Философия мышления ред. кол. Л. Н. Богатая, И. С. Добронравова, Ф. В. Лазарев; отв. ред. Л. Н. Богатая. – Одесса 2013

4. Субъект намеренно скрывает подлинные основания и мотивы своих утверждений и демонстрацией своей рефлексии лишь уводит в сторону процесс понимания со стороны окружающих людей.

В мышлении феномен непонимания столь же важен, как и понимание. Непонимание может выступать в таких формах, как удивление, вопрошание, ощущение загадки. Оно может стать серьезным стимулом для творческого процесса, ставящего своей целью поиск понимания необъяснимого факта, явления, культурно-исторического объекта и т.п.

Правильно поставленный вопрос способен задать тот, кто может отделить в своем сознании сферу понятного от сферы непонятного и через вопрос попытаться в свете очерченной границы расширить область понимания. Понятное всегда есть лишь островок в океане непонимания. Мышление есть скольжение мысли по линии водораздела «понятное – непонятное». Понимание – это способность увязать нечто наблюдаемое или сообщаемое с тем, что присутствует в cogito как образец понятности, с определенной когнитивной «системой отсчета», т.е. с совокупностью базовых, но часто неосознаваемых «очевидностей» и установок. Более высокая степень понимания – это умение взглянуть на поступившую информацию «со стороны», т.е. из другой «системы отсчета», и тем самым прояснить для себя границы применимости данной истины. Например, я начинаю более глубоко понимать смысл каких-то ценностных установок и ментальных структур своей традиции, когда сравниваю эти структуры с нормами другой культуры и обнаруживаю их относительность.

Размышляя над природой понимания, мы с необходимостью подходим к проблеме источника смысла в его конститутивном измерении. И Декарт, и Кант видели этот источник внутри трансцендентального субъекта. К этому же склонялась и феноменологическая дискурсивность ХХ столетия, например, в лице Гуссерля, обосновавшего понятие «до – рефлексивного» как особого поля сознания. Фрейд своим учением о бессознательном как особом слое субъективной реальности поставил под вопросом самую предпосылку феноменологии – тезис о том, что сознание является источником значения. П. Рикер видит выход из положения в том, чтобы создать эпистемологию бессознательного, исходя из того допущения, что в науках о человеке «теория» не есть случайный привесок: она участвует в консти-

211

туировании объекта. Хайдеггер, находясь как бы в стороне от споров подобного рода, связывает понимание с фундаментальной настроенностью человеческого бытия: «Поскольку понимание и философствование не рядовое занятие в числе других, но совершается в основании человеческого бытия, то настроения, из которых вырастают философская захваченность и хватка философских понятий, с необходимостью и всегда суть основные настроения нашего бытия»1.

Интервальный взгляд на проблему смыслообразования ближе к позиции А. Щюца, толкующего понимание как способ конституирования смысла из дорефлексивного, жизненного опыта, вырастающего из «жизненного мира» людей. Понимание неотделимо от тех социокультурных интервалов бытия, которые выступают как пространства производства человеческого в человеке, как механизмы, задающие способы видения и интерпретации мира.

Понимание и объяснение

Понимание и объяснение – два наиболее фундаментальных и древнейших способа мышления. Если понимание в коммуникативном измерении связано с процессом проникновения в другое сознание с помощью средств внешнего обозначения, то объяснение выступает как познавательная процедура углубления знания о вещах в результате включения этих вещей в категориальные схемы и модели. В познавательных практиках людей оба названных способа мышления всегда находились в тесной взаимосвязи.

Исследуя специфику познания в гуманитарных науках, В. Дильтей в свое время сделал акцент на особой роли понимания в «науках о духе». Однако позднее это противопоставление было существенно смягчено в философских работах по герменевтике, структурному анализу и синергетике. В результате этих исследований стало ясно, что, с одной стороны, «науки о духе» не могут обойтись без методов объяснения, с другой стороны, «науки о природе» постоянно нуждаются в таких процедурах, как понимание и интерпретация.

