Восточная литература на русском языке / Цзэн Пу - Цветы в море зла

бумагу и направить ее в министерство иностранных дел, а оттуда известят о сроке, вот и все.

Видя, что Цзинь Взньцин соглашается, Цайюнь быстро сменила гнев на милость и стала просить мужа, чтобы тот сейчас же составил такую бумагу. Посланник улыбнулся и медленно вышел.

Воистину:

Только что супругу дипломата Увезла карета золотая, И уже в парчовом экипаже

Прибыла красавица другая!

О дальнейших событиях вы можете подробно узнать из следующей главы.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ .

МИНИСТР ПАНЬ ЦЗУНЪИНЬ РАТУЕТ ЗА УЧЕНИЕ ГУНЪЯНА. АКАДЕМИК ЛИ ДЯНЬВЭНЬ ВГРЫЗАЕТСЯ

В ДРЕВНЕМОНГОЛЬСКИЙ ЯЗЫК

-

В прошлой главе мы рассказывали, что Цайюнь, пожелав попасть на прием к императору, стала торопить Цзинь Вэньцина с составлением бумаги в министерство иностранных дел. Цзинь, естественно, отправился посоветоваться к Куан Чаофэну. Тот не стал возражать и приказал переводчику написать прошение об аудиенции. К несчастью, прошение было отправлено в то время, когда Фридрих был нездоров, и Цзинь Вэньцин долго не получал никакого ответа. В связи с этим откладывался даже его отъезд в Россию.

Поскольку Цайюнь и ее супруг сидят в Германии без всякого дела, автор воспользуется случаем и временно оставит их, чтобы рассказать о столичных китайских сановниках, ратовавших за науку.

Через год после того, как Цзинь Вэньцин уехал за границу, Цянь Дуаньминь был назначен учебным инспектором провинции Хубэй, Хэ Тайчжэнь получил должность главного смотрителя работ на реке Хуанхэ, а Чжуан Чжидун был направлен генерал-губернатором в провинции Хубэй и Хунань. Итак, знаменитые сучжоуские чиновники, служившие до этого в столице, постепенно рассеялись, словно облака, гонимые ветром. Один только Пань Цзунъинь был назначен министром церемоний и остался в Пекине.

Высокое положение и добродетели сравняли его

151

с лауреатом Гун Пином, занимавшим пост министра чинов, и сейчас он наряду с ним являлся одним из старейших сановников маньчжурской династии. Обладая огромными познаниями, министр Пань Цзунъинь был страстным поклонником древних наук, любил поговорить о надписях на камнях и бронзе и особенно увлекался «Комментариями Гунъяна» к «Веснам и осеням» *. На академиков, выдержавших дворцовые экзамены, он даже смотреть не хотел. Поэтому Лу Жэньсян, который прошел экзамен одним из первых и сейчас оставался в столице единственным земляком Пань Цзунъиня, испрашивал у министра аудиенции лишь в официальном порядке, не решаясь быть с ним на короткой ноге.

На четырнадцатом году правления Гуансюя * вдовствующая императрица Цыси * издала указ о предоставлении молодому монарху долгосрочного отпуска после бракосочетания. Летний дворец Цинъиюань — «Сад прозрачных струй» был переименован в Ихэюань — «Сад восстановления гармонии» в знак того, что император устал от трудов и собирается отдохнуть, не вмешиваясь более в политику. Подданные всей страны единодушно ликовали и надеялись на реформу государственного правления. При дворе и среди народа постепенно появилось желание обновить старые порядки.

Как раз в том же 1889 году подошли очередные провинциальные экзамены. Главным экзаменатором в районах, лежащих к югу от реки Янцзы, был назначен знаменитый ученый Ли Дяньвэнь, который обладал колоссальными познаниями как в области литературы, так и в сфере истории. Он отлично владел старинными письменами и особенно хорошо знал историческую географию эпох Ляо, Цзинь и Юань *. Им были прокомментированы «Сокровенное сказание», «Записки о путешествии на Запад даосского монаха Цю Чуцзи» и «Собрание сочинений Елюй Чжу» *. Когда Цзинь Вэньцин еще жил в столице, они часто встречались и обсуждали проблемы географии северо-запада. Теперь, став главным экзаменатором южных районов, Ли Дяньвэнь сумел выявить всех способных ученых, живших по берегам Янцзы, которых было так же много, как карасей в этой реке. Первые места, по обыкновению, заняли уроженцы Сучжоу. Как вы думаете, кто? Одного звали Ми Цзицзэн, другого Цзян Бяо. Когда их экзаме-

152

национные работы были опубликованы, пошли разные толки. Одни хвалили сочинения за глубину мысли и неповторимое изящество, другие, наоборот, ругали, заявляя, что все это — сплошной вымысел, похожий на рассказы о демонах с бычьими головами или оборотнях с туловищем змеи.

