Геополитический и геостратегический методы исследова- ния в востоковедении

Наряду с традиционными методами востоковедного исследования — лингвисти­ческими, литературоведческими, историческими, географическими, этнографически­ми и многими другими, в последние десятилетия арсенал востоковеда пополнили сравнительно новые методологические приемы, которые, впрочем, скорее можно на­звать усовершенствованными и модифицированными, нежели совершенно новыми, поскольку возникли они как идеи-образы отнюдь не сегодня. К числу таких методо­логических инноваций последних десятилетий следует отнести геополитику, которая прочно вошла в политическую и научную практику XX в. и, видимо, в форме геостра­тегии сохранит свое значение в практической политике и научных исследованиях XXI в.

В 2010 г. термину «геополитика» исполннилось 100 лет. Принято считать, что этот термин был введен в оборот в 1910 г. шведским политологом и политическим де­ятелем Рудольфом Челленом (1864-1922). В своих исследованиях Р. Челлен опирался на теоретические воззрения немецкого географа, этнографа и социолога, одного из основателей школы антропогеографии Фридриха Ратцеля (1844-1904), который рассматривал пространство как наиболее важный политико-географический фактор существования государства (Ратцель 1905, т. 1: 492; т. 2: 639-642, 672). Ф. Ратцель и Р. Челлен считали государство живым организмом, развивающимся в пространстве и имеющим не только «тело» в виде территории, но и «душу», воплощенную в нации. Такому организму-государству приходится вести борьбу за существование, в чем ему помогает «государственная сила» — совокупная мощь страны, которая складывается из территории, хозяйства, населения, общества и власти. Геополитика по Р. Челлену — один из элементов этой силы наряду с экополитикой (политикой государства в сфере экономики), демополитикой (деятельностью государства в сфере, относящейся к народонаселению), социополитикой (социальной политикой государства) и крато- политикой (собственно государственным управлением). Согласно Р. Челлену, геопо­литика — наиболее важная из этих дисциплин. Позднее Челлен выделил три аксиомы геополитического развития: пространственное расширение, территориальная моно­литность и свобода передвижений. При отсутствии одного из них геополитическое благополучие государства оказывается под угрозой.

С тех пор геополитика прошла значительный путь развития от идеи-образа до самостоятельной области научного знания, имеющей многие признаки науки. При этом геополитика сохранила прочную связь с политической практикой, оставаясь важнейшим инструментом, позволяющим принимать политические решения.

Геополитика как метод исследования основана на понимании исторических и по­литических процессов с учетом их пространственной обусловленности. Как правило, сегодня геополитику рассматривают как двуединство теории и практики международ­ных отношений (Геополитика 2006: 3). Более точно было бы определять современную геополитику как состоящую из двух разделов. Первый — геополитика фундамен­тальная — научная дисциплина, изучающая развитие мировой политики и историю международных отношений с помощью специфических методов пространственно-по­литического анализа, о которых будет рассказано ниже. В фундаментальной геополи­тике, наряду с современной геополитической теорией, уместно выделить подраздел — историю геополитической мысли как часть истории общественной мысли в це­лом. В последние десятилетия история геополитической мысли складывается как со­вокупность историй различных геополитических школ, как правило, имеющих ярко выраженную национально-государственную обусловленность. Второй раздел геопо­литики — прикладной, задача которого — выработать рекомендации относительно поведения государств и их объединений на мировой арене, используя весь возмож­ный для данного государства арсенал средств политического менеджмента и манипу­лирования, в том числе и военную силу. Буквально на наших глазах в рамках практи­ческой геополитики рождается еще одно направление — геостратегия (не путать с военной стратегией!), которая отличается от геополитики постулатом о практической невозможности применения военной силы ввиду неизбежных катастрофических по­следствий таких действий для всех конфликтующих сторон. Геостратегия разрабаты­вается как в формате отдельных стран и коалиций государств, так и на надгосудар­ственном уровне в масштабе регионов, больших пространств, ареалов и мира в целом.

Приступая к геополитическому анализу, очевидно, следует познакомиться с опре­делением самой геополитики, отметить основные этапы развития этой области зна­ния, рассмотреть ее понятийно-терминологический аппарат, основные концепции и специфику их применения в востоковедении. В предлагаемом читателю очерке автор использовал материалы и фрагменты публикаций, подготовленных в соавторстве с В. И. Якуниным и И. В. Зеленевой, опубликованные в монографиях и статьях, издан­ных с 2000 по 2008 г.

Общепринятого определения геополитики не существует. Это означает, что как самостоятельная наука геополитика так и не сформировалась, хотя основными при­знаками научного знания она обладает, имея предмет изучения, арсенал методов и средств исследования. Изобретатель термина «геополитика» Рудольф Челлен объ­явил, что геополитика — это учение о государстве как географическом организме, су­ществующем в пространстве (1910 г.). На русском языке первое определение геопо­литики было дано в «Новейшем энциклопедическом словаре» 1926 г., где говорилось, что геополитика — это «освещение политических вопросов под географическим углом зрения» (Сойкин 1926: 585). В 1929 г. в Большой Советской Энциклопедии (1-е изд.) появилась статья «Геополитика» за подписью Александра (Шандора) Радо — учено­го, легендарного разведчика, венгерского интернационалиста, сотрудника Коминтер-

-494-

на. Он определял геополитику как учение о географической обусловленности полити­ческих процессов (БСЭ 1929: 390-391).

