Санкт-Петербургский государственный университет Филологический факультет Кафедра финно-угорской филологии |
ОТРАЖЕНИЕ ФИНСКОЙ МЕНТАЛЬНОСТИ В ТЕКСТАХ СОВРЕМЕННЫХ ФИНСКИХ ПЕСЕН (НА МАТЕРИАЛЕ АЛЬБОМА «MÄ OLEN ILOINEN» ГРУППЫ MUUAN MIES) Направление: «Лингвистика: Финно-угорские языки: финский язык»
|
Курсовая работа |
|
Студента III курса Миневского Евгения Михайловича
|
Научный руководитель: ст. преподаватель А.Н.Мизонова |
Санкт-Петербург 2017 |
СОДЕРЖАНИЕ
Этот текст – зарисовка о том, как лирический герой (по всей видимости, один из «старичков из Тура») обращается к молодой девушке Тууликки, которая проезжает/пролетает мимо и разбивает сердца всем, на кого смотрит. Тууликки, судя по второму куплету, переживает период разочарования, уныния, и ЛГ шутливо говорит ей об этом. 21
В тексте сочетаются обыденная лексика, включая разговорные выражения («panee paskaks» ‘разрушает’) и формы слов («meet», «hymys», характерные для финской устной речи и для альбома в целом «sua», «mua», «sun», «niiden» в значении «heidän», глаголы в форме 3 л. ед.ч. «tuijoittaa», «pukee» со значением 3 л. мн.ч.), и поэтическая лексика – метафоры «tyhjät lasisydämet», «nuoren aurinkosi loiston». Для альбома «Mä Olen Iloinen» вообще характерно вплетение тропов (чаще всего метафор) в ткань бытового дискурса. Этот легкий контраст между описанием бытовой ситуации и неожиданно использующимися образами является одним из основных средств выразительности в текстах данного альбома. В нем и содержится момент перехода между автором-поэтом, создающим литературный (песенный) текст, абстрагированный от конкретной бытовой ситуации, и обывателем-носителем языка, генерирующим в основном устные тексты, прочно связанные с прагматикой той или иной бытовой речевой ситуации. Этот переход, то есть размытая граница между ментальностями первого и второго (фактически одного человека – автора текста, являющегося в то же время финноязычным обывателем, лишь в ситуации созидания отстраненного от повседневной прагматики), реализуется в тексте рассказчика, лирического героя – носителя некой синтетической ментальности первого и второго. 21
В форме номинатива выступают существительные «Tura-ukot» ‘старички из Туры’, «(sun) hymys» ‘твоя улыбка’, «varjot» ‘тени’. Основные действующие лица – Тууликки, к которой обращается лирический герой и о которой он рассказывает при помощи глаголов в форме 2л. ед.ч., и вступающие во взаимодействие с Тууликки «Tura-ukot» и «varjot». 22
Ситуация, представленная в тексте, довольно динамична: в каждой строке используются разные смысловые глаголы, при помощи глаголов характеризуется сама Тууликки («menet kaljaa ostamaan» ‘идешь купить пива’, «tahdot … tummentaa» ‘хочешь затемнить’, «sen tiesitkin jo» ‘это ты знала уже’), при помощи форм императива – ее отношения с лирическим героем («aja ohi» ‘проезжай мимо’, «lennä tunturilla» ‘пролетай над сопкой/по сопке’, «älä katso mua» ‘не смотри на меня’). 22
Тууликки идет покупать «kaljaa», то есть пиво, для обозначения которого в альбоме (песни 1, 6, 8) используется разговорное слово с первоначальным значением ‘квас’. 22
Временная модель данного текста состоит из трех элементов: 1 – основной элемент – настоящее время, в котором употреблены личные формы глаголов и форма пассива настоящего времени «puhutaan», 2 – императивы, связывающие, по словам М.Л.Гаспарова, настоящее время с будущим [Гаспаров, 18] (интересно, что отсутствие грамматического будущего времени в финском языке делает формы повелительного наклонения одним из основных средств обозначения этой временной категории), и 3 – «tiesitkin» ‘ты же знала’, мимолетное обращение к прошлому Тууликки. Далее мы увидим, что преобладание форм настоящего времени свойственно временным моделям и всех остальных песен, автор сосредотачивается либо на изображении данного момента, либо на констатации каких-то общих, неизменных положений, присущих этому (художественному) миру. 22
