хотя бы и подтасованный, но и основной догмой нацизма о том, что истинная идеология основана не на логике, не на разуме, а на слепой вере, В тезисах, разработанных высшей политической школой нацистской партии уже после прихода Гитлера к власти, эта догма была сформулирована так: «Национал-социализм не может быть доказан и не нуждается в доказательствах. Он обосновывает сам себя своей деятельностью, обеспечивающей жизнь общества. Тот, кто пытается прийти к национал-социализму лишь при помощи ученических доказательств, тот не ощущает непознаваемого духовного смысла истины, т. е. национал-социалистской политики». Догма непогрешимости и непознаваемости с самого начала развязала руки Гитлеру: в «Майн кампф» он не только не заботился о минимальной логике своих откровений, но даже и о том, чтобы его высказывания на одной странице не противоречили высказываниям на другой. Многие положения фашистской книги так же взаимно исключали друг друга, как и многие пункты программы нацистской партии. Но именно это и нужно было нацистам, так как «Майн кампф» была рассчитана на самые разные прослойки немецкого общества. Нацисты, мнившие себя аристократами, с удовольствием читали восхваления аристократизма; нацисты из рабочих-видели в этой книге совсем другое — расшаркивание Гитлера перед «солью общества — людьми труда»; немецкие националисты проникались идеей своей национальной исключительности, итальянцы («Майн кампф» была издана в фашистской Италии и в других странах — союзницах Германии) цитировали строки, посвященные наднациональной общности фашизма; солидные буржуа с удовлетворением отмечали похвалы фюрера в адрес «созидательного капитала». На протяжении многих лет гитлеровцы цитировали «Майн кампф» по разным поводам. И каждый раз подходящая цитата находилась.

Вкратце содержание «Майн кампф», если вообще можно пересказать содержание столь путаной и алогичной книги, сводится к тому, что униженная и поруганная многочисленными «кровными врагами» Германия подымется из руин Версаля, образует новое здоровое иерархическое государство, основанное на расовой теории, а потом начнет расширяться: сперва включит в себя всех немцев за пределами германских границ, а в конечном счете завоюет и другие народы. О внешнеполитических амбициях Гитлера, изложенных в «Майн кампф», речь будет идти ниже. Скажем только, что, основывая свои притязания на увеличение немецких территорий, фюрер ссылался на практику германских императоров средневековья. «Ныне мы возвращаемся, — писал он,— к тому, что было шесть столетий назад». Разумеется, немецкому обывателю двадцатых годов трудно было проверить, что именно происходило в те далекие времена. Еще труднее ему было проверить центральный пункт «Майн кампф» — утверждение о том, будто истинные арийцы (читай: немцы) всегда приносили с собой наивысшую культуру, подчиняя себе другие народы и превращая их в слуг. Ариец, писал Гитлер, является «прототипом того, что мы понимаем под словом «человек». Первые культуры, вещал он далее, возникли там, где арийцы встретились с «низшими народами, завоевали их и подчинили своей воле».

Смысл этих псевдоисторических экскурсов Гитлер разъясняет сам, хотя и в более завуалированной форме: во имя культуры арийцам (немцам) опять надо «встретиться» с «низшими» народами и поработить их.

О грядущем идеальном государстве фюрер пишет немного. Он сообщает только, что «демократического мусора» в нем не будет. Что же касается экономических основ этого государства, то тут Гитлер заявляет всего лишь, что он освободит трудящихся от «процентного рабства». Об экономике в «Майн кампф» говорится весьма мало, поскольку ее автор утверждал, что идеи, мощь духа, героизм и единство народа куда важнее., чем законы экономики, которые вообще, по мнению фюрера, являлись «выдумкой интеллектуалов». «Не материальные свойства, а исключительно идеальные качества,— писал он, — ведут к созданию государства». И далее еще более откровенно: «Государство — это не… экономическая организация. Внутренняя сила государства только в редких случаях совпадает с так называемым экономическим расцветом».