В современных научных изданиях определения геополитики чаще всего отражают субъективное отношение их авторов к геополитической области знания. К. С. Гаджи­ев считает, что геополитика — это дисциплина, изучающая основополагающие струк­туры и субъекты, глобальные или стратегические направления, важнейшие законо­мерности и принципы жизнедеятельности, функционирования и эволюции современ­ного мирового сообщества (Гаджиев 1998:7). С. Н. Бабурин считает геополитику уче­нием о рациональных основах международных отношений, подчеркивая, что «нрав­ственность государства» в самой своей основе отличается от нравственности ин­дивида, поскольку в геополитике самопожертвованию индивида в моральном плане соответствует безоговорочное самосохранение государства (Бабурин 1997: 30). В. А. Колосов утверждает, что геополитика — это наука, изучающая в единстве гео­графические, исторические, политические и другие взаимодействующие факторы, оказывающие влияние на стратегический потенциал государства (Колосов 2001: 170-171). Э. А. Поздняков рассматривает геополитику как науку, раскрывающую и изучающую возможности активного использования политических факторов физиче­ской среды и воздействия на нее в интересах военно-политической, экономической и экологической безопасности государства (Поздняков 1995:42). Рассматривая геопо­литику как общественное явление XX в., Д. Н. Замятин утверждает: «Геополитика есть когнитивная реакция на потребность общества самоопределиться в земном пространстве, самоосознатъ себя в нем», и ее «надо расценивать как когнитивное “переживание” общества XX века по поводу и в связи с географическим про­странством» (Замятин 2003: 193). В популярной энциклопедии «Геополитика» (Гео­политика 2002), геополитика определяется как «теория и практика современных международных отношений и перспектив их развития с учетом широкомасштабно­го системного влияния географических, политических, экономических, военных, демо­графических, экологических, научно-технических и других факторов».

Публицистически яркие определения геополитики дали многие политологи про­шлого и современности: «геополитика — это географический разум государства» и «искусство руководства практической политикой» (К. Хаусхофер); «геополитика — это мировоззрение власти, наука о власти и для власти, наука править» (А. Г. Ду­гин); геополитика — «наука, система знаний о контроле над пространством» (Н. А. Нартов). Американский ученый К. Грэй определил геополитику как «дисципли­ну, исследующую отношения между континентальными и морскими ареалами, с од­ной стороны, и политикой, с другой, с целью проведения соответствующей внешней политики» (International 1967: 526). Другой американский исследователь Л. Кристоф считает, что геополитика покрывает область, лежащую между политической наукой и

политической географией. По его мнению, геополитика — географическая политика,

-495 -

т. е. не география, а географически интерпретированная политика государств (The Origins 1996: 36). В Encyclopedia Americana о геополитике сказано: «В то время как политическая география исследует политические аспекты географических феноменов, геополитика изучает географические аспекты политических феноменов. Разница между ними в фокусе внимания, в акцентах» (Encyclopedia Americana 1987: 508). В Британской энциклопедии (1988 г.) сфера компетенции геополитики очерчена следу­ющим образом: «Геополитика анализирует географическое влияние на силовые от­ношения в международной политике»... В прошлом сфера национального влияния определялась главным образом географическими факторами. Но эти факторы стали играть меньшую роль в связи с развитием коммуникаций и транспорта, которые поз­волили преодолеть ограничения географического положения (Encyclopedia Britannica 1988: 193). Грэхэм Эванс и Джефри Ньюнхэм предлагают определить геополитику как метод анализа внешней политики, который стремится понять, объяснить и предсказать международное политическое поведение, описав его преимущественно в терминах географической науки, таких как местоположение, размер, климат, топо­графические и демографические характеристики, природные ресурсы, технологиче­ское развитие и экономический потенциал (Evans 1998:197-199; о термине «геополи­тика подробнее см.: Зеленева 2005).

Мы предлагаем определение геополитики, возникшее в ходе работы над книгой «Геополитика в России: между Востоком и Западом» (2001 г.) и включенное в книгу «Российская школа геополитики» (2008 г.). Это определение, как нам кажется, рас­крывает главную особенность геополитического анализа — связь политики как ду­ховной деятельности людей с материальной основой человеческого бытия — про­странственными границами обитания человека: геополитика — это область зна­ния, использующая пространственный подход при анализе политических процес­сов.

Из большинства приведенных определений геополитики явствует, что одной из важнейших категорий геополитического анализа выступает пространство. Геополи­тическое пространство — это пространство Земли, за контроль над которым ведут борьбу главные акторы, субъекты международной политической жизни — государ­ства и их коалиции, опирающиеся на широкий круг участников мировой политики, как индивидуальных (политические лидеры), так и коллективных (государственные и неправительственные организации, транснациональные корпорации, партии, полити­ческие движения и т. д.). Пространство — это среда обитания человечества, без кото­рой умственное и культурное развитие, называемое прогрессом цивилизации, немыс­лимо. «Как бы человечество ни поднимало голову в эфирные области, — писал Ф. Ратцель, — ноги все-таки касаются земли, и прах вновь становится прахом» (Гео­политика: Хрестоматия: 11). Фридрих Ратцель в своем труде «Политическая геогра­фия» заложил основы теории пространства и местоположения государства, разрабо-

-496-

тав семь так называемых географических законов. В основе закономерностей Ратцеля лежало его гениальное предвидение, что в XX в. главным принципом пространствен­ного моделирования политических, экономических и иных отношений станут так на­зываемые «большие пространства», в каждом из которых будут доминировать круп­ные государства. Важнейшим океаническим бассейном Ратцель считал Тихий океан, который он называл «океаном будущего», далее по значимости следовали бассейны Атлантики и Средиземноморья.

