Микешина Л.А. Философия науки

402 Часть IIL Методология научного исследования

вистическая и не художественная, но эпистемологическая характе­ ристика текста, текст как форма познания.

Как особый результат когнитивной деятельности, текст одно­ временно синтезирует разные уровни и формы отображения действительности. Это, во-первых, содержательное описание не­ которых явлений и отношение субъекта-автора к ним; во-вторых, через поэтику, контекст и подтекст отображение философско-эс­ тетических, культурно-исторических ценностей автора и через них — менталитета эпохи; в-третьих, присутствие в тексте диалога «двух сознаний» и, соответственно, объективно возможных его ин­ терпретаций другим сознанием и даже другой культурой. Но имен­ но этот аспект выводит на авансцену семантические смыслы тек­ ста, его открытость и многозначность, авторский, читательский и «объективные» смыслы, а значит — герменевтические проблемы понимания и интерпретации. Раскрытие этих моментов составля­ ет логико-гносеологическую основу комментариев к текстам, предлагаемых специалистами.

Выявление скрытого содержания текстов не имеет характера логического следования, опирается на догадки и гипотезы, требует прямых и косвенных доказательств правомерности выявленных предпосылок. Интересный опыт дают сегодня исторические ис­ следования, стремящиеся, по выражению А.Я. Гуревича, «к рекон­ струкции духовного универсума людей иных эпох и культур», осо­ бенно те работы, где их авторы стремятся выявить неявные (не­ осознанные, невербализованные) мыслительные структуры, в целом ментальность эпохи. Известное исследование А.Я. Гуревича по категориям средневековой культуры прямо направлено на изу­ чение не сформулированных явно, не вполне проявленных в куль­ туре умственных установок, общих ориентаций и привычек. Исто­ рики и культурологи широко применяют сегодня объективный ме­ тод косвенных свидетельств о тех или иных ментальностях. В существующих текстах, посвященных каким-либо хозяйствен­ ным, производственным или торговым проблемам, они стремятся вскрыть различные аспекты миропонимания, стиля мышления, самосознания.

Так, изучать восприятие гуманистической культуры в Италии XVI века можно, обратившись к трактату, посвященному ремес­ лам, связанным с огнем, — «De la pirotechnia» Ваноччо Бирингуччо. Исследователь обнаруживает ÿ автора трактата, не гуманиста в прямом смысле слова, ту же «диалогичность» мышления гумани­ стов, спор, в процессе которого выясняется, что ни одна из сторон

владеет не всей истиной, но только ее частью. Автором воспринят был именно стиль мышления, стиль культуры, причем не впря­ мую, не в результате пристального чтения гуманистических сочи­ нений, а через культурную атмосферу общества. Отсюда можно предположить, что гуманистический стиль мышления был при­ сущ широким слоям горожан, культуре Возрождения в целом, не­ зависимо от того, что он не был четко продуманной и глубоко осознанной позицией, —таков вывод исследователя (См.: Хари­ тонович Д.Э. К проблеме восприятия гуманистической культуры в итальянском обществе XVI в. / / Культура Возрождения и общест­ во. М., 1986. С. 157, 161).

Еще одна особенность выявления скрытого содержания куль­ турно-исторического текста состоит втом, что исследователь, при­ надлежащий другой культуре, может выявить скрытые смыслы, объективно существовавшие, но недоступные людям, выросшим в данной культуре. Ценность и правомерность таких вопросов, иду­ щих из другой культуры и эпохи, состоит в том, что объективно от­ вет на них действительно присутствует. В этом случае мы встреча­ емся с особенностями реального существования неявного знания в художественных творениях прошлого. Эти особенности текстов объективны, они не порождаются произвольно читателями-интер- претаторами, но осознанно или неосознанно закладываются в той или иной культуре.