Пространство в этом тексте описано выборочно: «lennä tunturilla», «minne vain sä meet», «aja ohi». Ощущение неопределенности, условности этого пространства в первом случае выражено адессивной формой существительного «tunturi» ‘сопка’ в значении ‘по поверхности сопки’ ‘около сопки’ или ’над сопкой’. Интересно отметить, что соответствующее наименование этой формы рельефа в русском языке относится к специфической лексике, используемой людьми, проживающими или работающими в соответствующей природной зоне, то есть включение слова ‘сопка’ в текст русскоязычной популярной песни носило бы экзотический характер. причем сама сопка. В финноязычном тексте же это слово, с одной стороны, указывает на вполне привычный для жителя Финляндии элемент пейзажа, а с другой стороны, обладает дополнительной семантикой как элемент мифологического, одухотворенного пейзажа. Далее в альбоме встречаются и другие обозначения природных объектов и элементов аграрного быта, на что мы впоследствии еще обратим внимание. 23
Определенную семантику несет и имя главного персонажа, Tuulikki. Образованное от «tuuli» ‘ветер’ имя отсылает нас к персонажу калевальской мифологии Тууликки, зачастую выступающей в качестве духа-хранителя леса [Kalevalan sanakirja]. Таким образом, в имени героини песни содержится метафора «Тууликки – ветер, ветерок», и при таком рассмотрении срока «lennä lennä tunturilla» как бы раскрывает, развивает метафору, содержащуюся в имени «Tuulikki»: «пролетать над сопкой» – вполне естественное состояние лесного духа. 23
Второй элемент пространства обозначен оборотом «minne vaan sä meet», передающим неопределенность направления движения Тууликки при помощи сочетания вопросительного местоимения «minne» и наречия «vaan». 23
Третий элемент, выраженный наречием «ohi» ‘мимо’, опять-таки не вносит конкретики в характер передвижений внутри художественного пространства песни. Вполне возможно, что употребление «ohi» вместо «ohitse(ni)» ‘мимо меня’, где показатель принадлежности мог бы обозначить еще один элемент пространства – «я», обусловлено требованиями размера (музыкального ритма). 24
Значение направленного движения содержится также в форме иллатива 3-го инфинитива «ostamaan». Формы 3-го инфинитива обладают высокой частотностью употребления и в текстах альбома, и вообще в финской речи. Благодаря этим формам становится возможным частично обозначать, характеризовать пространство при помощи форм глагола. 24
Показательным примером продуктивной словообразовательной модели финского языка является сложное слово «lasisydämet» ‘стеклянные сердца’, эквивалент словосочетания «lasiset sydämet» («lasista tehdyt sydämet»). Автор сравнивает сердца с пустыми бутылками. Подобная модель часто используется для номинации предметов, произведенных из стекла («lasiastia», ‘стеклянная посуда’ «lasihelmi» ‘бисер’ и т.п.), для которых материал является неотъемлемым признаком, и Исмо Пухакка умело обыгрывает эту модель с целью номинации метафорической. «Стеклянные сердца» становятся одним из элементов повседневного быта в художественном мире альбома «Mä Olen Iloinen». 24
В альбоме «Mä olen iloinen», как и вообще в текстах современных песен, часто используется порядок слов, нетипичный для обычной устной или письменной речи. В большинстве случаев это обусловлено тем, что музыкальная составляющая композиции часто превалирует над содержанием текста, музыка является основным художественным средством, поэтому автор оказывается вынужден менять порядок слов, чтобы стихотворные строки «умещались» в ритм, а ударения и паузы между словами не нарушали мелодического рисунка. Анализ синтаксиса и порядка слов в песенных текстах мог бы стать предметом отдельного исследования и является, на наш взгляд, методом исследования специфики песенного текста вообще, независимо от языка, на котором создаются такие тексты. В данной работе мы обратим внимание лишь на те синтаксические особенности текстов, которые можно рассмотреть в рамках дискурса, обозначенного в названии работы. 25