Географические законы Ратцеля, сохраняющие практическое значение и сегодня, кратко сводятся к следующему. 1. Пространство государства растет по мере роста его культуры. 2. Рост государства сопровождается повышением активности его граждан в различных сферах, прежде всего в развитии идей и торговли. 3. Рост больших госу­дарств осуществляется путем экспансии, т. е. присоединения к ним малых государств. 4. Граница — периферийный орган государства, ее изменение есть показатель госу­дарственной силы или слабости. 5. Рост государства сопровождается его стремлением вобрать в себя наиболее ценные элементы физического окружения — береговые ли­нии, русла рек, богатые ресурсами территории и т. д.. 6. Территориальный рост госу­дарств обычно начинается с «цивилизационного толчка», вызванного влиянием более высокоразвитых цивилизаций на менее развитые. 7. Общая тенденция к слиянию го­сударств в большие пространства по мере своего развития набирает силу, стремясь к универсальному (общемировому) идеалу (Strausz-Hupe 1942: 30-31; Поздняков 1995: 16-17).

Геополитическое моделирование пространства — это важнейший метод геопо­литического анализа, цель которого — формирование научного образа геополитиче­ской структуры мира. Современная геополитическая структура мира представлена различными пространственными моделями-образами: противостояние континенталь­ной (теллурической) и морской (талассократической) сил; противостояние кочевых и оседлых народов, леса и степи; модель Сердцевинной земли (Хартленд); концепция «континентального блока», модель «хартленд-римленд», модель мирового «униполя», модель Больших экономических пространств, модель Лимитрофа и многими другими концепциями.

Геополитическое моделирование имеет своей целью выработать представление о мировом порядке, т. е. о геополитической структуре мира, отражающей соотноше­ния силовых полей (политических, экономических, военных, цивилизационных, экологических, культурных и др.).

«Геополитическое силовое поле» (ГСП) — это пространство, контролируемое государством путем мобилизации политических, экономических, военных и иных средств и имеющее комплексную пространственно-временную характеристику, кото­рая воплощается в геополитическом коде (кодексе) (см. ниже).

Политологическое содержание понятия ГСП становится ясным уже из простей­шей классификации. Под геополитическим силовым полем Ратцель понимает про­странство, контролируемое государством или которое оно стремится контролировать. Выделяются четыре идеальных вида геополитических силовых полей (в реальной жизни они, как правило, имеют сложную смешанную структуру): 1) эндемичное поле — пространство, контролируемое государством длительное время и на этом основа­нии признаваемое другими государствами как бесспорно принадлежащее данному го­сударству; 2) пограничное поле — пространство, находящееся под контролем госу­дарства, однако не освоенное им в достаточной мере, чтобы слиться с эндемичным полем, и потому оспариваемое другими государствами; 3) перекрестное поле — про­странство, на которое претендуют два и более государства; 4) тотальное поле — все непрерывное пространство, находящееся под контролем государства (Плешаков 1994).

Понятие «геополитическое силовое поле» используется в большинстве геополити­ческих моделей. Так, Джефри Паркер предлагает концепцию «срединного про­странства», используя для его характеристики термин «соте area». Срединное про­странство по Паркеру — это особым образом организованная территория, имеющая ярко выраженную географическую, социальную и политическую организацию само­достаточного вида и претендующая на создание собственного ГСП. Срединное про­странство располагается в периферийной зоне по отношению к сопредельным средин­ным пространствам, точнее эпицентру их центробежных сил, что и дает ему возмож­ность сохранять собственную независимость и избегать политического поглощения соседними ГСП (Parker 1998).

Как правило, формирование ядра срединного пространства происходит в соот­ветствии с базовыми законами геополитического развития, известными еще в начале XX в. Шандор Радо выделил семь универсальных геополитических закономерностей: 1) тяготение континентальных стран к морю; 2) стремление приморских стран к заво­еванию противоположного берега или овладению целым морским бассейном; 3) пере­растание политических систем через океан; 4) межгосударственная борьба за овладе­ние морскими путями и проливами; 5) использование рек в качестве стержня государ­ственного строительства и исторического развития; 6) использование больших рек как естественных национальных и государственных границ; 7) использование круп­ных реко-морских систем как геополитических баз сохранения государства (БСЭ 1929: 390-391).