Вот что Гитлер писал об империи Бисмарка: «Пруссия—сердцевина империи — возникла благодаря сияющему героизму, а не благодаря финансовым операциям или торговым сделкам. И сама империя была опять-таки чудеснейшей наградой за политику силы, которую проводили ее вожди, и за солдатское презрение к смерти».

Высшая цель арийца — блюсти чистоту крови. «Люди, — писал Гитлер в «Майн кампф», — гибнут не из-за проигранных войн, а из-за потери сопротивляемости. …Все, что не является полноценной расой на этой земле, — плевелы».

Одним из центральных положений книги Гитлера являлось провозглашение «идеи фюрера» и фюрерства, Для обоснования этой идеи Гитлер уподоблял человеческое общество биологическому организму, у которого должна быть голова, мозг. Мозг нации — ее фюрер. Избранный круг фюреров с «абсолютным авторитетом» и «абсолютной ответственностью» он противопоставлял «безответственной» демократической парламентской системе. Вместо свободы и равенства Гитлер предлагал немцам беспрекословное подчинение «во имя общего блага» и железную дисциплину.

Были ли у теории фашизма и у «Майн кампф» в частности какие-то исторические «корни» в области философии?

Ответить на этот вопрос не так легко, как это кажется на первый взгляд. Сами фашисты объявили себя наследниками чуть ли не всей предшествующей цивилизации. Геббельс торжественно уверял на могиле Хорста Весселя, будто сей герой умирал «за Гете, за Шиллера, за Канта, за Баха, за Кельнский собор…» И заявлял далее, что «мы (нацисты.-—Авт.) вынуждены драться за Гете пивными кружками и ножками стульев, но когда придет час победы, мы снова раскроем объятия и прижмем к сердцу духовные ценности». Эти уверения были, разумеется, чистым блефом. Идеология фашизма не имела ничего общего с воззрениями великих представителей гуманистической культуры, более того, в конечном счете, она искажала учения и таких реакционных философов, как Ницше, Шопенгауэр, Шпенглер, которые во всех монографиях о фашизме именуются предтечами гитлеровской «философии» и на которых беспрестанно ссылались все нацисты.

«Философия» Гитлера — сплошной плагиат: отдельные положения надерганы из самых различных источников. Однако речь шла не об усвоении каких-то определенных систем или метода познания того или иного ученого, даже самого реакционного. Речь шла об отдельных тезисах, иногда фразах, которые подхватывали нацисты. При этом процесс заимствования происходил не тем способом, каким он обычно происходит, т. е. Гитлер не сообщал обывателю мысли, почерпнутые, скажем, из Ницше или Шпенглера. Свою идеологию фюрер, как говорилось выше, черпал из вторых рук, не из трудов философов, а из популярных изложений этих трудов. К тому времени, когда Гитлер появился на политической арене, реакционных теоретиков, так сказать, растаскали на клочки. Каждый обыватель уже слышал что-то о «расе господ», о «закате Европы», о «белокурой бестии» — сверхчеловеке Ницше, о том, что сильному все дозволено, о войне как о движущей силе общества. Эти обрывки мыслей, почерпнутых из различных политических, социальных и философских реакционных систем, стали мелкой разменной монетой западного мещанина. И этими-то разменными монетами воспользовался Гитлер, собрав их в одной «мошне» и дополнив собственными рассуждениями на злобу дня. Словом, реакционные, антигуманистические философы, историки, географы не столько создали идеологию национал-социализма, сколько подготовили почву для ее создания и для ее усвоения малообразованными и социально неустойчивыми элементами немецкого общества.