Лу Жэньсян, сидевший дома без дела, тоже купил себе сборник экзаменационных работ и принялся его читать. Естественно, что прежде всего он заинтересовался сочинением земляка Цзян Бяо, однако вскоре наткнулся на рассказы об «отстранении чжоуского князя Лу», «развитии по трем эрам», «упорядочении трех начал» * и не понял буквально ни строчки. Затем речь шла о назначении на должность всяких варваров вроде Могиляна и Кюль-Тегина, имена которых напоминали заклинания из «Вайрасутры» *; о них Лу Жэньсян

иподавно никогда не слыхал.

—Что за дьявольщина эти современные сочинения! — закрыв книгу, вздохнул он.— А виной всему наш господин Пань Цзунъинь со своими «баранами и овцами» *. Когда стиль неправилен, нарушаются и принципы!

Он еще продолжал недовольно ворчать про себя, когда в комнату вбежал слуга.

— Господин! Вас назначили проверять сочинения. Просят сейчас же выехать!

Лу Жэньсян приказал заложить коляску и направился к помещению, где происходила проверка экзаменационных работ. Раскланявшись со знакомыми чиновниками, он сел и протянул руку за первым сочинением.

Вдруг за его спиной кто-то произнес:

— Старайтесь проверять внимательно. Нельзя делать исправления наобум, а то, чего доброго, ошибешься и станешь всеобщим посмешищем!

Голос показался Лу Жэньсяну очень знакомым. Он обернулся и увидел Юань Сюя, который сидел, положив ногу на ногу, попыхивая трубкой, и беседовал с каким-то человеком, похожим на маньчжура. Лу хорошо знал Юань Сюя и поклонился ему, но тот ответил лишь небрежным кивком головы. Смущенному Лу Жэньсяну не оставалось ничего иного, как разложить на столе сочинения и приняться за работу. Он жаждал найти хоть какую-нибудь мелкую ошибку, которая позволила бы ему продемонстрировать свою тщательность и опровер-

153

гнуть слова Юань Сюя. Наконец на лице его отразилась радость. Он еще раз внимательно посмотрел в текст и, взяв специальную наклейку, которой отмечались неверные иероглифы, пробормотал:

—Вечно жалуются, будто я придираюсь. Но сейчас

яприклею бумажку с полным основанием, и никто не скажет, что я ошибся!

Лу Жэньсян говорил тихо, однако Юань Сюй услышал его слова и, вытянув шею, заглянул в сочинение:

— Какой иероглиф написан неправильно, господин Лу?

Тот переложил сочинение на столик Юань Сюя.

— Посмотрите, какая чушь! Иероглиф «кай» из сочетания «ганькай» — «горестный вздох» — написан с ключом «дерево», а не «сердце»! Сочинение наверняка писалось дубиной, а не кистью!

Юань Сюй промолчал, с усмешкой повернулся к своему соседу и тихо произнес несколько слов. По выражению их лиц Лу Жэньсян понял, что над ним смеются. «Неужели я ошибся?» — усомнился он.

Внезапно Юань Сюй громко сказал своему соседу:

— Дорогой Лянь Юань, вы знаете, какой уморительный случай произошел с одним человеком во время прошлого приема экзаменов? Он был земляком господина Жэньсяна,— с этими словами Юань Сюй указал на Лу Жэньсяна.— В тот день тема была выбрана из словаря «Толкование знаков». Но он, видно, даже не знал, что это такое. Подходит ко мне и спрашивает: «О каком «Толковании знаков» идет речь: Сюй Шэня или Дуань Юйцая? *» — «Вот что, братец,— отвечаю я ему.— Вернитесь сначала к себе домой, узнайте, кто автор словаря,

апотом приходите!»

—Ну, вы напрасно его так,— захохотал маньчжур,— он все-таки слышал, что на свете существует «Толкование знаков»! Это получше, чем быть вовсе безграмотным, не читать даже «Истории династии Хань» и утверждать, будто другие написали не тот иероглиф!

Кровь бросилась в лицо Лу Жэньсяну.

— Прошу вас не рассказывать оскорбительные побасенки,— промолвил он, с трудом выдавив из себя усмешку.— Вы хотите сказать, что читали «Толкование знаков»? Я тоже его читал и знаю, что самое главное в нем произношение и смысл иероглифов. Ведь знак «кай» отдельно означает — «вздыхать». Вздох исходит из сер-

154

дца, естественно, что он пишется с ключом «сердце»...