Таким образом, текст обладает объективными свойствами, обеспечивающими ему реальное существование и передачу в куль­ туре, причем не только в своей прямой функции - носителя ин­ формации, но и как явления своей культуры, ее гуманистических параметров, существующих, как правило, в неявных формах и вы­ ступающих предпосылками разнообразных реконструкций и ин­ терпретаций. Если текст принадлежит иной культуре, то задачи его понимания и комментирования существенно усложняются, так как исходные предпосылки автора и интерпретатора могут сущест­ венно не совпадать. Возникают так называемые межкультурные лакуны, т. е. пробелы, несовпадения, например в языках, картинах мира, традициях, обрядах, нормах поведения, обычаях, бытовой культуре. Они могут отражать несовпадения национальных осо­ бенностей, способов деятельности, например в сфере мыслитель­ ных задач, либо различия этнографического характера.

Таким образом, философско-методологический анализ проб­ лем и особенностей гуманистических текстов позволяет выявить приемы и способы решения принципиальной задачи гуманитарно­

404 Часть III. Методология научного исследования

го знания, которая состоит в теоретической реконструкции субъ­ екта, стоящего за знанием, в социально-исторической интерпрета­ ции культуры, породившей такого субъекта.

Существует определенная аналогия в тенденциях, характери­ зующих развитие философской и литературоведческой методоло­ гии. В литературоведении — это движение от узко лингвистиче­ ского подхода к дополнению его философско-эстетическими, ми­ ровоззренческими и культурно-историческими факторами. В теории познания также существует определенное стремление преодолеть предельную абстрактность субъекта и логико-гносео­ логического анализа, разработать понятийный аппарат для учета социокультурных, вообще ценностных предпосылок познания. Однако методологические трудности, возникающие при этом, но­ сят в определенном смысле противоположный характер, что осо­ бенно проявляется в становлении и выборе абстракций. Литерату­ роведение опасается «завысить» уровень абстракций, поскольку в отличие от универсальности философских формулировок его по­ нятия отражают конкретные особенности явлений. Теория позна­ ния, в свою очередь, должна уйти с предельно абстрактного логи­ ко-материалистического уровня познания, но должна избегать не­ оправданного «снижения» уровня абстракции, приводящего к «психологизации», растворению в конкретных свойствах, лично­ стных особенностях субъекта познания, поскольку здесь таится опасность вообще утратить возможность обобщения, т. е. самой специфики гносеологического подхода. Итак, проблема состоит в нахождении грани, меры, формы синтеза абстрактного и чувственно-конкретного.

Эта тема фундаментальна и вечна, хотя проблематизируется по-разному, что подтверждается не только приведенными выше исследованиями, но и другими обращениями к авторам европей­ ского Средневековья и Возрождения. Так, исследователи творче­ ства Данте — поэта, теолога, философа — видят трудности пони­ мания его творчества именно в двойственной - поэтической и философской природе последнего, порождающей, в частности, проблему абстракций в его произведениях. «Если подойти к оцен­ ке мировоззрения Данте лишь с абстрактно-рассудочных пози­ ций, отвлекаясь от художественно-поэтического строя, его про­ изведений, сводя образную ткань «Божественной комедии» к ал­ легорической символике, — рассуждает исследователь, — то возникает реальная опасность превратить творчество итальянско­ го поэта не более чем в нравоучительную конкретизацию тради­

ность — рассматривали за пределами собственно теории познания, преимущественно в истории науки, истории философии или в ант­ ропологических исследованиях.

И здесь опять можно обратиться к опыту Бахтина, у которого пространство и время в гуманитарном познании появляются как совершенно новая идея в отличие от вневременности и внепространственности традиционной гносеологии, а также от господства чисто «натуралистической» трактовки этих фундаментальных ком­ понентов человеческой жизни и деятельности.

