Восточная литература на русском языке / Цзэн Пу - Цветы в море зла

удивился, взял ее в руки и увидел за рамкой записку. Из нее я узнал, что вся жизнь Саши, полная тяжких раздумий, и вся будущность партии связаны с этой маленькой фотографией! Я принес ее сюда, чтобы посоветоваться

свами, как спасти Сашу, но, кажется, уже поздно!

Сэтими словами он вынул из кармана маленький конвертик и фотографию и передал их Луизе. Та не стала смотреть на фотографию и поспешно достала письмо. Прочитав две-три строки, она со вздохом кивнула головой.

—Оказывается, брак с Николаевым был задуман ею только для того, чтобы помочь партии. Ах, как мы ошиблись в ней! Порвать с любимым и выйти замуж за негодяя,— какое самоотвержение!

Луиза продолжала читать:

— И Николаева убила она! Кто бы мог догадаться! Кранц стоял молча, утирая слезы. Борма и другие

делегаты переглянулись.

—Кто убил Николаева?! — переспросил Борма.

—Конечно, Саша! — ответила Луиза.

—Странно! Выйти за него замуж и убить его? Как это связать?

—Она убила Николаева для того, чтобы разрешить наши финансовые затруднения,— пояснила Луиза.— Все его наследство она передает партии.

—В свое время революционерка Горнфельд тоже вышла замуж за богатого, отравила его и овладела его деньгами,— взволнованно заговорили делегаты.— Очевидно, так решила действовать и Саша!

—Сколько ей удалось достать? — спросил Борма. Луиза заглянула в письмо.

—Немало! Восемьдесят миллионов рублей! — Она показала фотографию и вздохнула.— Вот это чек на восемьдесят миллионов! Саша поступила очень предусмотрительно, вложив деньги в швейцарские и французские банки срочными вкладами и договорившись с управляющими, что выплата будет производиться по предъявлении этой фотографии. Она пишет, что мы должны получить деньги сразу же, как прочтем письмо, иначе будет поздно!

Тут Луиза остановилась и удивленно промолвила:

—Но зачем она истратила десять тысяч рублей, чтобы купить себе место фрейлины?!

—Это как раз связано с сегодняшним происшествием! — с грустью проговорил Кранц.— Разве вы не знае-

241

те, что она давно уже отправила свою мать к родственникам в Швейцарию? А бомба осталась ей от Николаева, который в свое время добыл ее при обыске клуба «Ад». Едва Саша увидела бомбу, как поняла, что ее надо припрятать. Это значит, что она давно уже прониклась решимостью умереть!

Луиза опустила письмо и заплакала.

—Она совершила настоящий подвиг, дав партии такой колоссальный капитал! Разве мы можем позволить тирану и чиновникам-палачам убить ее?!

—Надо спасти ее во что бы то ни стало! — зашумели делегаты.

— Пошлем одного человека в банк, а другого — к Зимнему дворцу, чтобы попытаться разведать, где Саша! — предложила Луиза.— Оба эти задания очень важны, кто желает идти?

Борма взял на себя получение денег, а Кранц захотел пойти на разведку.

Теперь мы расскажем о Кранце, который весь в поту прибежал к Зимнему дворцу. Вход плотной стеной заслоняли полицейские... Пока юноша раздумывал, как бы проникнуть внутрь, из подъезда вышли двое мужчин — один пожилой, другой молодой — и сели в коляску. Кранц попытался скрыться, но молодой увидел его и окликнул:

— Кранц, и ты здесь?!

Юноша с удивлением узнал Вальдерзее. Ему оставалось только подойти и поздороваться. Вальдерзее сказал Кранцу, что они тоже хотели попасть во дворец, но сегодня здание охраняется необычно строго; даже крупный чиновник — знакомый Бешкова — ничем не мог помочь. Вальдерзее усадил расстроенного Кранца в коляску, и все трое поехали к офицеру домой, чтобы обсудить, как спасти девушку.

Неожиданно Бешкову принесли секретное письмо от его знакомого, который сообщал, что Саша уже казнена,— боясь осложнений, царь приказал повесить ее в тот же вечер. Кранц сжимал кулаки от ярости, ругал царя и его сановников народными мучителями и хотел тотчас же отомстить за Сашу, но Вальдерзее убедил его не действовать опрометчиво. Тогда юноша, весь поникнув от горя, оставил Бешкова и Вальдерзее и поспешил на съезд, чтобы сообщить товарищам печальную весть.