Дж. Паркер подчеркивает, что доминирующее ядро срединного пространства об­разуется в соответствии с перечисленными закономерностями вблизи «центра гидро­графического средоточения и расхождения», под которым подразумевается опти­мальное сочетание гидрографических и сухопутных условий жизнедеятельности че­ловека. Опираясь на этот центр, срединное пространство получает возможность осу-

-498-

ществлять территориальную экспансию, поглощать слабые системы и создавать на их месте новые политические и социальные системы, сплоченные и нацеленные на дей­ствия с помощью новой «агрессивной идеологии». При этом новые социально-поли­тические системы могут быть как жестко централизованными вокруг срединного про­странства, так и децентрализованными, основанными на коммерческом интересе и ис­пользующими флот в качестве главного инструмента территориальной экспансии (LeDonne 1994: 2). Результатом тотальной экспансии становится образование на осно­ве ГСП уже упоминавшихся Больших пространств — политических и военных, эко­номических и этнокультурных, региональных, цивилизационных и иных.

Категория «экспансия» — это одна из главных категорий геополитики как мето­да научного анализа. Под экспансией понимается не только военная агрессия, но и другие виды и методы установления политического господства: информационная, культурно-цивилизационная, религиозная, этническая, политическая и, конечно, эко­номическая (самая распространенная сегодня) форма экспансии. Не вдаваясь в де­тальный анализ данной категории, отметим лишь, что военная и невоенная («гумани­тарная экспансия»), нередко идущие рука об руку, дополняя друг друга, создают условия для формирования на базе срединных пространств новых ГСП, которые в свою очередь влияют на изменения внутри региональных и мировых геополитиче­ских систем. В российской исторической традиции категорию экспансии нередко именовали колонизацией, а создание ГСП — освоением окраин (Любавский 1996). В геополитическом контексте следует использовать эти понятия исключительно в их геополитическом значении, абстрагируясь от каких-либо эмоционально-публицисти­ческих оценок.

Мотивом для любого вида экспансии выступают интересы. К. Э. Сорокин счита­ет, что экспансия является непосредственной производной от категории государ­ственных интересов (Сорокин 1996: 31-32). Действительно, интересы (национальные, государственные, коалиционные или межгосударственные) — это еще одна важней­шая геополитическая категория. В геополитике принято оперировать определенными группами интересов. Это, прежде всего, национально-государственные интересы, по­нимаемые в контексте международных отношений как моногосударственные и как коалиционные. Основу государственных интересов составляют физическое выжива­ние и политическая независимость страны, сохранение государственной территории и границ в военно-политической неприкосновенности, обеспечение безопасности и благосостояния граждан (Колосов 2001: 23). Понятие государственных интересов, как правило, близко по своему значению понятию «национальные интересы» и понятию «национальной безопасности». Фактически речь идет о едином проблемном блоке лишь с незначительным смещением акцентов в сторону, соответственно, этнополити­ческих либо военно-политических интересов.

Понятия «нация» и «национальный интерес» стали употребляться прежде всего в европейском дипломатическом языке начиная с XVII в., когда в системе европейских противоречий самого различного порядка активизировался процесс национального самосознания. В России эти два понятия вошли в оборот русской речи только во вре­мена Петра I. Первоначально они употреблялись в значениях, соответственно: «на­род» (русский) и «то, что имеет важное значение». Слова «нация» и «интерес» при­шли из Польши, очевидно, после присоединения к России ее восточных территорий в середине XVII в. Таким образом, произошло не только «воссоединение братских на­родов, но и обширный вброс в культурное поле России информации, созданной в западном мире» (Российская 1999: 89).

Категория «интересы» делает геополитические исследования национально или идеологически окрашенными. Возникает вопрос, а возможна ли вообще объективная оценка положения государства с позиции его безопасности. Сошлемся на слова аме­риканского сенатора У. Дж. Фулбрайта: «Возможно, в абстрактном смысле существу­ет объективная категория, которую называют “национальными интересами”. Но чело­веческая деятельность связана не с абстракциями... В недавнем американском лекси­коне существовало по крайней мере три концепции национальных интересов: идеоло­гическая (с антикоммунистическим подходом); геополитическая, которая рассматри­вает международные отношения как бесконечную борьбу за власть, как ее последнюю цель; институционно-правовая — подход, в соответствии с которым международные дела, так же как и внутренние, должны совершаться на основе законов» (Колосов 2002: 18-27). Взятые вместе эти концепции и практические выводы из них могут даже конфликтовать друг с другом, но используемые избирательно они создают поле то­тальной борьбы за «национальные интересы».

В англоязычной литературе понятие «нация» тождественно понятию «государ­ство» (nation-state), что соответствует западным традициям и реалиям, где в основном уже преодолены последствия миниимперской фрагментации и сформировались т. и. национальные государства и присущие им гражданские общества. В так называе­мых демократических странах интересы государства в меньшей или большей степени поддерживаются общественным мнением его населения, которое выражает свое отно­шение к проводимому политическому курсу на выборах главы государства и предста­вительных органов власти. Последнее имеет особое значение, поскольку побуждает государства искать общественную поддержку своих геополитических проектов, ис­пользуя для этого средства массовой информации и всю мощь государственной про­пагандистской машины. Борьба за умы граждан — это важный фактор успеха прово­димого геополитического курса в странах с либерально-демократическими режима­ми. В странах с недемократической формой правления, особенно при тоталитарных режимах, общественное мнение населения нередко игнорируется, что приводит к

острым кризисам, когда национальные, т. е. государственные интересы, декларируе­мые властями, не находят поддержки у населения страны.