Разве человек, сделанный из дерева, может вздыхать? Это просто описка! Вы обвиняете меня в том, что я не читал «Истории династии Хань», зато вы, наверное, читали ее не в подлиннике, поэтому и попались на удочку!

Увидев, как рассердился Лу Жэньсян, Юань Сюй не посмел с ним спорить.

— К тому же долг членов академии на основе науки об иероглифах выявлять провинциализмы,— продолжал Лу Жэньсян.— Только этим мы докажем свою преданность повелениям императора! * Если же каждую описку возводить в закон и пугать ею людей, мы не только исказим смысл, но и нарушим монарший указ. Ведь это крамола!

Юань Сюй и маньчжур, низко склонив головы, перелистывали сочинения, предоставив говорить ему одному.

Вскоре работы были проверены, и все начали расходиться. Боясь, что Лу Жэньсян затаит обиду за только что произнесенные слова, Юань Сюй приблизился к нему и спросил:

— Дорогой Жэньсян, вы идете сегодня к министру Пань Цзунъиню?

Лу Жэньсян, который в это время собирал свои письменные принадлежности, недоуменно взглянул на него:

—Зачем?

—Разве министр не приглашал вас? Сегодня все будут приносить жертвы Хэ Шаогуну!

—А кто такой Хэ Шаогун? Министр никогда не говорил о нем,— еще больше удивился Лу Жэньсян.— А, понимаю! Все знают, что я незнаком с этим господином, поэтому меня и не пригласили!

Юань Сюй не мог удержаться от смеха:

— Хэ Шаогун не наш современник. Это Хэ Сю, который в ханьскую эпоху сделал примечания к «Комментариям Гунъяна»! Несколько дней назад господин Цянь Дуаньминь подал трону доклад с просьбой разрешить в храме Конфуция жертвоприношения знаменитым ученым. Просьба его удовлетворена. Вспомнив в связи с этим, что Хэ Шаогун тоже принадлежал к крупным конфуцианским ученым, министр пригласил нескольких единомышленников поговорить о нем, а заодно принести ему в знак уважения жертвы. Не согласитесь

155

ли вы пойти вместе со мной взглянуть на церемонию?

Лу Жэньсян хотел было отказаться, так как не любил участвовать в подобных обрядах, но подумал, что его чересчур редкие визиты к министру сильно смахивают на непочтительность. Было еще рано, дома его ждало только безделье, поэтому он ухватился за возможность проявить свое уважение министру и ответил Юань Сюю согласием.

Они вместе вышли на улицу, сели в коляски и отправились в южную часть города. Когда они добрались до дома Пань Цзунъиня, то увидели перед входом множество экипажей. К высоким деревьям, стоявшим возле ворот, было привязано десятка полтора великолепных крутогрудых коней с красными ленточками в гривах. Юань Сюй и Лу Жэньсян поняли, что прибыли знатные гости.

Отдав визитные карточки привратнику, Юань и Лу прошли в уединенный кабинет. Комната была вся забита полками с книгами и картинами, наваленными в беспорядке. На столах стояло множество древних сосудов для вина и жертвенных треножников, позеленевших от времени. По стенам висели поперечные полотнища, на которых знаменитыми поэтами и самим Пань Цзунъинем были написаны шесть стихотворений, посвященных эстампажам, глиняным слепкам, надписям на памятниках, нумизматике, растиранию туши и личным печаткам. Все эти стихи носили характер исследований и были написаны в древней и новой формах, что придавало им весьма оригинальное звучание. Посредине висела доска с двумя огромными иероглифами «Гнездо черепахи» и подписью «Начертал Чэн Юй».

Лу Жэньсян смотрел на надпись и не понимал, что хотел сказать ею автор. Но Юань Сюй знал оригинальный характер Пань Цзунъиня и не удивился: Пань просто использовал слово «черепаха» в качестве псевдонима и часто ставил на своих письмах иероглифы: «Черепаха имеет честь сообщить вам...»

Вкабинете Юань и Лу заметили бородатого старца

сквадратным лицом и большими ушами *, который сидел на кане и перелистывал древнюю книгу в парчовом переплете. Своим добродушным видом он производил впечатление канцлера в мирные дни, и без всяких расспросов было ясно, что это министр Гун Пин. Рядом

сним сидел человек с полным лицом и короткими черны-

156

ми усиками. Наклонившись к министру, он также разглядывал книгу. Это был автор надписи, виночерпий училища «Сыны отечества» Чэн Юй. Двое гостей помоложе сидели на стульях: один выражением своей смуглой сытой физиономии напоминал владельца меняльной лавки; другой был прелестным юношей маленького роста с овальным лицом и пунцовыми губами, белоснежными зубами. Этих людей Юань Сюй не знал.