В это время Луиза с остальными делегатами обсуждала план спасения Саши. Внезапное сообщение Кранца

242

прозвучало словно гром среди ясного неба. Люди, округлив глаза, в гневе били себя кулаками в грудь. Но больше всех была потрясена Луиза, которая тут же произнесла пламенную речь, прерывая свои слова рыданиями.

Через несколько дней состоялся траурный митинг, благодаря которому дух партии повысился в сотни раз. Вскоре вернулся Борма, в партийную кассу влился огромный капитал, и сила нигилистов возросла еще больше. В 1901 году Кранц убил министра просвещения Боголепова — бывшего профессора, который отрубил руку Саше. Луиза также 11 мая 1904 года пыталась бросить бомбу в царя Николая, но, потерпев неудачу, была схвачена. Перед казнью она сказала:

— Я хотела ценой своей жизни добыть свободу для всего народа, смерть мне не страшна!

Все это было откликом на героический поступок Саши. Но эти события произошли уже позднее, и подробно описывать их нет необходимости.

Расскажем лучше о Вальдерзее, который продолжал ходить в посольство, чтобы увидеть Цайюнь. Каждый раз его задерживали у ворот, поэтому в конце концов женщина назначила ему свидание в Иорданском парке. Офицер подкупил смотрителя парка и приказал извещать его каждый раз, когда Цайюнь придет в сад. Их встречи стали частыми.

Но, как говорится, чувства долги, а дни коротки. Быстро пролетели несколько холодных месяцев, и наступила жаркая пора, когда короткие рукава и тонкие рубашки особенно легко рождают вожделение. Вальдерзее беспокойно бродил по своей гостинице и ждал приятных вестей, но проходили день за днем, а письма все не было. Изнывая от скуки и одиночества, лейтенант лежал в кресле-качалке и читал газету. Внезапно в отделе официальных сообщений он увидел заметку, которая гласила:

«Кончился трехлетний срок полномочий посланника Цинский империи в России и Германии Цзинь Вэньцина. Прибытие нового посланника ожидается через несколько дней».

Заметка ошеломила Вальдерзее. «Теперь понятно, почему на этой неделе Цайюнь не пришла. Оказывается, она возвращается на родину! — подумал он, но тут же в его голове мелькнула новая мысль: — Раз нам предстоит разлука, она должна была еще сильней стремиться

243

к встрече со мной. Иначе где же гарантия, что она действительно меня любит?»

Офицер снова взял в руки газету и тупо уставился в нее. Внезапно слуга внес телеграмму из немецкого посольства. Вальдерзее торопливо распечатал ее. Телеграмма оказалась от его начальника, пехотного генерала, который извещал, что в связи с важными служебными делами Вальдерзее должен срочно выехать в Германию. Приказ звучал настолько категорично, что ни о какой задержке не могло быть и речи.

— Какая досада! — вздохнул лейтенант.— Неужели мы больше ни разу не увидимся?

Он вошел в спальню, надел мундир и отправился в Иорданский парк, надеясь случайно встретить Цайюнь или по крайней мере договориться о свидании. Но когда он приехал на место, смотритель сказал ему, что китаянка давно не появлялась. На другой день Вальдерзее снова поспешил в парк, но снова напрасно. Не видя другого выхода, лейтенант написал письмо и приказал смотрителю передать его в собственные руки жене китайского посланника, как только она появится, а сам с горьким чувством вернулся в гостиницу и стал собирать вещи.

На следующее утро он сел в поезд и возвратился в Германию, но рассказывать о том, как протекал его путь, мы не будем.

Между тем Цайюнь, которая едва вошла во вкус своих отношений с Вальдерзее, разумеется, совсем не хотела расставаться с ним. Узнав, что полномочия мужа истекают, она стала уговаривать его похлопотать о продлении срока. Однако попытки Цзинь Вэньцина не увенчались успехом. Затем он получил телеграмму от своего преемника, который сообщал, что уже находится в Берлине и через три дня будет в России. Цзинь сказал Цайюнь, чтобы она срочно собирала вещи. Сообщение поразило молодую женщину, как удар грома. Она очень досадовала, что не может попрощаться с Вальдерзее: господин всячески торопил ее со сборами, а поручить что-либо Афу она не могла, так как молодой слуга, терзаемый ревностью, давно искал случая придраться к ней. Некому было отнести даже письма, и Цайюнь оставалось страдать молча.

Наконец посланник сдал все дела. Отвезти вещи на вокзал было поручено Афу, а сам Цзинь Вэньцин отправился к Бешкову на прощальный завтрак, устроенный

244

в его честь. Воспользовавшись моментом, Цайюнь послала мальчишку за извозчиком и одна отправилась в Иорданский парк с тайной надеждой встретить там Вальдерзее: ей так хотелось сказать ему несколько ласковых слов и посетовать на горечь разлуки!