В этой песне получает развитие тема, обозначившаяся в «Tuulikki» и проходящая красной нитью через весь альбом: в первом текстом «пустые стеклянные сердца» старичков из Туры противопоставлялись «молодому солнцу» и улыбке Тууликки, здесь же – солнце, которое лирический герой замечает в глазах «темной девочки» спасает его от заморозков: «Финны, как и другие северные народы, привыкли к морозу, но, как мы знаем, мороз и заморозки – это что-то, что несет смерть. Прибитый морозом («pakkasen panema») – старое выражение, оно обозначает, что что-то, например, картошка, испорчено ночными заморозками. В данном случае замороженное холодной культурой испуганное сердце оттаивает и снова вспоминает о счастливом существовании, когда встречает и влюбляется в темную девочку». Лирический герой описывает мир как мимолетный сон, который люди проживают, страдая и замерзая, и призывает девочку к безбедному, наполненному радостью существованию. 26
Основные субъекты отношений, описанных в песне – «я» и «темная девочка», «ты», раскрываются при помощи обильного использования личных местоимений и показателей принадлежности: «minä (tahdon olla) sun (humma)», «(anna)minun käteni käteesi (panna)», «sun silmistäs (aurinko hohtaa)». Показатель принадлежности в обращениях («tyttöni», «kultani) придает им предельно личный, интимный характер. Появляется даже полное надежды и теплоты «мы»: «näämme», «varpahissamme». Призывая девочку к совместному действию, лирический герой использует формы пассива «lennetään» ‘полетели’ и «mennään» ‘пойдем’, которые постоянно употребляются финнами в этом значении в повседневных ситуациях (вместо форм императива 2-го или 1-го лица, придающих высказыванию возвышенный или официальный тон и чрезмерную персональную направленность приказов или лозунгов, что, конечно, было бы неуместно в данном контексте). 26
Во втором куплете автор рисует обширную картину мироздания, обращаясь то к просторам космоса, описывая планеты, которые «движутся по тяжелым орбитам», то к деталям простого земного пейзажа «качели висят на березе у берега», то к сюрреалистическим образам «на пальцах наших ног – вино раннего утра», то к описанию «скудной земли» и «мертвого луга», на котором замерзает лирический герой до встречи с девочкой. Подобная модель (космос – земной мир – отвлеченные сюрреалистические образы) пространства описывается и в следующей песне, «Avaruuden Sulttaani». Формы адессива служат для изображения больших, открытых пространств («raskailla radoillaan», «maalla maholla», «marras-aholla»), в то время как формы внутреннеместных падежей использованы в основном в значении непосредственного контакта предметов (инессив: «keinu rantakoivussa», «viini varpahissamme»; иллатив: «hyppää mun selkään», «panna käteni käteesi»). Использование формы элатива «silmistäs» ‘солнце светит из твоих глаз’ позволяет усилить значение активного воздействия девочки на лирического героя (ср. с описывающим состояние «солнце светит в твоих глазах»). 27
Риторический вопрос «mitä kummaa on hyvä olla» ‘что странного в том, чтобы жить хорошо’ (дословно ‘чего удивительного есть хорошо быть’) перекликается с текстом песни «Prinssi Rohkea Avautuu» («sun vieres on hyvä olla» ‘с тобой рядом хорошо быть’). «Хорошо быть» (не «elää» ‘жить’ или «eksistoida» ‘существовать’) в таком предложении приобретает значение активного действия. Средства финского языка (наличие функционального, самостоятельного глагола «быть» и возможность использования предложений с подлежащим, выраженным глагольным словосочетанием «инфинитив + прилагательное») позволяют таким образом выразить важную для буддийской философии идею пустого, единого Бытия, которое предшествует всем наполняющим его формам жизни. 27