Пань Цзунъинь сидел на хозяйском месте с длинной трубкой в руках и, время от времени затягиваясь, беседовал с молодыми людьми. Увидев вошедших, он отбросил трубку и поднялся. Слуга, стоявший за его спиной, замешкался и не сумел подхватить трубку, которая со стуком упала на пол.

Не обращая на это внимания, Пань Цзунъинь вышел навстречу Юань Сюю.

— А, вы привели с собой господина Лу Жэньсяна! Все поклонились друг другу. Юань Сюй хотел было спросить имена двух молодых гостей, но Лу Жэньсян опередил его и, указывая на смуглолицего, громко про-

изнес:

—Это господин Ми Цзицзэн.— Он повернулся к юноше.— А это Цзян Бяо. Оба они отличились на последних экзаменах.

—Я слышал, что еще должны прийти Чжуан Хуаньин и Дуань Хуцяо,— заметил Чэн Юй.

—У Чжуан Хуаньина сегодня свидание с одним иностранцем, и он сказал, что не сможет прийти,— промолвил Пань Цзунъинь,— а Дуань Хуцяо я утром

видел в министерстве, он не дал мне определенного ответа. Говорят, он купил какой-то древний памятник и целыми днями им любуется. Лучше не ждать его!

Тут во дворе показалось двое людей. У одного, в потрепанной одежде, физиономия была измазана, лоснящаяся от грязи шапка свалилась набок и еле держалась на голове. Другой был одет богато и изысканно, лицо его светилось довольством и жизнерадостностью. Когда они подошли ближе, все узнали в первом Сюиь Чуньчжи, а во втором — сына Хуан Лифана по имени Чаоцзи.

Завидев Юань Сюя, Сюнь Чуньчжи набросился на него с упреками:

— Что же вы так поздно? Мы были вынуждены без вас готовить все необходимое для жертвоприношения!

157

Тут только Юань Сюй понял, что они занимались расстановкой жертвенных столиков и предметов ритуала

вхраме.

—Простите, что затруднил вас! — извиняющимся тоном проговорил он.

Министр Гун Пин поднял старинную книгу.

— Господин Чэн Юй советует положить на жертвенный стол примечания Хэ Сю к «Комментариям Гунъяна», вот в этом издании, вышедшем еще при династии Северная Сун,— сказал он.

Сюнь Чуньчжи взял книгу и начал ее перелистывать. Юань Сюй и Лу Жэньсян придвинулись к нему. Книга была в роскошном переплете с вертикальной полоской из цветной сычуаньской парчи, на которой стояло заглавие.

—У кого хранилась эта книга? — поинтересовался Юань Сюй.

—Я купил ее недавно на рынке Люличан у старого букиниста Аня,— ответил министр Пань Цзунъинь.

—Ну, если у него, тогда можно представить, какая цена! — воскликнул Сюнь Чуньчжи.

—Всего триста серебряных лянов, — сказал министр.

Большинство гостей не выразило никакого удивления, но Лу Жэньсян даже прикусил язык от испуга. «Только маньяки способны выкладывать такую сумму за драную книжку!» — подумал он.

Повертев в руках книгу, Юань Сюй обнаружил на ней две печати. Одна из них гласила: «Просмотрена Хуан Пиле» *, другая — «Хранилась в доме Ван Лянъюаня».

—Если эта книга принадлежала Хуан Пиле, то каким образом на ней оказалась печать Ван Лянъюаня? — с удивлением спросил Юань Сюй.

—Вся библиотека, оставшаяся от Хуан Пиле, попала к Ван Лянъюаню,— поспешил объяснить Ми Цзицзэн,— а потом, когда род Вана обеднел, книги пошли по рукам. Классические и исторические очутились у Цюй Тециня из Чаншу, философские трактаты и художественные сочинения — у господина Яна из Ляочэна. Эта книга, по-видимому, была утеряна Цюй Тецинем. Когда

япроизводил опись его библиотеки, внук господина Цюя сказал мне, что во время восстания длинноволосых у них исчезло целых два шкафа старых книг!

—Ми Цзицзэн совершенно прав,— вставил Цзян Бяо.— Уникальный экземпляр «Собрания перлов господина Доу» также хранился у Цюй Тециня, но затем был

158

Чаншу.