Въехав в парк, она думала отправиться к смотрителю, но тот сам вышел навстречу и с многозначительной улыбкой подал ей конверт.

— Вы, вероятно, были заняты, мадам! Это письмо от господина Вальдерзее.

Цайюнь удивленно взглянула на смотрителя, поспешно взяла письмо и прочла:

«Дорогая Цайюнь! На днях, читая газету, я узнал, что вы скоро уезжаете, и чрезвычайно огорчился. Кто мог подумать, что и меня по велению монарха заставят срочно собрать вещи и выехать! Увы, почему судьба так жестока к нам? Наша недолгая любовь закончилась печально: мы не можем даже высказать друг другу наши чувства и пролить прощальные слезы. Я надеялся последний раз пожать вам руку в том самом парке, где мы часто с вами гуляли, но догорел вечерний закат, а звука ваших шагов я так и не услышал. Одни лишь птицы на деревьях пожалели меня и проводили из парка своими печальными песнями.

Сегодня я уезжаю, надолго расставаясь с вами. Отделенный от вас безбрежным океаном, я буду всю жизнь думать о вас. Ночами, когда лунный свет озарит мою комнату, я буду видеть вас во сне.

Если случится оказия, молю, подайте о себе весточку! Ваш любящий друг Вальдерзее».

Женщина опустила письмо в карман и с вымученной улыбкой спросила смотрителя:

—Когда господин офицер передал вам это письмо?.. Он еще что-нибудь сказал?

—Позавчера. Но ничего особенного он при этом не добавил, просто досадовал, что вы не приходите.

Цайюнь кивнула головой, сдерживая рыдания, медленно села в коляску и приказала кучеру везти ее прямо на вокзал. Когда она приехала, Цзинь Вэньцин уже садился в поезд. Его провожали представители русского министерства иностранных дел, послы Германии, Австрии и Голландии, художник Бешков. Торжественно

245

прибыл на проводы новый посланник Сюй Цзинчэн с атташе и переводчиками, которых ему оставили, по его просьбе, от Цзинь Вэньцина. Цзинь, весь взмокший от пота, едва успевал отвечать на приветствия, и ему было не до Цайюнь. Но Афу заметил, что госпожа прикатила на извозчике, и тотчас насторожился. Выйдя к ней навстречу, он посмотрел на заплаканные глаза молодой женщины и усмехнулся. Цайюнь отвернулась, сделав вид, будто не замечает его.

Едва она показалась на платформе, как служанки и горничные, уже изнывавшие от беспокойства, бросились к ней и помогли подняться в вагон. Прозвучал свисток, из трубы вырвался клуб густого дыма, и поезд медленно двинулся. Провожающие замахали руками, шапками, платочками. Под шумные возгласы «счастливого пути!» поезд, стремительно набирая скорость, покинул Санкт-Петербург.

Через три дня они добрались до Берлина. Цзинь Вэньцин выполнил все необходимые формальности, и супруги выехали в Марсель. Здесь стоял тот же самый корабль «Саксония», который привез их из Китая и на который им опять заказали места. Шестнадцатого августа он отплывал в Шанхай.

Накануне вечером, после ужина, все поднялись на борт корабля. Цзинь Вэньцин и Цайюнь снова оказались в первом классе. Когда они разместились, в каюту с улыбкой вошел старый капитан Якоб.

— Поистине нас связывает судьба! — воскликнул он, обращаясь к бывшему посланнику и его наложнице.— Вы снова на моем корабле!

Цзинь не знал иностранных языков, поэтому предоставил Цайюнь принимать гостя. Вскоре после ухода капитана корабль отчалил. Якоб был очень внимателен к своим высоким пассажирам. Часто он сам заходил к ним, иногда же Цайюнь, совершая прогулку по верхней палубе, заглядывала в его каюту. Дело в том, что с тех пор, как наложница покинула русскую столицу, ее все время мучила мысль, что она не простилась с Вальдерзее. В волнении молодая женщина часто вынимала письмо и прижимала его к груди. Только луна видела ее страдания да ветер осушал ее слезы. Цайюнь умела говорить по-немецки, но писать не научилась и не могла самостоятельно послать ответ. Это повергало ее в сильную тоску. Якоб видел, что женщина ходит опечаленная, и хотя не понимал причины, всячески старался

246

ее развеселить. Не стоит и говорить, как Цайюнь была ему за это благодарна.