Больше всего отдельных положений заимствовали гитлеровцы у Ницше, Шпенглера и Шопенгауэра. Гитлер возвел Ницше в ранг величайшего ученого, предтечи национал-социалистского мировоззрения. Много позднее он не раз посещал архив Ницше в Веймаре и часто позировал фотографам, вперив восторженный взгляд в гипсовое лицо философа (бюст Ницше стоял в его апартаментах). Тирады Ницше против демократии и парламентаризма не раз цитировались в нацистской литературе. «Общество никогда не понимало под добродетелью ничего иного, кроме стремления к силе, власти, порядку». «Государство — это организованная аморальность… Оно проявляет волю к власти, к войне, к завоеваниям, к мести». Очень импонировал гитлеровцам аристократизм Ницше, его презрение к «маленькому человеку». «Никто не имеет права, — писал Ницше, — ни на существование, ни на работу, ни на счастье. Индивидуум не что иное, как жалкий червь». Ницше считал народ «постаментом для избранных натур», которые подымаются ввысь, дабы выполнить некую «высшую задачу». Очень пригодилась фашистам и теория «белокурой бестии», «великолепной, жадно стремящейся к добыче». В своем наиболее известном труде «Так говорил Заратустра» Ницше воспел войну как наивысшее проявление человеческого духа. Он вещал: «Вы должны возлюбить мир как средство к новым войнам, и короткий мир больше долгого. Мой совет вам — не работа, а сражение. Мой совет вам-—не мир, а война… Вы говорите — хорошо ли это, освящать войну? Я говорю вам: Хорошая война освящает все. Война и храбрость совершили больше великих дел, нежели любовь к ближнему». И наконец, Ницше предсказывал возникновение некоей элиты, которая завоюет мир и породит сверхчеловека, В «Воле к власти» он писал: «Создается отважная господствующая раса». Он прямо утверждал, что будущее за «rocподами земли». Выражение «господа земли» Гитлер нередко употреблял в «Майн кампф».

Однако Ницше отнюдь не считал немецкого обывателя будущим властителем земного шара. Наоборот, в своих трудах он неоднократно заявлял, что немцы «пошлы», что «Германия портит культуру, лишь только она с ней соприкасается». Ницше не был антисемитом, не восхищался пруссачеством, а под конец жизни даже начал проповедовать идеи всеевропейского союза и мирового правительства. Но эти стороны его философии Гитлер и другие нацистские «теоретики» просто-напросто игнорировали в полной уверенности, что никто из читателей «Майн кампф» не заглянет в первоисточник.

Некоторое воздействие оказал на нацистскую «философию» и более ранний немецкий философ XIX века Артур Шопенгауэр. Отрицание Шопенгауэром познаваемости мира, всякого научного анализа и воспевание некоей мистической воли, его решительный антиматериализм помогли нацистам в их идеалистических антиисторических спекуляциях. Однако Шопенгауэр пришел в своих трудах к крайне пессимистическим выводам, которые нацисты совсем не разделяли. Наоборот, пессимизм и «неверие» в гитлеровской Германии считались одним из смертных грехов. По этой именно причине впал в немилость другой немецкий философ Освальд Шпенглер, также внесший свою лепту в антигуманистическое и антидемократическое воспитание немецкого обывателя. Книга Шпенглера «Закат Европы» пользовалась шумным успехом. Реакционная интеллигенция, юнкерство, образованные буржуа увлекались шпенглеровской критикой демократической цивилизации. Последователи Шпенглера из числа нацистов видоизменили его тезис о неизбежном упадке Запада, объявив, что гибнут лишь расово неполноценные народы, в то время как немецкий народ стоит накануне невиданного расцвета и выполняет историческую миссию, вливает животворную кровь в одряхлевший, загнивающий организм Европы. Всего этого у самого Шпенглера, разумеется, нет. Но Гитлер и нацисты препарировали на свой лад все то, что пользовалось популярностью в кругах крайней реакции и импонировало обывателям. Кроме того, Шпенглер пришелся по вкусу реакции своей ненавистью к марксизму и проповедью особого, чиновничьего «социализма», «социализма» бюрократии. Он предлагал «освободить немецкий социализм от Маркса» и уверял, что при истинном социализме и рабочий и предприниматель приобретут «статус чиновника», И наконец, Шпенглер если не прямо, то косвенно выступал за прусскую казарму и прусского фельдфебеля.

