Казаков и другие

Баженов не торопился кончить проект, сознавая свою ответственность за начатое. Эскизы, планы в уменьшенном виде предшествовали окончательным чертежам. И до поры, пока они были созданы и конфирмованы, архитектор давал волю воображению. Зодчий готовился к подвигу жизни — так понимал он работу над Кремлевским дворцом. Этим проектом Баженов хотел выразить свое творческое кредо, потому во «Мнениях о Кремлевской перестройке» он считал необходимым высказать главное о профессии архи­тектора, о зодчестве.

Человек самолюбивый и гордый, Баженов очень болезненно воспринимал аристо­кратическое и чиновное чванство, более всего почитал людей талантливых и только тем выдающихся, о чем прямо говорил при дворе и самой Екатерине. Потому-то он так на­стойчиво и смело защищал своих помощников, хлопотал об их поощрении, о чинах для них, ведь на его глазах многие выпускники Академии художеств спивались и погибали от бедности. «Ничем так не можно бедность окуражить и дать амбицию как чином и пропи­танием, коих я действительно знаю, что с хорошим дарованием без куражу сделались пьяницами». Баженов заботился о способных людях, разыскивал их всюду, терпеливо. Он хотел создать при кремлевском строении настоящую академию архитектуры, хоть бы и называлась она «архитекторская команда».

Стремясь поднять престиж своей команды, архитектор разработал для нее особую форму — архитекторский мундир: кафтан серого цвета с отворотами и обшлагами, с во­ротником кирпичного цвета; в тон воротнику — камзол и штаны. Темляк и эполет золо­той. Но мундир утвержден и пошит не был.

Уже в начале 1768 года сотрудником и первым помощником Баженова стал Мат­вей Казаков. Его Баженов знал еще по команде Ухтомского. Сын крепостного, бедного подканцеляриста был лучшим учеником Ухтомского. Ко времени вступления в кремлев­скую команду у Казакова уже накопился порядочный опыт, так как он несколько лет са­мостоятельно и с блеском работал в Твери, где много проектировал и строил. Отныне судьба их будет нераздельной — судьба блестящего эрудита и широко образованного Ба­женова и его гениального ученика-самородка Казакова, не знавшего ни академий, ни Рима и Парижа. Здесь, в Москве, в Кремле, у Баженова была его высшая школа, здесь он достиг вершин мастерства.

В начале же года в архитекторской команде Баженова появился способный зодчий Елизвой Назаров, художники-архитекторы Иван Морщинов и Иван Некрасов, написав­ший семейный портрет Баженова.

Это было в обычаях времени — подобные команды. Но по составу, по уровню мас­теров не было в XVIII веке более сильной «команды» — чего стоили сам Баженов и Каза­ков, лучшие архитекторы России! К тому ж в кремлевскую команду кроме зодчих вошли художники, скульпторы и знатоки чертежного дела, специалисты-строители

Городу и миру

Екатерина увлеклась грандиозными планами Баженова, часто писала в Москву, ге­нералу Измайлову, справлялась о ходе дел. К середине лета 1768 года она одобрила пер­воначальный эскиз и специальным указом 1 июля определила начало работ над составле­нием окончательного проекта и постройкой модели. Указом же предписывалось начинать подготовку к строительству. Баженов сочинил, а Екатерина подписала «Инструкцию Экс­педиции кремлевского строения» — подробную программу строительства. Первый пункт инструкции требовал бережного отношения к кремлевским древностям: «Стараться вам всячески надлежит, чтобы новым строением не повреждено было строение старое».

Особое внимание уделялось качеству строительных материалов. Известь, требо­вала инструкция, необходимо долго выдерживать и заранее заготовлять в ямах; кирпич должен быть сделан из лучшей глины «по задаваемым от архитектора образцам». «Пове­леваем вам взирать более на доброту, нежели иногда на дешевизну». За этим указанием Екатерины стоит сам Баженов, который в «Кратком рассуждении о кремлевском строе­нии» специально писал «о материалах и что к ним потребно».

Пока шла широкая подготовка к строительству дворца, проект его уточнялся, ме­нялся в отдельных деталях. Баженов отказывается от «первой идеи архитектора»: он раз­ворачивает дворец, вогнутой стороной к Соборной площади. Возникает внутреннее про­странство, замкнутое дугами полуовала, под защитой которого «собраны» древние памят­ники Кремля — музейный остров. Затем после долгих, мучительных раздумий зодчий решил придвинуть дворец к Москве-реке. Это улучшило обозрение древних построек, но вынудило Баженова ломать часть кремлевской стены, выходящей к реке.

Придавая дворцу важное градостроительное значение, архитектор выносит его центральный выступ за линию стены, связывая ансамбль с городским пространством. Уже тогда Баженова осуждали за столь бесцеремонное обращение с Кремлем, судили его за это и позже. Но логика грандиозного замысла неумолимо требовала именно такого реше­ния — и Баженов не без колебаний принял его. Шесть лет ушло на проектирование дворца. Несколько раз Баженов ездил в Петербург, представлял чертежи Екатерине, кото­рая вносила новые и новые поправки. Только в 1773 году проект был утвержден оконча­тельно.