Между тем Афу начал подозревать госпожу с того самого дня, как впервые увидел у нее Вальдерзее. Будучи слугой, он не решался открыто проявлять свое недовольство и ограничивался лишь намеками и осторожными вопросами.

Однажды вечером «Саксония» плыла по Средиземному морю, освещенному высоко стоявшей в небе луной. Только что пробили первую склянку, но пассажиры давно разошлись. Корабль затих, слышалось лишь мерное посапывание спящих.

Афу одиноко лежал в своей каюте. Он долго ворочался, мучимый какой-то странной тревогой, потом встал и, накинув на плечи халат, вышел в коридор. По лестнице он поднялся на верхнюю палубу. Здесь было пустынно и тихо. Луна сияла серебристым светом, дул прохладный ветерок, на всех предметах лежала ночная роса, и волнение юноши постепенно улеглось. Он прислонился к мачте, любуясь ночным морем. Вдруг возле пароходной трубы мелькнул силуэт. Афу насторожился, на цыпочках отошел от мачты и увидел вдалеке, примерно на расстоянии полета стрелы, человека, который быстро шел к носу корабля. У него было гибкое тело, напоминающее женское, и Афу не мог различить только, китаянка это или иностранка. Он хотел присмотреться повнимательнее, но в этот момент у каюты капитана раздался стук захлопываемой двери, и фигура исчезла.

«А у капитана ведь есть жена! — подумал Афу.— Все равно мне делать нечего, погляжу, чем они там занимаются!»

Он подкрался к каюте и встал возле большого иллюминатора с поднятыми красными шторами. В комнате было темно, и лишь благодаря слабому лунному свету Афу различил, что женщина сидит спиной к окну на кресле, а Якоб стоит перед ней. Капитан уже протянул руку к выключателю, как вдруг женщина сделала предостерегающий жест и сказала несколько слов на иностранном языке. Якоб осклабился, похлопал себя руками по карманам и вынул какой-то конверт. Держа его на почтительном расстоянии, он продолжал говорить, словно дразня женщину. Та искоса взглянула на него и попыталась схватить конверт, но Якоб, не страдавший недостатком силы, взял женщину за руку и, наклонившись, что-то тихо прошептал ей на ухо. Жен-

247

щина повернулась, выглянула за дверь и по пути опустила штору. Афу прильнул к щелочке, стараясь разглядеть лицо женщины, и вдруг ахнул.

Воистину:

Видно, в прошлом перерождении Средь проныр словно будда ты славился, Если в полночь как на картине Разглядел в темноте красавицу.

Если хотите знать, почему ахнул Афу, прочтите следующую главу.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

ГУЛЯЯ ПО ЗЕЛЕНОЙ ПОЛЯНЕ, ХОЗЯЕВА ОБСУЖДАЮТ СПИСОК ГОСТЕЙ. В ПАРКЕ ИДЕТ ПРОСВЕЩЕННАЯ БЕСЕДА ОБ

ИНОСТРАННЫХ ГОСУДАРСТВАХ

Заглянув в щелочку между шторой и иллюминатором, Афу с трудом различил хорошо знакомый ему силуэт и от неожиданности ахнул. Снедаемый ревностью, он уже хотел ворваться в каюту, но тут же его мысли приняли другое направление: капитан Якоб очень сильный и жестокий человек, а поэтому на рожон лезть не стоит. К сожалению, стена каюты была сделана из плотно пригнанных друг к другу дубовых досок,

инаружу не просачивалось ни звука. Не видя другого выхода, Афу хотел приоткрыть дверь, но вдруг на палубе послышался какой-то шум. Юноша отскочил от двери и увидел огромного пуделя с горящими глазами

ивсклокоченной шерстью, который, виляя хвостом, мчался на нос корабля за гладкой, холеной болонкой.

Афу раздраженно сплюнул.

— Ну вот, даже собаки и те против меня! Раздосадованный, строя различные планы, юноша

побрел к лестнице. Вдруг перед его глазами промелькнул какой-то силуэт. Человек быстро пробежал вдоль левого борта и буквально в нескольких шагах от Афу спустился на нижнюю палубу. Молодой слуга остолбенел: «Неужели там уже все кончилось?» — подумал он, но, так и не найдя ответа на этот вопрос, вернулся к себе в каюту.