Однако умонастроение представителей крайней реакции в Германии, особенно наиболее агрессивных кругов монополистической буржуазии, формировалось не только под влиянием таких видных философов, как Ницше, Шопенгауэр и Шпенглер, а в гораздо большей степени под влиянием книг таких авторов, как Трейчке или как создатели расовой теории француз Гобино и англичанин Хьюстон Стюарт Чемберлен.

Про Генриха фон Трейчке, уроженца Саксонии, говорили, что он больше пруссак, чем сами пруссаки. Трейчке был профессором Берлинского университета и пользовался среди шовинистических кругов большой популярностью. На его лекции приходили не только толпы восторженны* студентов, но и офицеры генерального штаба и крупные чиновники. Трейчке был теоретическим столпом агрессивного государства Вильгельма II. Со свойственной ему прямолинейностью он ратовал за сильную власть императора. Согласно его концепции, подданным надлежит быть рабами. Послушание — единственная добродетель человека, война — «наивысшее выражение мужественного начала». Трейчке был крайним националистом, восхвалял прусский милитаризм, доказывая, что «понятие государства включает в себя понятие войны, ибо суть государства — это власть». «Надежда на то, что войну удается изгнать из жизни общества, — писал он, —• является не только абсурдной, но и глубоко аморальной». Война, согласно Трейчке, пробуждает ^благороднейшие силы в душе человека». Мир приводит к «деградации народа».

Культ силы и войны, проповедуемый Трейчке, стал одним из важных компонентов всех реакционных теорий агрессивного германского империализма, а затем перекочевал в нацистские труды, и прежде всего а гитлеровскую «Майн кампф».

По иронии судьбы предтечей нацистской расовой теории, приведшей к истреблению миллионов людей разных национальностей, в том числе и французов, как «неполноценных», являлся… француз граф Жозеф Гобино. В своем труде «О неравенстве человеческих рас» Гобино утверждал, что расовый вопрос господствует над всеми остальными историческими категориями и неравенство рас объясняет движение истории и судьбу тех или иных народов. Гобино утверждал также, что культура создана белой расой и что без превосходства этой расы невозможна никакая цивилизация. Наконец, этот французский социолог, ориенталист и писатель ввел понятие «арийской семьи народов», которая, по его словам, является самой «избранной и благородной». Гобино сетовал на то, что арийцы смешались с неарийцами. К наиболее чистым арийцам он причислял часть французов, всех англичан и ирландцев, голландцев, немецкое население между Везером и Рейном и скандинавов. Самыми чистыми арийцами Гобино провозгласил немцев, живших западнее Рейна, «Арийский немец, — говорил Гобино, — здоровое существо… Поэтому все, что он думает, говорит и делает, имеет огромное значение».

Теория Гобино была не просто антинаучной, но и противоречащей всякому здравому смыслу. Надо думать, что о графе Гобино и его потугах создать нечто совершенно оригинальное никто в наш век не вспомнил бы, если бы в начале XX столетия у него не появились ревностные пропагандисты и продолжатели в Германии, создавшие даже специальные «кружки Гобино».