Представители школы политического реализма (оппонентом ее выступает школа политического идеализма, о которой будет сказано ниже) подразделяют национально­государственные интересы на постоянные (основополагающие) и преходящие (проме­жуточные). К числу основополагающих национально-государственных интересов от­носятся: 1) интересы национальной безопасности, под которыми подразумевается за­щита территорий, населения и государственных институтов от внешней опасности; 2) национальные экономические интересы, а именно — развитие внешней торговли и рост инвестиций, защита интересов частного капитала за границей; 3) интересы под­держания мирового порядка, включающие взаимоотношения с союзниками, выбор внешнеполитического курса.

Промежуточные интересы по степени значимости можно выстроить в следующем порядке: 1) интересы выживания, т. е. предотвращение угрозы самому существова­нию государства; 2) жизненные интересы — создание условий, препятствующих на­несению серьезного ущерба безопасности и благосостоянию всей нации; 3) важные интересы — предотвращение нанесения потенциально «серьезного ущерба» для стра­ны; 4) периферийные, или мелкие, интересы, связанные с проблемами преимуще­ственно локального характера.

Понятия «территории» и «границы», в том числе и государственные, — важный терминологический инструмент геополитического анализа. Территория объективно представляет собой пространственные пределы осуществления политической власти, в подавляющем большинстве случаев — государственной. Главным показателем тер­ритории, позволяющим различать ее виды, выступает существующей на ней правовой режим, а в более широком смысле — механизм осуществления государственной вла­сти. В современном международном праве под территорией в широком смысле слова понимаются различные пространства земного шара с его сухопутной и водной по­верхностью, недрами и воздушным пространством, а также космическое про­странство и находящиеся в нем небесные тела (Международное 1994: 71).

Территория (при всем многообразии трактовок этого понятия в правоведении, по­литологии, географии, истории и других науках) как категория сформировалась в тес­ной связи с такими понятиями, как государство и население. В изданном в 1994 г. в Великобритании словаре по общественной географии территория определяется как «часть пространства, занятая определенным лицом, группой лиц или государством» (Машбиц 1998: 93). В географической литературе территорией называют «часть по­верхности земной суши с присущими ей природными, а также созданными в ре­зультате человеческой деятельности свойствами и ресурсами» (Географический 1988: 307). Общепринятой политологической формулой считается представление о государ­стве как о триединстве территории, власти и населения. Еще в начале прошлого сто-

- 501 -

летия французский государствовед Л. Дюги утверждал, что коллективность может быть государством только тогда, когда она осела на территории с определенными гра­ницами. Без этого нет государства. Более того, может существовать целая социальная группа, в ней может возникнуть даже политическая власть, но эта коллективность, дойдя даже до политической дифференциации, не составляет и не может составить государства (Дюги 1908:128). Верховенство на конкретной территории соответствую­щей государственной власти — основной признак государственной территории. С формально-юридической точки зрения принято выделять два свойства территории го­сударства:

1. без разрешения со стороны властного аппарата государства никакая другая власть не имеет права легально осуществлять на ней свое господство;

2. все находящиеся в пределах территории государства граждане (подданные), а также другие лица (исключение составляют лица, обладающие дипломатическим им­мунитетом) подчинены власти государства и его законам.

Государственная власть распространяется на всю без исключения территорию го­сударства: на все сухопутные, водные и воздушные пространства, находящиеся под юрисдикцией государства, а также объекты с государственной символикой (напри­мер, корабли, авиалайнеры и т. д.). Обеспечение целостности и неприкосновенности государственной территории достигается единой государственной политикой, долго­срочными и краткосрочными программами, системой мер экономического, политиче­ского, организационного и иного характера, адекватных угрозам жизненно важным интересам личности, общества и государства.

Методологически важно понимать соотношение понятий территория и про­странство. Территория — это не просто особого рода пространство, поскольку для ее характеристики существуют не только специфические пространственные критерии, но и другие непространственные характеристики: 1) размеры (площадь); 2) протяжен­ность по широте и долготе места; 3) компактность, т. е. сконцентрированность в еди­ное целое; 4) географическое положение, в первую очередь, с точки зрения гидроло­гической характеристики (наличие рек, выходов к морю или их отсутствие); 5) харак­теристики народонаселения; 6) климатические условия, особенно с точки зрения ши­роты места; 7) особенности ландшафта; 8) характер недр и степень их разработки; 9) характер границ; 10) характер сопредельных территорий; 11) время существования. Вышеприведеннай анализ характеристики территории включает, как легко видеть, ряд непространственных параметров (3, 5, 11), что указывает на нетождественность понятий «пространство» и «территория». Анализ в рамках такого рода парадигмы весьма продуктивен, поскольку дает возможность комплексной оценки характера тер­ритории, необходимой при геополитическом исследовании проблемы.

Категория «территории государства» имеет огромное значение для понимания

геополитических процессов на обширных просторах многих азиатских и африканских

- 502-

империй, перед населением которых всегда стояло два вопроса: каким образом сохра­нить единство страны и как обеспечить эффективное осуществление государственной власти на столь обширной территории. Понятие государственной территории имеет непосредственную связь с понятием «суверенитет» — полная независимость государ­ства в его внутренних делах и в ведении внешней политики. Вступая в коалиции, до­пуская на свою территорию иностранные вооруженные силы, государство сознатель­но идет на ограничение собственного суверенитета во имя политических, экономиче­ских и иных интересов.