Всю ночь он ворочался с боку на бок и уснул только на рассвете. Внезапно он услышал сквозь сон шум голо-

248

сов и очнулся: на палубе второго класса кто-то кричал. Афу прислушался и узнал голос слуги Куан Чаофэна:

—Тьфу! Подумаешь, иностранец, капитан! Гроша ты медного не стоишь! Ты что, о трех головах и семи руках, что ли? Нечего придираться ко мне, лучше скажи, что ты делал этой ночью?! Я битый час стоял у твоей каюты — все слышал! За какую-то поганую стекляшку из столовой ты заставляешь меня платить. А за жену посла, которую ты использовал, кто будет ответ держать?!

Вответ послышалось невнятное бормотание иностранца, затем яростный вопль Куан Чаофэна:

—Мерзавец! Господин Цзинь идет, а ты тут всякую чепуху городишь! Убирайся!

Слуга удалился, ворча:

— Не мешало бы господину Цзиню последить за женой!

Афу удивился: этой ночью он вроде бы не встречал слугу на палубе. Приход хозяина не предвещал ничего, кроме скандала, поэтому Афу поспешно оделся и вышел из каюты. На палубе второго класса он увидел Куан Чаофэна, который жестами извинялся перед капитаном Якобом. Цзинь Вэньцин с каменным лицом молча стоял у входа. Цайюнь, не смея показаться, лишь выглянула из-за двери и, заметив Афу, поманила его к себе.

Юноша подошел.

—Что случилось?

—Кто бы мог подумать! — возмущенно воскликнула Цайюнь.— Этот негодяй разбил чей-то стакан, а теперь, когда его заставляют платить, обливает грязью ни

вчем не повинных людей.

—На чистое яичко муха не сядет! — ехидно усмехнулся Афу.— Хозяину теперь обо всем известно. Да, жаль мне вас!

Цайюнь хотела было ответить, но в этот момент к ней, весь пылая от гнева, подошел Цзинь Вэньцин. Афу поспешно отскочил в сторону.

— Ты зачем вышла?! — уставился господин на наложницу.

Услышав эти слова, молодая женщина опрометью бросилась бежать, Цзинь последовал за ней. Вбежав в каюту, Цайюнь упала на постель и, закрыв лицо руками, громко зарыдала.

— Гм! Ты еще плачешь?! — произнес Цзинь Вэньцин.

249

— Как же мне не плакать? — запричитала Цайюнь.— Нет у меня, несчастной, мужа, все меня обижают!

Цзинь удивился:

—Что за ерунда?

—Разве вы настоящий муж? Другие мужья защищают своих жен; даже если жена совершила ошибку, прощают ее во имя прежней любви и не позволяют рыться в своем грязном белье! А вы разрешаете низким рабам плевать в меня, слушаете подлые сплетни, стоите среди зубоскалов и слова не вымолвите. Я знаю, вы все понимаете и не верите им. Но что они подумают, глядя на ваше поведение? Они будут считать, что вы поверили! Кто смоет с меня это незаслуженное оскорбление?!

Надо сказать, что Цзинь Вэньцин только что поднялся с постели и отправился навестить Куан Чаофэна. Услышав брань слуги, он пришел в страшную ярость. Не умея в таких случаях долго раздумывать, он был готов бросить наложницу в море, чтобы навсегда избавиться от позора. Однако плач Цайюнь и ее прелестная поза умерили его гнев почти на половину. Речь ее тоже показалась ему довольно убедительной. «Пожалуй, в самом деле она ни в чем не виновата!» — подумал он, и гнев его смягчился еще на одну треть.

— Если ты ничего дурного не сделала, то зачем было людям клеветать на тебя? — спросил он.

Цайюнь забила ногами и еще пуще расплакалась:

— Это вы погубили меня! Зачем мне было учить языки?! Я вовсе не собиралась принимать иностранных гостей. А вы, сдавая дела, оставили своему преемнику всех хороших переводчиков и, едва мы сели на корабль, заставили меня быть вашей посредницей. Вот почему мне и пришлось иметь дело с Якобом, а тут начались всяческие подозрения. Вчера вечером я слишком неосторожно отправилась к нему в каюту, чтобы попросить его написать за меня ответ подруге в Берлин. Откуда я могла знать, что это выльется в такой скандал?!

Она быстро повернулась и, достав из-под подушки письмо, написанное латинскими буквами, швырнула его

влицо Цзинь Вэньцину.

—Вот письмо! Если не верите, посмотрите сами!

Иона вновь зарыдала, крича, что хочет умереть. Цзинь не знал западных языков, но по тому, как

запальчиво говорила Цайюнь и как смело она швырнула ему письмо, решил, что наложница говорит правду. Когда же он прислушался к ее скорбным рыданиям, его

250