В истории культуры мы можем найти доказательство тому, что люди начинают использовать объяснительные процедуры в своей предметной и познавательной практике с древнейших времен. Если ход событий в жизни

1 Хайдеггер М. Время и бытие. – М.: «Республика», 1993. С. 331.

212

человека идет своим чередом, если все протекает в природе и обществе в соответствии с обычным порядком, то и не возникает вопрос «почему?», и следовательно, не появляется потребность в объяснении. Но если произошло отклонение от установленного распорядка, то человеческий ум нуждается в том, чтобы понять «причину отклонения». Именно в контексте этого особого случая процесса понимания встает проблема объяснения как познавательной операции.

Когда представителя традиционного общества кто-то спрашивает, почему в некоторой ситуации он действует так, а не иначе, его ответ состоит в том, что так поступали его предки, и они заповедовали именно так вести себя в аналогичных случаях. Но такой вопрос может задать только посторонний по отношению к данной традиции человек, который видит жизнь людей данной культуры «извне» и для которого те или иные ритуалы, поступки этих людей могут показаться «странными». Напротив, человек традиции понимает без объяснения, почему какой-то член их общины поступает так, а не иначе. Это значит, что потребность в объяснении появляется лишь для того, кто находится в другом смысловом горизонте. Но если человек из общины в своем поведении отклонился от канонов традиции, вопросы к нему появляются уже со стороны сородичей.

Разумеется, в древнем мире в причинном объяснении нуждались не только те или иные случаи в поведении человека, но и отклонения от привычного хода вещей в природе, особенно если эти отклонения оказывали неблагоприятное воздействие на жизнь людей (наводнения, грозы, ураганы и т.п.). На вопрос, в чем причина грозы, вполне мог быть такой ответ: «Это гнев богов». А почему боги разгневались? Потому что мы, люди, нарушили их заповеди. В этом примере важно не то, что в качестве основания объяснения служил антропоморфный фактор, а то, что в основании объяснения всегда должна указываться такая причина, на которую люди способны влиять в заданных обстоятельствах с целью ее устранения в будущем. Древние полагали, что они могут влиять на волю богов благодаря колдовству, заклинаниям, молитвам, но еще эффективнее люди могли влиять на свое собственное поведение, более строго соблюдая предписанные свыше нормы.

Любопытно, что практический аспект причинного объяснения сохранился и до наших дней. Если какой-либо предмет упал с 9-го этажа, то ни-

213

кто не будет объяснять этот факт притяжением Земли, а будет выяснять, что в практическом плане привело его в состояние свободного падения. Известно, что причина многих событий имеет многофакторную природу. Так ДТП может быть спровоцировано плохими погодными условиями, ненадлежащим состоянием дорожного полотна, человеческим фактором, неисправностью автомобиля, отсутствием дорожных знаков и т.п. Во многих случаях налицо несколько таких факторов. При расследовании причин происшествия проблема заключается не в том, чтобы перечислить все реальные и возможные обстоятельства дела. В качестве определяющей должна быть выделена та, на которую можно повлиять в дальнейшем. Если причину выясняют дорожные службы, они должны сделать акцент на состоянии дороги и наличие дорожных знаков, снежных заносов, но их мало должен интересовать человеческий фактор, влиять на который они в принципе не могут. Напротив, инспектор ГАИ особенно тщательно интересуется личностью водителя и исправностью транспортного средства. При исследовании причин авиационной катастрофы количество условий, принимаемых во внимание, значительно возрастает, ибо практика самолетовождения основана на более широком, тонком и глубоком учете объективных и субъективных факторов. От точного понимания вклада каждого фактора в картину происшествия зависит, какие конкретно решения будут сделаны как в практическом, так и стратегическом плане по обеспечению безопасности полетов в будущем. Другими словами, как в древности, так и в наше время причинный тип мышления основывается на нескольких предпосылках. Вопервых, причина – это не только многофакторный, но и многомерный феномен. Это значит, что всегда можно выделить такое измерение, в рамках которого какой-то один или группа факторов вносят решающий вклад в процесс порождения результирующего следствия. При этом в другом интервале эта группа факторов может быть иной. Во-вторых, люди прибегают к причинному объяснению тех или иных событий, когда они стоят перед необходимостью четко отделять класс факторов, в отношении которых мыслим или практически возможен контроль, от таких факторов, которые с точки зрения возможностей людей образуют независимый фон континуума событий.