Понятие «территории государства» непосредственно связано с определением его границ. Понятие «граница» в его геополитическом смысле — один из важнейших инструментов геополитического анализа. Границы государства — это границы реаль­ного жизненного пространства населяющих это государство народов. Государствен­ные границы представляют собой линии, обозначенные на картах (а при малейшей возможности и на местности), и проходящие по этим линиям вертикальные поверхно­сти до границ земного пространства с космосом, с одной стороны, и с другой стороны — до центра Земли вглубь недр, а практически — на доступную для проникновения в недра глубину (Ушаков 1996: 37). Геополитическое понятие «граница» отличается от юридического тем, что включает в свое содержание не только формально-правовую, но и естественно-рациональную характеристику: геополитические границы — это ли­нии раздела сфер действия суверенитетов, в пределах которых происходит выравни­вание статуса территорий (Моро-Дефарж 1996: 18-20).

В юридической терминологии государственная граница — линия, отделяющая территории друг от друга или от открытого моря, которая определяет пределы терри­ториального верховенства государства. Правовое понимание границ исходит из прин­ципа их неприкосновенности и суверенитета государства над ограниченной границей территорией. Геополитические реалии, напротив, свидетельствуют о том, что на про­тяжении всей истории границы государств устанавливались силой либо угрозой при­менения силы. В сфере международных отношений границы — важный объект поли­тической борьбы, причина и повод многих международных конфликтов, территори­альных споров и напряженности. С определенным режимом границ связаны такие процедуры, как обеспечение сохранности (целостности) территорий, международное признание границ и международное установление границ. Это три важнейших эле­мента установления режима границ того или иного государства. Любой территори­альный спор или конфликт по форме — это спор по поводу одного из элементов уста­новления режима государственных границ.

На земле нет пустых пространств: они или заняты государствами, или находятся под их контролем, или идет борьба за контроль над ними. «Незанятых» участков суши практически не осталось, если не считать крошечного клочка пустыни на стыке

границ Саудовской Аравии, Кувейта и Ирака, именуемого «Нейтральной зоной», над

- 503 -

которым не установлен государственный суверенитет какой-либо страны. Даже Ан­тарктида уже разделена границами на сферы влияния.

Первое известное определение границы было дано основателем немецкой школы геополитики Ф. Ратцелем. Оно гласит, что «...граница есть периферийный орган го­сударства и как таковой служит свидетельством его роста, силы или слабости и изме­нений в этом организме». Следуя за своим учителем, Карл Хаусхофер уделил большое внимание разработке проблемы границ. Он полагал, что у отдельного инди­видуума, группы или даже нации в целом необходимо воспитывать «чувство границ», так как границы не являются застывшими во времени линиями, а подобно коже расширяются или сжимаются (Хаусхофер 2001: 119, 243). В геополитике различают «естественные» и «искусственные» (политические) границы. Под «естественными» границами понимаются физические характеристики местности, которые могут слу­жить политическими границами. Примером таких границ являются реки, горы, озера, пустыни, каналы, леса, именно они обладают целым рядом достоинств: легко опреде­лимы, дешевы, всегда ясны. «Искусственные» границы менее надежны, и они требу­ют больших затрат для демаркации, содержания и охраны. «Делание границы», как замечает К. Хаусхофер, «поистине высокое искусство» (Хаусхофер 2001: 97).

Концепция «естественных» границ — весьма распространенная тема геополити­ческих исследований. Впрочем, у нее есть и противники. Французский географ Жан Ансель считал, что сторонники «естественных» границ, увлекаясь изучением «подно­жия гор», «водоразделами», маскируют экспансионистские цели своих государств (Ancel 1938: 196).

Серьезный вклад в развитие геополитической категории «границы» внес бри­танский деятель и дипломат лорд Джордж Натаниел Керзон (1859-1925). Будучи ви­це-королем Индии (1899-1905), он в 1905 г. провел раздел Бенгалии. Джорджу Керзо­ну принадлежала идея создания буферного государства (буферной зоны). Несмотря на то, что буферное государство — это искусственное образование, оно имеет соб­ственное национальное существование, подкрепляемое территориальными и полити­ческими гарантиями двух государств, чьи владения оно разделяет. Лорд Керзон разра­ботал классификацию границ, выделив разделительные и контактные границы.

Наряду с теориями «границ» прочное место в геополитике занимает концепция фронтира. Понятие фронтира ввел Фредерик Джэксон Тернер — американский исто­рик, один из основателей экономического направления в историографии США, созда­тель так называемой теории границы, согласно которой колонизация Запада — опре­деляющая черта американской истории. Фредерик Джексон Тернер родился в 1861 г. в городе Портадж, штат Висконсин, США. После окончания Университета Висконси­на Тернер решил стать профессиональным историком. Получив степень доктора фи­лософских наук, преподавал историю и философию в Гарвардском университете

(1910-1924). В 1893 г. Ф. Тернер написал работу «Значение Фронтира в Амери-

- 504-

канской истории», объясняющую особенности исторического развития США, прежде всего, такими факторами, как наличие свободных земель и продвижение границы американских поселенцев. По мнению Ф. Тернера, границы — это геополитическое поле постоянно продолжающейся битвы. Они — выражение политико-силовых усло­вий в определенный исторический момент. Границы готовы продвинуться, как только наступят изменения в силовых взаимоотношениях в мире. Смысл истории Тернер ви­дел в извечной борьбе за пространство. Историческая жизнь нации заключается в за­воевании пространства. Если нация не покоряет новые пространства, она умирает.

