Поэзия геометрии и нежная готика

В царицынской панораме Василий Баженов создавал общую картину будущего ан­самбля, но уже тогда в деталях представлял, каким будет каждый отдельный павильон, корпус, дворец — каких размеров и планировки, как декорирован.

Изобретательность Баженова в планировке отдельных зданий поразительна. Его фантазия прихотлива, как никогда прежде — разве что в ходынском строении он сочинял так же вольно.

Истоки царицынского стиля обнаружить не просто, но главное здесь в том, что Ба­женов прекрасно знал и древнерусскую архитектуру и средневековую западную готику, элементы которой, сильно переработанные стали частью декоративного убранства цари­цынских построек еще в годы кремлевского строительства зодчий соединил две эти архи­тектурные стихии, когда проектировал сени для гробниц митрополитов Петра, Ионы и Филиппа в Успенском соборе. Здесь уже есть почти все элементы декора, которые Баже­нов применил в Царицыне. Это была его первая попытка приспособить к своим целям древнерусское наследие, дать ему новое звучание. В Царицыне он доказал бесспорно: прием сочетания кирпичной кладки с использованием белого камня в отделке — как у старых мастеров — может блестяще употребляться и в новое время, при новых потребно­стях и вкус. Екатерина с восторгом приняла проекты всех павильонов и зданий.

Царицынская стройка началась весной 1776 года «Было зачато строение, то есть мост и три домика от него к церкви, которая уже прежде тут была»,— сообщал Баженов Завадов­скому. «Лето было мочливое», но, несмотря на непрерывные дожди, «приятного вида мост с четырьмя по углам башнями и парапетами, кроме малых на оном украшений», ка­менщики-нижегороды окончили.

Фигурный мост стал первой постройкой царицынского ансамбля. Башни с двуро­гими зубцами, колонки, карнизы, кирпичная кладка с белыми швами, белокаменный цо­коль — многое напоминало старомосковские постройки. По каждому вопросу при­ходилось снова и снова писать в Петербург: Баженов неволен был сам решать, как крыть кровли — железом или черепицей, как отделывать интерьеры. Это сковывало, мешало быстро разворачивать дело— пока курьер доскачет до Царского Села да вернется назад.

Как и в годы кремлевского строения, приходится Баженову просиживать вечера над бумагой — писать, писать. Будто бы он сам не мог решить, какие лучше сделать полы и какие стекла вставить

Строительство в Царицыне, хоть и с задержками, остановками, продолжалось. Ба­женов неотлучно был на стройке. В разгар сезона редко случалось бывать в Москве. Заез­жал в Кремль, к Матвею Казакову, смотрел, как подвигается закладка фундамента Сената, давал советы другу. Баженова в Кремле встречали радушно — почти все, кто работал на стройке Сената, еще недавно были его сотрудниками.

Крестообразный павильон Баженов закончил в 1777 году. Острые, сердцевидные кокошники, ряды пирамидок вокруг восьмигранного купола — многое взял архитектор из русского зодчества допетровской поры. Во втором павильоне, шестигранном, что тоже строился слева от Фигурного моста,— уже новые орнаментальные детали, новое плетение белокаменных узоров: резные овалы и ромбы, парапет из трилистников. Фантазия зодчего неисчерпаема: в третьем Кавалерском корпусе, в малом интимном дворце, украшенном фронтоном с вензелем Екатерины,— все новые и новые комбинации арок, овалов, ромбов, декоративных обелисков.

По Москве пошла молва о диковинных постройках в Царицыне. На Коломенской дороге все чаще пылили кареты — приезжали любопытные, немало знатных особ.

Композиция здания, его план классически ясны и просты. Все в нем логично свя­зано — от зала приемов до будуара царицы. В декоративном оформлении Оперного дома Баженов виртуозно использует белый камень в готических арках окон первого этажа, в плавных дугах — второго, в кругах, овалах, ромбах — на стенах, лучистых звездах, дис­ках и серпах, символизирующих небесные светила,— на парапетах. Белокаменный руст дает дворцу ощущение монументальности, устойчивости. Хотя декор на здании обилен и сложен, он органичнее, чем в других царицынских постройках, связан с архитектурой. В нем есть благородная мера и высокий вкус. Это был самый удачный павильон-дворец, «не из больших, однако и не из малых», как называл его Баженов в очередном письменном сообщении Екатерине.

Еще не закончен был Оперный дом, как Баженов начал новую постройку — одну из самых изящных в царицынском ансамбле — Фигурные ворота при входе в парк. Васи­лию Ивановичу и самому нравилось его творение, о чем он не удержался сообщить в официальном докладе: «...ворота прекрасной фигуры, по моему мнению, и прямо нежной готической архитектуры совсем же отделаны».

Одновременно с Фигурными воротами в Царицыне шло строительство небольшого Камер-юнфарского корпуса — садового Эрмитажа с фонарями, спальнями для камер-юнгфер, девиц из дворцовой прислуги. Камер-юнфарский корпус архитектор поместил на переднем плане своей панорамы между Фигурным мостом и Полуциркульным дворцов Его размеры, относительная миниатюрность позволили Баженову тонко построить глу­бинную перспективу: от малых объемов к более крупным и представительным — Кава­лерскому корпусу, дворцам Екатерины и Павла.