Эта диалектика причинного мышления в четкой форме прослеживается в эволюции научного познания. В механике Аристотеля в качестве «есте-

214

ственного» и необходимого состояния вещей принимался покой. Поэтому механика как наука должна была объяснить причину движения материальных тел. Почему то или иное тело из естественного для него состояния покоя приходит в состояние движения? Закон механики гласил: тело находится в состоянии движения, пока на него действует внешняя сила. Классическая механика радикально меняет горизонт проблемы. Она начинается с резкого сдвига в понимании того, что подлежит объяснению. Не покой, а сам факт движения тела (равномерного и прямолинейного) принимается как естественное состояние природных тел. Отсюда ― объяснению подлежит, почему тело в процессе движения отклоняется от равномерного и прямолинейного движения. Тело отклонилось, потому что на это была причина, а именно, действующая сила. Что такое сила? Сила ― это причина, вызывающее ускорение, изменение состояния движения по величине или направлению. А почему тело, предоставленное самому себе, движется по инерции? Потому что такова природа, или таков закон физического мира (закон инерции). Объяснять «законы природы» не нужно, напротив, они сами служат основанием объяснения. Законы природы, принципы симметрии, другие категориальные структуры в процедурах объяснения играют роль конститутивных матриц, порождая смысл и саму возможность данной познавательной операции. Если реконструировать объяснение как мыслительный процесс, то он включает в себя два шага: указание на норму (например, законы природы) и указание на причину, приведшую к отклонению от нормы в поведении исследуемого объекта. Норма не является чем-то абсолютным: она имеет конкретный смыл лишь в рамках заданного интервала абстракции. Поэтому любое объяснение имеет относительный смысл и только в единстве с процедурой понимания оно приобретает конкретную познавательную содержательность в тех или иных научных практиках.

215

Гераклит Платон Аристотель

Ф.Бэкон Д.Юм Г.Галилей

конфигурация интервалов ПОЛИИНТЕРВАЛЬНЫЕ ОБЪЕКТЫ ИНТЕРВАЛЬНОСТЬ

принцип интервальности как принцип многомерного мышления

интервальный дискурс

конститутивность

МНОГОМЕРНЫЙ АНАЛИЗ

многомерное видение реальности Многомерность МНОГОМЕРНЫЙРАЗУМ

ЭТОС современной науки

постнеклассический этос науки

универсализм коллективизм бескорыстность ИСТИНА проекты «спасения истины»

добывание и постижение истины

ИСТИНАкакмногомерныйфеномен

эпистемический кризис концептуальнаяреволюция

м е ж п а р а д и гма л ь н о е п р о с т р а н с т во

объективнаяреальность субъективная реальность

реальность « сама по себе »

индуктивизм эмпиризм

организованный скептицизм

глубиннаянепрозрачностьключевыхпонятий

Р.Декарт И.Кант Г.Гегель Э.Гуссерль Р.Мертон Э.Левинас А.Эйнштейн Н.Бор

216

Ф.В. Лазарев

ЭТОС НАУКИ И ПРОЕКТЫ «СПАСЕНИЯ ИСТИНЫ» В ИСТОРИИ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ

1. Этос науки как понятие

Каждый тип человеческой деятельности явно или неявно предполагает существование своего этоса, т.е. совокупности исходных смыслов и аксиологических установок. Можно сказать: этос есть базовая нормативноценностная составляющая деятельности, система конечных целей и регулятивов тех или иных социокультурных практик. При этом очевидно, что в зависимости от исторической эпохи и господствующих форм культурного сознания названная система постоянно трансформируется.