В этой фразе также имманентно присутствует и обыгрывается связь с общеупотребительным выражением «ole hyvä» ‘будь добр, пожалуйста’ или же ‘будь хорошо’, первоначальный лексический смысл которого постепенно стерся и перестал осознаваться носителями в момент произнесения, а в данном контексте вновь выступает в своем буквальном значении. 28
Для образного содержания данного текста характерна противопоставленность двух миров: с одной стороны, недоступный простым людям мир идей, сказочная страна, которой правит султан космоса («tuolla puolen tähtien ja mustan tähtitaivaan» ‘по ту сторону звезд и черного звездного неба’, «ideoiden maailma» ‘мир идей’, «ideoiden maa» ‘страна идей’), в котором содержится идея, «обогатившая» бы того, кто смог бы её постичь-вывезти прочь, сюда, но, конечно же, идею любви не постичь иначе как любя, и попытка обладать идеей любви обернулась бы абсурдной пародией: «lempi olis omanani // muilla vaan sen puutee» ‘любовь была бы моей, а у других она бы отсутствовала’. 29
В припеве происходит переход от мира идей к действительному миру людей: в подлунном мире девочка ждет любви от ночи: «vaan kuun alapuolisessa maailmassa tyttö seisoo odottamassa». Исмо Пухакка комментирует этот образ следующим образом: «Девочка ждет чего-то, чего ей не хватает, возможно, мир идей с его прекрасными возможностями еще не проник в эту действительность, возможно, идеи так и остались идеями.» Любовь (в одном из своих проявлений) все же открывается людям. В финале песни содержится сюрреалистическое перечисление образов (подобное второму куплету «Tyttöni Tumma»): овечка мекает, жеребенок вздыхает, герои на секунду заглядывают в мир идей, а султан космоса поднимается на борт «корабля любви» (ироничная отсылка к популярному в 1980-х годах американскому мелодраматическому сериалу ”The Boat Of Love”). 29
Интересно, что на протяжении всей песни автор использует смежные грамматические, зачастую предсказуемые рифмы. Благодаря этому приему речь лирического героя становится нарочито однообразной, простоватой, что создает определенный выразительный эффект, основанный на внутреннем контрасте формы с довольно богатым идейным содержанием песни. 29
Система личных отношений в данном тексте схожа с той, что представлена в «Tyttöni Tumma»: лирический герой («я»), кто-то, по отношению к кому им используются формы 2 л. ед.ч. (в данном случае показатели принадлежности в «varpaasi» ‘пальцы твоих ног’, и «tukkasi» ‘твои волосы’), и «мы» («meidän joka vaivaan» ‘от всех наших бед’, «syö meidät» ‘съест нас’, «hetken saamme kuljeksia» ‘один миг можем побродить’). 30
Образ «султана космоса», который может вызывать ассоциации с неким высшим существом, властелином вселенной, по словам автора, является плодом свободной ассоциативной игры воображения и не несет в себе каких-либо конкретных реминисценций. Монументальность этого образа, вырастающая из слова «avaruus» ‘космос, пространство’, иронически обыгрывается при помощи использования множественного числа в строках «syöminen ja juominen on sulttaaneiden työnä» ‘есть и пить – работа султанов’. 30
В тексте полностью представлена парадигма из трёх пространственных элементов ‘где?’ – ‘откуда?’ – «куда?»: «tuolla puolen» ‘по ту строну’, «kuun alapuolisessa maailmassa» ‘в подлунном мире’, «laitumella» ‘на пастбище’, «haassa» ‘в загоне’, «ideoiden maassa» ‘в (по) стране идей’ – «sieltä» ‘оттуда’ – «tänne» (усиленное предлогом «asti» ‘до’) ‘сюда’, «ideoiden maailmaan» ‘в мир идей’, «yöhön» ‘в ночь’, «vyöhön» ‘к поясу’, «laivaan» ‘на корабль’. Такое грамматическое богатство позволяет создать довольно широкую пространственную картину, некую художественную модель мироздания. Концепция пространства занимает важное место в образной системе текста, автору важно разграничить несколько «миров» и подчеркнуть характер взаимодействия персонажей с пространством. 30
