I. Речь — чернь
Молчальника честность
и тютчевская печать —
с каждой минутой всё
меньше хочется отвечать.
Ни радость от встречи,
ни жалость, ни горечь отча-
яния не умещаются в
текст. Холод людских речей
самые жаркие губы не
сделают горячей.
Голос во тьме вселенной
правдиво звучит — ничей.
Чувство брыкает бричку
и сбрасывает хомут.
Если кого-то любишь,
не делай тщеты ему:
из каждой пустой
беседы смерти цветы взойдут.
Мысль тем временем
еле сочится сквозь щёлочку языка,
только родившись,
становится тягостна и вязка.
В узкое горлышко слова
не пролезают её бока, —
насколько язык наш
щедр, настолько ж костист и хил.
Чтоб выразить всю эту
ширь, ему не хватает сил.
Правда, о самом важном
никто всё равно не спросил.
Слова и словечки —это
такая аллея цветных витрин:
красиво снаружи, а
что внутри?
А как и зачем объяснять
словами, когда внутри
просто по снегу
рассыпаны звонкие снегири?
Зачем объяснять
словами — открой, смотри.
II. Дети
Дочь не зеркальное
отражение своей матери,
не копия с канонического
образца
равно, как яблочный
сок, разлитый по новой скатерти,
отличается формой
пятна от яблока-праотца.
Написанный текст не
повторяет буквально твои черты:
юность, сомненья,
душевный жир.
Текст простирается
дальше, чем целый ты:
он покидает пределы
твоей башки и начинает жить.
Автор не значит хозяин,
от рифм этих руки прочь.
Они портретируют
больше не только тебя одного. Пусть и
неблагодарными будут
твой сын и родная дочь.
Долг твой — их вырастить
только. Вырастить и отпустить.
---