Наука как тип деятельности также имеет свой этос, который постепенно складывается еще в древних цивилизациях. Однако достаточно законченный вид приобретает лишь в Новое время, в частности, в связи с формированием классической физики 17-18 вв. Что же включает в себя этос научной деятельности и какова его основная функция? Один из первых философов, кто заинтересовался данной проблемой и рассмотрел само это понятие, был Р. Мертон. Он обратил внимание на то, что в профессиональной деятельности ученых существует в качестве ее основания определенный набор согласованных норм, некий код, комплекс предписаний, довлеющих над «научным братством». Речь идет, прежде всего, о таких императивах, как универсализм (любое знание открыто для профессиональной критики и не зависит от национальных рамок), коллективизм (общность, коллективный характер научного творчества), бескорыстность (возможность этического контроля за мотивами деятельности в профессиональной среде), организованный скептицизм (критицизм к результатам любых продуктов научного творчества).

В задачу данной работы не входит анализ концепции Мертона, отметим только, что с точки зрения современной методологической мысли понятие этоса науки нуждается в серьезном переосмыслении в свете тех гносеологическихуроков,которыебылипреподаныреволюциейвестествознанииХХв.

Этос науки задает базовое нормативно-когнитивное пространство, в котором движется мысль ученого. Это пространство носит конститутивную

217

природу, т.е. определяет систему смыслов, ценностей и целей всякого научного творчества. Конечная цель деятельности ученых – поиск и дости-

жение научной истины, на основе которой вырабатывается достоверное и адекватное объекту знание. Успешная реализация величайшего в истории социокультурного проекта «Наука» была бы невозможной, если бы в нормативном основании этого проекта не была выделена в качестве приоритетной его основная ценность и цель – добывание и постижение истины. Следуетподчеркнуть,чтоизвсехсуществующихтиповчеловеческойдеятельности наука является единственной, которая ставит перед собой такую цель в качествеосновной.Всамомделе,стремлениекистиненеявляетсяопределяющей и специфической целью ни искусства, ни религии, ни даже философии, хотя у каждой из перечисленных форм духовного производства есть познавательная функция и, следовательно, категория истины не чужда им.

Как и всякая когнитивная деятельность, научное освоение мира человеком основывается на таких понятиях, как субъект и объект деятельности, цели и средства и др. Именно исходя из этого фундаментального факта мы можем прояснить внутреннюю структуру этоса науки, выявив в ней такие исходные категории, как истина, познание, субъект, объект, цели, средства и результаты. Однако для того, чтобы вскрыть смысл концепта «объект» как основополагающей идеи, необходимо обратиться прежде всего к более общей категории объективной реальности, а для того, чтобы прояснить смысл концепта «субъект», необходимо опираться на такие категории, как

сознание, мышление, субъективная реальность и т.п. Сказанное означает,

что любая попытка проникнуть в суть такого феномена, как этос науки во всей его полноте, неизбежно втягивает исследователя в аналитику метафизических оснований познания вообще. И первое, с чем мы сталкиваемся на этом пути, это конститутивная природа названного феномена. Что же такое конститутивность1?

2.Конститутивные основания этоса науки

Всвое время И. Кант, исследуя природу человеческого познания, обратил внимание на то, что внутри рассудка существует нечто, что необходи-

1 Лазарев Ф. В. Конститутивизм как методологическая парадигма в свете физических идей ХХ века//Академия знаний. – Симферополь, 2010, № 3. С. 4-12.