Зная идеи о времени И. Канта, А. Бергсона, а также, можно предположить, герменевтиков, Бахтин тем не менее ищет и нахо­ дит свое видение пространства и времени, которое, несомненно, значимо для современного понимания природы темпоральности и пространственности в познании. Бахтин соединяет действую­ щее сознание и «все мыслимые пространственные и временные отношения» в единый центр — «архитектоническое целое», и при этом проявляется эмоционально-волевое конкретное многообра­ зие мира, в котором пространственный и временной моменты оп­ ределяют мое действительное единственное место и действитель­ ный неповторимый исторический день и час свершения. Вместо физических характеристик и традиционного противо-поставле- ния «субъект—объект», ставшего главным знамением традицион­ ного гносеологизма, перед нами открываются принципиально иные представления о взаимоположенности человека и мира.

Эти идеи близки герменевтике, опыт которой имеет особую значимость для понимания природы времени и способов его опи­ сания в теории познания. Время осмысливается здесь в различных аспектах: как темпоральность жизни, как роль временной дистан­ ции между автором (текстом) и интерпретатором, как параметр «исторического разума», элемент биографического метода, компо­ нента традиции и обновляющихся смыслов, образцов. Обращаясь к «временному целому героя», проблеме «внутреннего человека», Бахтин непосредственно рассматривает проблемы темпорально­ сти жизни, полагая, что «жить — значит занимать ценностную по­ зицию в каждом моменте жизни».

Одна из конкретных программ, начало которой положил сам Бахтин, создавая историческую поэтику, — это переосмысление категорий пространства и времени в гуманитарном контексте и введение понятия хронотопа как конкретного единства простран­ ственно-временных характеристик для конкретной ситуации. Бах­ тин оставил своего рода модель анализа темпоральных и простран­

ственны х отнош ений и способов их «введения» в художественные и литературоведческие тексты, что может послужить образцом, в частности, и для исследования когнитивных текстов.

Следует отметить, что, взяв термин «хронотоп» из естествен- но-научных текстов A.A. Ухтомского, Бахтин не ограничился на­ туралистическим представлением о хронотопе как физическом единстве, целостности времени и пространства, но наполнил его также гуманистическими, культурно-историческими и ценност­ ными смыслами. Он стремился обосновать совпадения и несов­ падения понимания времени и пространства в систематической философии и при введении им «художественного хронотопа». Бахтин принимает кантовскую оценку значения пространства и времени как необходимых форм всякого познания, но в отличие от Канта понимает их не как «трансцендентальные», а как «фор­ мы самой реальной действительности». Он стремится раскрыть роль этих форм в процессе художественного познания, «художе­ ственного видения». Обосновывая также необходимость единого термина, Бахтин объясняет, что в «художественном хронотопе» «время сгущается, уплотняется, становится художественно-зри­ мым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движе­ ние времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется вре­ менем» (Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / / Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 121-122).

В контексте исторической поэтики Бахтина и выявления изоб­ разительного значения хронотопов не должен остаться незамечен­ ны м ф ен о м ен , обозначенны й как субъективная игра временем,

пространственно-временными перспективами. Это специфическое для худож ественной, вообще гуманитарной реальности явление — трансф орм ация времени или хронотопа под воздействием «могу­ чей воли художника». К ак должен оценить и осмыслить этот опыт, не поощ ряем ы й наукой и здравы м см ы слом, эпистемолог? Что скры вается за леж ащ им на поверхности прямым смыслом — ведь игра временем — это художественный прием, значимый лиш ь для худож ественного или ф ольклорного произведения. Столь прис­ тальное вним ание самого Бахтина к «субъективной игре» и богат­ ство вы явленны х при этом форм времени заставляют предполо­ жить, что за художественным приемом есть и более фундаменталь­ ные свой ства и отн ош ен и я. И м енно в этом контексте Бахтин рассм атривает «одну особенность ощущ ения времени» — так на­

зываемую историческую инверсию, при которой «изображается как уже бывшее в прошлом то, что на самом деле может быть или должно быть осуществлено только в будущем». Чтобы «наделить реальностью» представления об идеале, совершенстве, гармони­ ческом состоянии человека и общества, их мыслят как уже бывшие однажды, перенося возможное будущее в прошлое — реальное и доказательное.