Характерным для финского языка является использование формы инессива третьего инфинитива «odottamassa» в значении «нахождения в действии», которая в припеве песни рифмуется с «maailmassa». Ю. Лотман писал: «Наличие между рифмующимися словами связи в плане выражения заставляет подразумевать и присутствие определенных связей содержания, сближает семантику» [Лотман 1994, 100]. В случае грамматической рифмы семантика сближается как бы на двух уровнях сразу. Глагольная форма «odottamassa» соотносится в пространственном отношении с именной формой «maailmassa». Такой параллелизм падежных форм является, условно говоря, стертой грамматической метафорой (находиться в действии («в ожидании») – находиться в части пространства («в подлунном мире»), действие определяется через пространственные категории), которая не всегда считывается носителями языка, но рифмическое сопоставление двух инессивов делает ее явной и выразительной. 31
Важное для образности данного текста явление дискретности пространства, разграниченности миров помимо падежных локативных форм проявляется и в лексике: в тексте дважды встречаются слова с корнем «puoli» ‘половина, сторона’ («tuolla puolen» ‘по ту сторону’, «kuun alapuolisessa maailmassa» ‘в подлунном мире’), наречие «pois» ‘прочь’, причастие «kahlehdittu» ‘прикованный’. 31
Песня «Flipparikvartetti» значительно отличается от всех остальных песен альбома. Здесь отсутствует упорядоченный нарратив, определенный лирический герой, вместо этого автор использует технику потока сознания и обращается к обрывкам воспоминаний, к шуткам, создавая сюрреалистическое нагромождение имен, продуктов питания, выдуманных прозвищ, предметов и действий. Темы, близкие общему идейному содержанию альбома, можно уловить разве что в строках «sydän kun auki on // sinne konna tekee asunnon» ‘когда/поскольку сердце открыто // негодяй сделает себе жилище в нем’ (можно также расценивать это высказывание как ироническое противопоставление второму куплету песни «Luominen») и в словосочетании «tyhjä välimuisti» ‘пустая оперативная память’ (своеобразная метафора важной для дзэн-буддизма идеи пустоты и в то же время антитеза состоянию «jumitan» ‘зависаю’ из одноименной песни. Оперативная память пуста, когда процессор не выполняет никаких задач, и наоборот, процессор «зависает», когда оказывается перегружен задачами.) 32
Введение
Тема, заявленная в названии данной работы, сразу ставит перед исследователем ряд важных вопросов, касающихся развития и функционирования лингвистики в целом, науки о языке, и лингвокультурологии, с одной стороны, частного направления лингвистики, а с другой стороны, интегративного научного направления, арсенал методов которого зачастую выходит за рамки строго лингвистического метода.
Во-первых, все еще недоработанной, неоформленной остается методология изучения ментальности – проблема, которой посвятил свою работу Е. Таршис. Проблемы, касающиеся метода лингвокультурологического исследования в области национальных менталитетов остро затрагиваются в статье С.Г.Шафикова. Ссылаясь на работу В.В.Воробьева, Шафиков определяет основную задачу лингвокультурологии: «Цель видится, главным образом, в изучении такого явления, как «ментально-лингвальный комплекс», который предполагает жесткую корреляцию между структурами конкретного языка и мышлением его носителей.» [Шафиков, 763], а затем подвергает критике те исследования, в которых наблюдение и описание «жестких корреляций» подменяется субъективными, часто интуитивными выводами на основе выборочных примеров.
Во-вторых, особой интегративной методологии требует исследование текстов песенного жанра, о чем подробно говорит В. Васильева в статье, посвященной лингвокультурологическому анализу песенных текстов.