218

мым образом структурирует наш опыт. В познавательном аппарате субъекта есть такие формы, конститутивные основоположения, которые будучи условиями познания, носят необходимый и общезначимый характер. При этом сами условия познания, выступая в качестве необходимых предпосылок любого когнитивного процесса, не только опосредуют познавательную деятельность, но и задают саму возможность осмысленности, понятности, непротиворечивости того или иного рационально организованного акта. Поэтому, полагал Кант, философское исследование познания должно начинаться с трансцендентального анализа априорных условий возможности всякого опыта и всякого познания вообще.

Вэтом контексте подходящим примером конститутивности в познании являются законы формальной логики, которые, существуя лишь в мыслительном пространстве субъекта, тем не менее играют роль общезначимых основоположений нашей способности логически мыслить. Они непосредственно связаны с принципом рациональности, который исторически восходит к идее логоса, объективного ratio, логического и фактуального обоснования знания. Примером конститутивности может служить и категория истины (если акцент делать не на истине как понятии, а на факте ее существования как познавательного феномена). В качестве такого феномена истина одновременно и объективна (по содержанию) и субъективна (по форме). Общезначимый, принудительный характер всякой конститутивной структуры для «правильного мышления» проявляется, в частности, в том, что любой отказ от него, его отрицание неизбежно ведет к парадоксальной ситуации, по сути, к самоликвидации мыслительного акта. Например, утверждение, что «истины не существует», необходимо оборачивается против самого этого суждения, ибо если оно истинно, то самим фактом своего существования оно опровергает само себя, а если оно ложно, то верно обратное, а именно, что «истина существует».

Вэтом контексте понятие истины можно сравнить с другим философским концептом, выполняющим конститутивную функцию в научном познании – с категорией объективной реальности и вспомнить известное высказывание А. Эйнштейна о том, что тезис о реальности «самой по себе» (независимой от каких-либо наблюдений) не имеет смысла внутренне ясного утверждения; но он обладает программным характером и если отказать-

219

ся от этого тезиса, рассмотренного чисто логически, то избежать солипсизма становится очень трудно1. Таким образом, онтологическое измерение как конститутивное основание имеет определенный смысл не только для философского дискурса, но и в конкретно – научных практиках. Э. Гуссерль даже полагал, что вообще деятельность конституирования связана со способностью сознания порождать поля интерсубъективности и творить универсальные смыслы типа «мир в целом», «бытие как таковое» и т.п.

Из сказанного можно сделать вывод о том, многие конститутивные категории и регулятивы являются не только основаниями человеческого познания вообще, но и входят в качестве несущих конструкций научного этоса. Выше мы уже приводили слова А. Эйнштейна о том, что тезис о реальности «самой по себе» носит программный характер для всего опытного естествознания. В самом деле, именно этот тезис придает исходный смысл и делает легитимным само понятие «объект научного познания» как начальное звено любой познавательной активности ученого. Это звено есть нечто принципиально внеположенное по отношению к субъекту, от которого оно должно быть отгорожено рационально контролируемым способом. Дистанцирование сферы cogito от объекта познания является необходимым условием самой идеи научной познаваемости, согласно которой то или иное объективное в принципе может быть перенесено, трансплантировано в сферу субъективного в своей аутентичности и преобразовано в ней в виде рационально организованных концептов. Для этого то, что мы хотим сделать «объектом познания», должно быть подвергнуто специальным процедурам объективирования. Очевидно, что в каждой науке эти процедуры имеют свою специфику. Особенно остро проблема объективирования (и проблема объективности научного знания вообще) стоит в социальногуманитарных дисциплинах.

Если категория объективной реальности задает исходный смысл научного познания, то принцип объективности задает его цель как постижения разумом объекта в его собственных, вне субъекта существующих свойствах, связях и отношениях. Понятие объективности отвечает на вопрос: что значит познать мир? В рамках классической рациональности познать мир - значит отобразить его согласно тому, каков он есть сам по себе. Соот-

1 См.: Эйнштейн А. Физика и реальность. М.: «Наука», 1965. С.78.

220