Одним из последователей француза Гобино стал Хьюстон Стюарт Чемберлен, отпрыск английского аристократического рода. Чемберлен женился на дочери композитора Вагнера — Эве Вагнер, много лет прожил в Германии и стал ярым германским шовинистом. Как и Гобино, он занимался всем понемножку: литературой, музыкой, геологией, ботаникой, историей, политикой, религией. Трудно сказать, кем был Чемберлен — неуравновешенным, восторженным, психически не совсем здоровым человеком или же сознательным шарлатаном. Во всяком случае, он утверждал, что к нему являлись «демоны», которые приказывали ему взяться за очередной труд. Став убежденным немецким шовинистом, Чемберлен сперва оказался ближайшим наперсником Вильгельма II, а потом Гитлера. До самой смерти в 1927 году Чемберлен переписывался с Вильгельмом, он отправил ему 43 верноподданнейших и льстивейших письма и получил 23 ответных послания. А перед смертью еще успел благословить ефрейтора Гитлера. Уже парализованный псевдофилософ писал Адольфу Гитлеру, что ему (Гитлеру) предстоят великие дела и что тот факт, что Германия в годину «тяжелых бедствий» породила Гитлера, является доказательством ее живучести. Чемберлен а своих трудах, в общем, повторял Гобино, но с некоторыми дополнениями. Так, например, он объявил, что Христос был арийцем и что самые чистокровные арийцы —это немцы (уже все немцы!), ибо они унаследовали лучшие качества греков (?) и древних германцев. Исходя из этого, Чемберлен (здесь уже он пел не с голоса Гобино, а с голоса немецких националистов) предлагал немцам стать «господами мира». Чемберлену принадлежит еще одна, мягко выражаясь, странная идея — он приветствовал средневековье и германских варваров, которые-да спасли мир от «расового хаоса» и «вечной ночи».

От этого теоретического мракобесия недалеко было и до нацистской практики, которую проводили уже отнюдь не философы, а сам рейхсфюрер СС, всемогущий Генрих Гиммлер.

Свою лепту в лоскутную эклектичную теорию немецких фашистов внесли реакционные философы Гартман и Науман, проповедники агрессии Рорбах, Виннинг, Хаберман и генерал Бернгарди, основатели евгеники и апологеты расовой теории Ван ден Брук и Литтгарт, геопопитик Ратцель, идеологи пангерманизма Челлен и Гаусгофер, сформулировавший теорию «народ без жизненного пространства», и другой фашистский геополитик Банзе, прославлявший территориальные захваты^*.

^*Перемерь немецких и ненемецких авторов, которые, по-видимому, оказали сильное влияние на нацистского фюрера, можно было бы еще продолжить. В каждой биографии Гитлера, в том числе и в последних, в книгах Феста и Мазера, предлагается своя «обойма» лиц, чьи теории в той или иной степени заимствовал Гитлер.

Их труды стали той питательной средой, в которой выросла идеология фашизма. Репке — известный буржуазный исследователь немецкого фашизма, справедливо сказал как-то, что все они вели «подрывную деятельность», расшатывая в умах немцев понятия добра и зла, морали и аморальности…

После 1933 года сфабрикованное Гитлером эклектичное варево из различных реакционных идеек было провозглашено новой религией многомиллионного народа, некоей святой догмой, озарившей своим светом человечество. А все инакомыслящие объявлены не только безграмотными невеждами, но и врагами немецкого народа и германской империи, вполне созревшими для рук палача. Вот что писал по этому поводу некий Штапель, один из фюреров германской «науки» тех лет: «В нашем государстве не существует больше свободного состязания мысли. Просто имеются мысли правильные, мысли неправильные и мысли, подлежащие искоренению…»

После прихода нацистов к власти им уже было не с кем «состязаться» — все силы «научной мысли» были направлены на истолкование, вернее, восхваление трудов фюрера, на подгонку различных действий и речей фюрера под каноны им же созданной «науки». (С этой целью во всей Германии сидели люди с профессорскими и прочими учеными званиями и подводили под каждый возглас Гитлера «философскую базу»). И наконец, на попытку «внедрить» идеологию фашизма в точные науки.

Естественно, что в этих условиях видоизменилась и роль фашистской «науки». Но здесь мы явно забежали вперед. В то время, о котором идет речь, люди на берегах Рейна, Одера и Эльбы еще не путали политику с геополитикой, биологию с расовой теорией, а математиков оценивали не по форме их черепа, а по тем знаниям, которые были заключены в этих черепах!