Взаимоотношение между силой и пространством ему представлялось следующим способом: сила завоевывает пространство, пространство дает силу. Каждое новое за­воевание это прилив новой силы, и эта новая сила позволяет завоевывать новые про­странства. После каждого завоевания наступает период консолидации нового про­странства. Когда консолидация завершена, императивы «граничного тезиса» требуют новых завоеваний.

Первым европейцам на американском континенте пришлось обживать огромные пространства, они строили небольшие поселения. Дорог практически не было, и сред­ством сообщения служили реки, но использовать их в полной мере мешали пороги и водопады. Чем дальше в глубь континента продвигались его новые обитатели, тем за­метнее становилась разобщенность между ними. В поисках плодородных земель они зачастую обходили стороной большие территории, непригодные, на их взгляд, для со­здания хозяйства. В результате расстояния между крохотными поселениями исчисля­лись сотнями миль, нередко одна семья жила в сутках пути от другой. Ясно, что пола­гаться им тут было не на кого, поэтому все необходимое приходилось делать своими руками, самим придумывать развлечения, создавать собственное искусство, музыку, фольклор, новые формы религии. «Демократия стала религией пионера. Он был пре­дан идее, что строит свободное новое общество для процветания обычного человека (Turner 1994: 153). На втором этапе появляются новые люди, которые повсеместно прокладывают дороги, мосты через реки, возводят дома, развивают сельское хозяй­ство и основы промышленности. После приходят люди капитала, которые строят крупные заводы, фабрики, развивают торговлю и добывающую промышленность. Большое внимание Ф. Тернер в первой главе своей книги уделяет описанию торговли на осваиваемых территориях.

В таких условиях и возникло понятие «дух Фронтира» (Frontier Spirit), зародились специфические черты характера его людей: суровость, выносливость, вера в себя, чуткость к своим, подозрительность к чужим.

«Граница, — писал Ф. Тернер, — является линией самой быстрой Американиза­ции. Здесь находится место встречи дикарства и цивилизации. Наличие и преоблада­ние многочисленных культурных черт, которые грубость и силу соединили с живо­стью ума и жадностью, та практическая изобретательность мышления, способная бы-

- 505 -

стро находить нужное решение, та деловая хватка, бьющая через край энергия, ярко выраженный индивидуализм,... все это может быть приписано влиянию Границы» (Turner 1994: 16). По Ф. Тернеру, граница возникает там, где людьми осваиваются но­вые территории. На границе цивилизации и дикой природы, колонистов и абориген­ного населения возникают новые отношения между людьми — экономические, поли­тические, социальные и культурные. Но как свидетельствует опыт американской, си­бирской и даже австралийской колонизации, «пришлая» культура не есть культура только одной нации, одного этноса, это определенный симбиоз различных европей­ских культур, поэтому новая «фронтирная» культура не есть простое механическое воспроизведение аборигенной и «пришлой» культуры одного господствующего этно­са. Одним из главных результатов «фронтирной» культуры является рождение нового типа человека (Фронтир 2002: 7).

Одновременно с Ф. Тернером и даже несколько раньше него в Российской импе­рии во второй половине XIX в. была своя теория колонизации, последовательно выра­женная В. О. Ключевским. Безусловно, каждая из этих двух теорий развивалась своим путем, но сходства при их сравнении оказываются удивительными. Периодизация американской истории «по Тернеру» и периодизация русской истории «по Ключев­скому» строятся на последовательной смене «волн» и границ освоения пространств. В 1942 г. Роджер Доу опубликовал статью, в которой проводилась параллель между Россией и США как странами, для которых пространство оказалось важнейшим гео­политическим фактором, а колонизация стала важнейшим результатом так называе­мой «фронтирной» политики. Доу объединяет две теории — колонизации и фронтира. Одновременно с нахождением сходства, он видел и различия: «География была дру­гом Соединенных Штатов и врагом России» (Dow 1941: 6). Теория фронтира может быть продуктивно использована при анализе многих завоевательных войн на Востоке. Среди наиболее типичных примеров приведем завоевательное движение армии Алек­сандра Македонского (IV—III вв. до н. э.), великие арабские завоевания VII—VIII вв., монгольскую экспансию XIII-XV вв., тюркское сельджукское завоевание (XI в.), османские завоевания (XIII-XVI вв.) и многие другие.

Понятие «жизненное пространство» ввел в научный оборот уже упоминавшийся выше немецкий географ и один из отцов-основателей геополитики как научной дис­циплины Ф. Ратцель, опубликовав в 1901 г. работу «Жизненное пространство». Позднее это понятие получило развитие в немецкой школе геополитики 20-30-х гг. прошлого века, став одним из важнейших идеологических принципов фашистского экспансионизма. Мы не склонны рассматривать жизненное пространство в качестве строгой геополитической категории, это скорее концепция, проливающая свет на субъективное понимание политической элитой минимальных пределов геополитиче­ского силового поля государства. Иными словами, разработка концепции жизненного

пространства — это инструмент поиска и утверждения приоритетных направлений

- 506-

внешней политики государства, важный, но не главный (точнее необъективный) компонент геополитической характеристики страны в целом.