В условиях глобализации происходит размывание национальной идентичности на уровне произведений искусства и особенно популярной, массовой культуры. Произведения-продукты ориентируются на некие усредненные образцы и зачастую являются вариациями установившегося шаблона, работают в рамках актуального формата, который должен охватывать максимально широкую аудиторию, максимально возможное количество слушателей-реципиентов, независимо от их национальности. Пол и возраст. Понятно, что продукт может быть создан и для его потребления в местном сообществе, и в таком случае, наоборот, ориентированность на конкретные черты слушателя становится одним из основных средств привлечения потенциального потребителя. В то же время инди(от анг. «independent» ‘независимый’)-музыка, берущая начало в 1980-х годах, как альтернатива крупным музыкальным корпорациям и возрастающая доступность средств звукозаписи дали возможность для появления альбомов, записанных профессионально, в соответствии с современными техническими стандартами, но не претендующих при этом на коммерческий успех. Таким образом, у музыкальных исполнителей появилась возможность честного высказывания, самовыражения, появилась свобода от продюсеров как регуляторов творческого процесса. Современному эстрадному исполнителю больше не требуется быть привлекательным и коммерчески конкурентноспособным, чтобы оправдывать и окупать свою творческую деятельность. Теперь у него есть возможность сконцентрироваться на личных, экзистенциальных задачах.
Популярная песенная музыка при всех изначальных отличиях от академической музыкальной культуры и традиционной модели литературного творчества за вторую половину двадцатого века и особенно в начале 21-го столетия стала во многих своих проявлениях полноценным видом искусства, который не уступает искусству традиционному, официальному ни в идейной глубине, ни в богатом и продуманном подходе к отбору средств художественного высказывания. Одним из показательных примеров признания официальным научным сообществом песенной лирики в качестве полноценного литературного жанра стало получение Нобелевской премии по литературе-2016 американским поэтом и музыкантом Бобом Диланом.
Популярная музыкальная культура прошла путь от частной области человеческой культуры к продукту, на который имеется постоянный спрос в глобальном масштабе, который потребляют все и который доступен каждому. Искусство в виде, в частности, поп-музыки, перестало быть достоянием элиты (производящей и потребляющей искусство) и пришло не то что в массы, но лично к каждому, ликвидировав дистанцию между творцом-профессионалом и потребителем-обывателем. В концепте поп-музыканта сочетаются профессионал и обыватель, то есть искусство перестаёт быть чем-то абстрактным, оторванным от повседневной жизнедеятельности людей, и становится, можно сказать, инструментом, при помощи которого быстро достигаются те цели, с которыми зачастую не справлялось искусство «высокое», элитарное, не-массовое. Современная поп-музыка выполняет в городском обществе те же функции, что народное песенное творчество в деревенском социуме.
Будучи наделенным вышеперечисленными качествами современной независимой поп-музыки, в качестве материала для работы выбран альбом финской группы «Muuan Mies» «Mä Olen Iloinen».
Целью работы является выявить те особенности песенных текстов альбома, которые являются характерными для финского языкового сознания, финской языковой картины мира. Для достижения этой цели поставлены следующие задачи:
Обратиться к феномену финской ментальности с целью установления ее свойств;
Произвести структурный анализ текстов (проанализировать поэтику произведения, метафорические средства, проследить влияние лексических и грамматических единиц на характер номинации образов).
Концепция данного исследования сложилась под влиянием работ Н. Хомского «Картезианская лингвистика» и Б. Уорфа «Отношения норм поведения и мышления к языку», ряда работ о ментальности и ее отражении в языке [см. список литературы], коллективной монографии «Человеческий фактор в языке: Язык и картина мира» под ред. Б. Серебренникова, а также анализов поэтических текстов, выполненных М. Гаспаровым и Ю. Лотманом.
Курсовая работа состоит из введения, двух глав, заключения, списков источников и использованной литературы и двух приложений. В Приложении 1 даны финноязычные тексты песен альбома и их переводы, выполненные автором работы. В Приложении 2 дано электронное письмо автора текстов Исмо Пухакка, на которое мы будем ссылаться в ходе работы.
Наблюдения и выводы, которые были достигнуты в процессе исследований, будут полезны для осуществления дальнейших лингвистических и лингвокультурологических исследований в области изучения финской ментальности. Анализ текстов, выполненный в ходе исследования, может послужить примером для последующих структурного и лингвокультурологического анализа современных финноязычных песенных текстов.