Наиболее ярко «игра временем» проявляется в авантюрном времени рыцарского романа, где время распадается на ряд отрез­ ков, возникает в точках разрыва (в возникшем зиянии) реальных временных рядов, где закономерность вдруг нарушается. Здесь ста­ новятся возможными гиперболизм — растягивание или сжима­ ние — времени, влияние на него снов, колдовства, т. е. нарушение элементарных временных (и пространственных) отношений и перспектив. Возможна также (особенно в ромйнах позднего Сред­ невековья, наиболее ярко в «Божественной комедии» Данте) заме­ на горизонтального движения времени его «вертикальным» пред­ ставлением. Меняется сама логика времени. «Временная логика вертикального мира» — это понимание его как чистой одновре­ менности, «сосуществования всего в вечности», т. е., по существу, во вневременности, что позволяет временно-исторические разде­ ления и связи заменить смысловыми, «вневременно-иерархичес­ кими», выйти на «вневременную потустороннюю идеальность», как в дантовом мире, воплощающую саму сущность бытия.

Здесь зафиксирована одна важная особенность гуманитарно­ го и художественного сознания, когда оно полноправно и полно­ ценно в своем внутреннем, имманентном ему времени; оно вовсе не оценивается точностью отражения, «считывания» времени и временного объекта. Следует различать (о)сознание времени, кото­ рое как бы «обязано» быть объективным, и время сознания, не при­ вязанное к внешнему миру, длящееся по имманентным законам, которые «позволяют» инверсию прошлого, будущего и настояще­ го, допускают отсутствие вектора времени, его «вертикальность» вместо горизонтального движения, одновременность неодновре­ менного, наконец, вневременность. Эти «невидимые миру» им­ манентные сознанию временные инверсии и «трансформации», по-видимому, носят более общий характер, но Бахтин увидел их в художественных текстах, где они органичны и получили столь концентрированную объективацию.

В целом размышления над текстами Бахтина о формах време­ ни и пространства в художественных и гуманитарных текстах при­

410 Часть III. Методология научного исследования

Наука в культуре. М., 1998.

Разум и экзистенция. Анализ научных и вненаучных форхМ мышления. СПб., 1999.

Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 2002.

Фуко М. Археология знания. Киев, 1996.

В о п р о с ы д л я с а м о п р о в е р к и 1. В чем состоит м етодологи ческое отличие гуманитарны х наук

от естественны х?

2.Вычлените основны е идеи М.М. Бахтина о гуманитарном по ­ знании.

3.Каковы роль и м есто систем ы ценностей ученого в гум анитар ­ ном познании?

4.Возмож но ли прим ен ен и е в гуманитарны х науках критериев

оценки и м етодов естественны х наук?

5. Чем отличается ф илософ ско -м етодологи чески й ан али з те к с ­ та от лингвистического или ф илологического?

6.Что такое неявны е компоненты текста и каковы способы их вы ­ явления в гуманитарном знании?

7.Почему в гуманитарных исслед ован и ях сущ ествует п р о б л ем а абстракций?

8.В чем состоят особ ен н ости п ростран ствен н ы х и врем енны х отнош ений в гуманитарных текстах?

9.Р аскройте содерж ан и е понятия хронотопа. М ожете ли вы им пользоваться в ваших исследованиях?

10.Какие смыслы вклады вал Бахтин в вы раж ения «уметь видеть

время», «играть врем енем » в худож ественном тексте?

§ 2 . Ф и л о с о ф и я к а к т и п з н а н и я . М е т о д ы ф и л о с о ф с т в о в а н и я

Философия выступает как наиболее общая форма самопо­ знания культуры. В ней осуществляется рефлексия над основания­ ми культуры, вырабатываются самые общие принципы мировоз­ зрения людей. В отличие от мифологии и религии, философия вы­ ражает мировоззрение в абстрактной, теоретической форме. При этом она подвергает исследованию и рациональному осмыслению основания всякого сознательного отношения к действительно­