Центром всей композиции сохраняется овальная площадь. Ее образует полукруг циркумференции, примыкающий со стороны Спасских ворот к центральному корпусу дворца. Полукруг сменяется полуовалом этого корпуса, а затем плавно переходит в полу­круг, соединяющий дворец и трапецию корпуса коллегий.

Первые два этажа архитектор мыслил как продолжение цоколя. Они имели более чем скромный декор — лишь горизонтальный руст. Зато верхние этажи, особенно третий, приобретали удивительную легкость — их украшали изящные ионические колонны. Своей подчеркнутой горизонтальностью карниз разделял здание на основательный низ-стилобат и нацеленный в высоту верх. Фасад как бы образовывался из двух плывущих в разные стороны масс здания, оттого, несмотря на огромную протяженность, он не выгля­дел монотонно.

Центральный выступ дворца украшал четырнадцатиколонный портик. Затем сле­дует портик десятиколонный. Потом новые выступы — в шесть и в две колонны. Так фа­сад обретает пластическую живость, светотеневую мягкость и живописность. Чередова­ние колонных групп помогает зодчему избежать геометрической сухости, их игрой он создает особый музыкальный

ритм — праздничный, величавый, торжественный.

«Хочу, чтобы мой дворец был всей России виден»,—говорил Баженов, когда в кругу друзей обсуждал проект. Это идея всенародного всероссийского здания, центра мо­сковского — центра исторического, города славы и благоденствия. Дворец не замкнут в себе, наоборот, он рвется за стены, он тянется лучами новых магистралей на Ильинку, Воздвиженку, на Никольскую, на Тверскую — в гущу народа. Площади нового Кремля просторны и широки, они рассчитаны на огромные толпы людей, на народные действа, на тысячные сходы, на московское вече.

Шесть лет Василий Иванович Баженов работал над проектом. Но в эти же годы уже шла деятельная работа по подготовке строительства, сносу старых зданий, изготовле­нию архитектурной модели дворца. Годы лихорадочного труда, нелегкие, но счастливые годы, озаренные надеждой на успех, верой в великое дело, в свою судьбу.

Проект Кремлевского дворца был одобрен, но предлагалось внести изменения в расположение помещений. Таких поправок, добавлений и потом в разные годы было не­мало, вплоть до окончания русско-турецкой войны. Тогда же при встрече было решено учредить собственные кирпичные заводы Кремлевской экспедиции и ведено было строить в Кремле около Арсенала «для модели особое строение».

Василий Баженов вернулся в Москву окрыленный. Он работал день и ночь. И все­гда рядом с ним был неразговорчивый, преданный и исполнительный Матвей Казаков. Делал он все быстро, объяснять ему долго не приходилось. Сегодня у Баженова мельк­нула идея, он ее набросал на бумаге, завтра у Казакова точный чертеж. Так они прекрасно дополняли друг друга: бурный, фантазирующий Баженов и сдержанный, подчиняющий воображение воле Казаков.

К осени 1769 года был построен около Арсенала модельный дом, тогда же стали разбирать старые постройки. Наконец, к августу площадку под центральную часть дворца очистили.

Баженов торопился начать земляные работы — дело шло к осени,— но сенат рас­порядился провести прежде торжественную церемонию по этому случаю. Кремлевской стены уже не было. По углам ровной площадки, выходившей прямо к воде, поставили четыре столпа дорического ордера — символы Европы, Азии, Африки и Америки. В середине площадки воздвигли увенчанные обелисками колонны, олицетво­рявшие единение царств — Московского, Астраханского, Казанского и Сибирского. Обе­лиски сплошь украшались гербами российских губерний, а венчались двуглавыми ор­лами. Сумароков, друг Баженова, сочинил велеречивые стихи, в которых будущий Крем­левский дворец сравнивался с тем, «что в древности Греция и что мог Рим родить». Стихи эти, написанные на огромных щитах, прикрепили к колоннам.

Матвей Казаков по просьбе Василия Баженова с противоположного берега очень точно и подробно зарисовал место предстоящей церемонии. Церемония состоялась пыш­ная и долгая. Народу собралось великое множество. Сначала — водосвятие и молебен, потом Баженов с помощниками «учинил торжественное начало рву». Троекратное «ура» прокатилось над рекой. Для знатной московской публики Измайлов устроил обед, а рабо­чих угостили водкой, пивом и горячими калачами.

Едва оттаяла земля, начали энергично копать рвы под фундамент. Землекопы рабо­тали от зари до зари. Дело подвигалось, и к лету все было готово к закладке фундамента. В первый летний день состоялась церемония закладки Кремлевского дворца. К этому со­бытию Василий Иванович готовился шесть лет. Шесть лет от первого замысла к первому кирпичу.

С такими мыслями шел по Кремлю утром 1 июня 1773-го Василий Баженов. Ночь не спал, встал на рассвете. Решил сам проверить, все ли готово к церемонии, для которой он спроектировал целый ансамбль временных сооружений.

На площадке Баженов встретил Матвея Казакова с альбомом в руках — он рисовал место предстоящего торжества. Баженов молча пожал руку своему помощнику и, указы­вая на рисунок, сказал: Это — для истории. Сегодняшний день запомнит Россия - вели­кое дело начинается.