—Ваши знания просто поразительны! — воскликнул Юань Сюй.— Но особенно я был восхищен эрудицией брата Цзян Бяо в исследовании «Комментариев Гунъяна», когда несколько дней назад прочел его труд

всборнике экзаменационных сочинений. Не согласились бы вы руководить мною?

—О какой эрудиции может идти речь! — скромно промолвил Цзян Бяо.— Мне лишь кажется, что летопись «Весны и осени» была грандиозным обобщением всего жизненного и государственного опыта Конфуция. Сначала в основе его взглядов лежала идея поддержки княжества Чжоу. Поэтому он и говорил: «Как законченны и совершенны установления династии Чжоу! Я следую за ней». После же того, как он из княжества Вэй возвратился в Лу *, его взгляды существенно изменились. Он понял, что династия Чжоу установлена князем и кучкой его вассалов для собственной защиты и угнетения народа. Поэтому он начал проповедовать идею «народ превыше всего», сам пожелал вырабатывать этикет и музыку, в связи с чем заявил: «Когда я еду в Ся, я пользуюсь колесницей из Инь и надеваю шапку из Чжоу». Здесь ясно видно стремление Конфуция изменить существовавшие законы. В его летописи «Весны

и осени» между строк легко можно прочесть мысль о том, что каждый человек имеет право вмешиваться в государственные дела и не должен позволять кучке аристократов безнаказанно чинить произвол. Конфуций сам первый подал пример этого. Прежде право награждать достойных и наказывать виновных принадлежало народу, но затем люди привыкли к тому, что оно стало прерогативой Сына Неба. Вот Конфуций и написал «Весны и осени» для того, чтобы поставить все на свои места. «Хроника «Весны и осени» трактует о делах государя»,— говорит Мэн-цзы *. Но это слишком вульгарный взгляд. По-моему, точнее было бы сказать, что «Весны и осени» трактуют о правах, дарованных небом каждому гражданину. Только так можно передать основную мысль летописи! Написав эту книгу, Конфуций передал ее своему ученику Гунъяну, и когда его идеи распространились, власть Сына Неба и удельных князей ослабла, а сила простого народа возросла. Правители, естественно, были этим недовольны и принялись всячески осуждать Конфуция. «-Понимают его, но считают

159

преступником»,— сказал об этом Мэн-цзы. В результате учение Конфуция осталось пустым разговором на бумаге. Однако нынешний расцвет народовластия в Европе и связанное с этим быстрое укрепление государств показывают, что мысль мудреца была правильной. Как жаль, что в самом Китае не нашлось людей, которые сумели бы провести в жизнь идеи Конфуция, изложенные в «Комментариях Гунъяна»!

Юань Сюй разинул рот от изумления:

—Какая удивительная теория!

—Не слушай его разглагольствований, брат Сюй,— смеясь, сказал Ми Цзицзэн.— Он уже много лет занимается «Комментариями Гунъяна», а что за это время совершил? Всего лишь получил степень цзюйжэня, как

ия. Хотя он и склоняет на разные лады «общественных и частных баранов» *, но преследует те же цели, что и авторы работ, одобренных императорами. Круп-

ние трех лет не выходил даже в сад. Какова же была его мечта? Написать о трех стадиях воздействия неба на человека да добиться первенства в спорах при дворе!

Лу Жэньсян, неприятно ошеломленный речью Цзян Бяо, при словах Ми Цзицзэна снова оживился:

— Вы говорите весьма справедливо, друг Цзицзэн,— воскликнул он.— Мне кажется, что на сегодняшней церемонии жертвы должны приносить только господа Цзян и Ми. Этим они докажут, что не забыли заветов нашего великого учителя!

Гун Пин нахмурился и ничего не сказал.

— Лу Жэньсян, если ты не понимаешь смысла учения Гунъяна, лучше помолчи! — оборвал его Пань Цзунъинь.— Высказывание Цзян Бяо принадлежит не ему одному. Недавно ко мне приходил ученый Мяо Пин, так он говорил то же самое. «До возвращения в княжество Лу главная идея Конфуция заключалась в поддержке династии Чжоу,— утверждает он.— Это его старое учение. А после возвращения в Лу Конфуций начинает признавать самостоятельность отдельных княжеств. Это его новое учение. Первые ученики Конфуция восприняли старое учение, а последующие — новое. По- этому-то в «Шестикнижии» * мысли о государственных установлениях, ритуалах и музыке так часто не совпадают друг с другом, а иногда и вовсе вступают в противоре-

160