Закончив осенью 1778 года Камер-юнфарский корпус, Василий Баженов завершил фасад царицынского ансамбля со стороны прудов. Оставался лишь один мост через овраг, строительство которого затянулось, так как при рытье рвов «открылось множество клю­чей». Пришлось бить сваи.

После сноса старых строений в усадьбе Кантемира Баженов приступил к главному делу — сооружению дворцов Екатерины и Павла. Дворцы были невелики, камерны, ин­тимны, в два этажа, с одним лишь залом. Архитектор предложил их сделать совершенно одинаковыми — и императрица одобрила эту идею.

Дворцы Екатерины и Павла украшали пилястры, стрельчатые арки окон, парапеты с острым гребешком кокошников. Над екатерининским возвышалась башенка с открытым бельведером, с часами и шпилем. Между дворцами императрицы и наследника Баженов поместил скромный дворец для детей Павла. Вместе о соседним Кавалерским корпусом — для ближайшей свиты Екатерины — императорские дворцы образовали центральное ядро всего ансамбля.

В 1782 году Василий Баженов завершил строительство трех главных дворцов — для императорской фамилии. Тогда же он начал сооружение самого крупного корпуса во всем царицынском ансамбле — Кавалерского для придворных дам и кавалеров. Здание располагалось совсем близко к дворцу Екатерины. За два года Кавалерский корпус был в основном построен. Это было не первое сооружение в Царицыне, но плана архитектор не повторил — его воображения хватило бы на десятки таких дворцов. Кавалерский корпус — это круг, вписанный в квадрат, по углам которого — лапки прямоугольных выступов. Они дают особую живость и пластичность фасаду. Огромные стрельчатые окна прекрасно освещали залы и спальни. Между окнами — пучки стремительных копий-пилястр, рву­щихся ввысь острыми наконечниками шпилей. Ступенчатый купол — единственный раз у Баженова — венчает здание. Поистине праздничный вышел корпус, кавалерский, для утех, легких интриг, флиртов, развлечений. Так и слышится из раскрытых зеркальных окон звук клавесина, смех дам, шелест шелков, звон шпор, бокалов, хрустальных подве­сок на жирандолях.

После Кавалерского корпуса Баженов построил в Царицыне еще несколько па­вильонов, в том числе «домик управительский», владелец которого Карачинский был тоже масоном, потому на фронтоне дома управителя Царицына появились масонские символы: звезды, лучи, трилистник.

В начале 1784 года из Петербурга пришло указание — завершить строительство в наступившем году. Дел оставалось множество: Хлебный дом, мост через овраг, декора­тивные ворота, служебные павильоны а зодчий был слаб после тяжкой лихорадки, на не­сколько недель свалившей его в постель. К тому же ассигнованной суммы — ста тысяч рублей — явно не хватило бы на завершение стройки. Баженов отправился в Питер объ­ясняться с Безбородко. Сумму удалось увеличить вдвое, но сроки остались прежними — так велела Екатерина. Мало того: поручено было Баженову срочно сделать еще один про­ект — для дворца в селе Булатникове.

Проект для Булатникова Баженов сделал в несколько дней, сразу же после утвер­ждения началось его строительство. Вот уж выпал год! Василий Иванович почти и дома не бывал. В Царицыне и в Булатникове кипела работа от зари до зари. Шестьсот камен­щиков «работали более нежели лошади», как сообщал в Петербург архитектор. Сам Ба­женов постоянно в гуще работы — следит за кладкой, за теской камня, подбадривает лю­дей. Но с каждым днем труднее ему было убеждать мастеровых торопиться — деньги шли из столицы неисправно, плату приходилось надолго задерживать или платить вдвое-втрое меньше. Рабочие роптали и ушли бы со стройки, если бы не уважение их к Баженову, ко­торого они любили и почитали как мастера в каменном, плотницком, во всяком строи­тельном деле. К тому же «господин архитектор» — не обидчик, зряшных наказаний не допустит, если и накричит на кого, то не по злобе, а сгоряча. Жалеет людей, а к себе — без жалости.

Стройка в Царицыне продолжалась. Каменщики кончали пер вый этаж здания для кухонь — строгого и монументального Хлебного дома, где Баженов вспомнил любимый мотив — округлые углы. Хлебный дом, хоть и был хозяйственной постройкой, однако из декоративного строя всего ансамбля не выпадал: стены его богато украшены. На глубокие погреба и ледники в Хлебном доме Баженов использовал крепкий хорошевский камень, запасенный на Царицыном лугу еще до кремлевского строительства — «оный камень, по мнению архитектора, лучший всех здешних, пехорского и мячковского, а особливо в тер­пении мороза и сырости».

В последний перед приездом Екатерины год достраивался мост через овраг, со­оружение мощное, крепостного духа, по многим мотивам напоминающее русское зодче­ство XVII века.