Геополитическая парадигма и геополитический код (кодекс) — сопряженные понятия, дающие вместе возможность увидеть стратегические закономерности разви­тия политических систем в пределах определенного пространства. Греческое слово paradeigma, буквально означающее «образец, пример», в более широком смысле со­ответствует программе, матрице, определяющей, как исследователь видит и структу­рирует реальность. Термин «парадигма» использовался уже в платонической и неоплатонической философии для описания некоего высшего, трансцендентного об­разца, предопределяющего структуру и форму материальных вещей (Дугин 2002: 38- 39). В социальных и политических науках принятая ученым парадигма определяет в основных своих чертах фундаментальную картину социального универсума, которая включает комплекс основополагающих представлений об обществе и индивиде, гра­жданском обществе и государстве, сакральном и мирском, комплекс, составляющий как бы субстрат важнейших концепций, теорий, течений данного исторического пери­ода (Гаджиев 1997: 163).

Понятие «код» («кодекс») — уточняющее по отношению к понятию «парадигма». В книге «Стратегия сдерживания» Джон Гэддис дал ему следующее определение: геополитические коды (кодексы) — это набор стратегических предположений, кото­рые правительство составляет о других государствах при формировании своей внеш­ней политики. Такие кодексы включают: определение государственных интересов, идентификацию внешних угроз этим интересам, планируемое реагирование на такие угрозы, обоснование такого реагирования. Количество кодексов соответствует числу государств. Хотя формирования кодексов каждой конкретной страны является уни­кальным, все же создание кодексов находится в зависимости один от другого, так как международные отношения носят иерархичный характер (Gaddis 1982; Колосов 2001: 26, 125).

Перейдем к рассмотрению важнейших геополитических концепций.

Одним из основателей геополитики как науки и основоположником англо-амери­канской школы геополитики по праву считается Хэлфорд Маккиндер (1861-1947) — ученый, возглавлявший кафедру в Оксфордском университете (1899-1903 гг.), поли­тик — член британского парламента (1910-1922 гг.) и глава ряда правительственных комитетов (1922-1947 гг.). В 1904 г. Маккиндер в работе «Географическая ось исто­рии» отметил, что эпоха Колумба, длившаяся 400 лет, завершилась «вскоре после 1900 г.» (Геополитика 2007: 138). Океан перестал быть как барьером, так и единствен­ным средством для общения между странами. Новые транспортные технологии, прежде всего железные дороги (позднее — авиация), меняют вектор геополитических сил в пользу континентального полушария — Евро-Азии.

«Еще поколение назад казалось, что пар и Суэцкий канал увеличили мобильность морских держав в сравнении с сухопутными. Железные дороги играли, главным об­разом, роль придатка океанской торговли. Но теперь трансконтинентальные железные дороги изменят положение сухопутных держав, и нигде они не работают с такой эф­фективностью, как в закрытых центральных районах Евро-Азии». Российские же­лезные дороги, в частности Транссибирская магистраль, открывают «огромный эко­номический мир, доселе недосягаемый для океанической торговли» (Маккиндер 2003:26-27). В этих словах корифея британской, точнее англо-американской геополи­тической мысли многое справедливо и по сей день. Транспортные технологии в нача­ле XX в. изменили баланс сил в пользу сухопутных держав и определили новые гра­ницы срединной земли от Европы до Тихого океана.

X. Маккиндер полагал, что страны, контролирующие определенные участки континентального пространства, обладают преимуществом перед другими. Еще в 1904 г. он назвал внутреннее пространство материка Евразии — осевым регионом (pivot area) мировой истории и политики. Государство, обеспечившее себе господство над этим регионом, могло бы претендовать и на мировое господство. Позднее для обозначения осевого региона он ввел в научный оборот понятие Хартленда («Heart­land» — Сердцевинной земли), и понятие Мировой остров, под которым понимал сплошной континентальный пространственный пояс, состоящий из Европы, Азии и Африки. В 1919 г. в работе «Демократические идеалы и реальность» («Democratic Ideals and Reality») он сформулировал знаменитый постулат: тот, кто контролирует Восточную Европу, тот господствует в Хартленде; тот, кто господствует в Хартленде, господствует над Мировым островом; тот, кто господствует над Мировым островом, господствует над миром. В конце жизни Маккиндер несколько скорректировал свою концепцию, заявив, что опорное пространство всей Земли — это Северная Атлантика (Средиземный океан). Прибрежные страны этого океана смогут сбалансировать могу­щество державы, доминирующей в Хартленде. Отметим, что во всех вышеперечис­ленных геополитических теориях фигурирует некая «осевая территория», континен­тальный гигант, границы которого в целом совпадают с ГСП, которое формировала Российская империя, а после ее крушения — СССР.

Заметный вклад в англо-американскую школу геополитики внес Альфред Мэхэн (1840-1914) — адмирал, автор доктрины «морской силы» (Sea Power). Суть этой доктрины в том, что главным инструментом политики является не война (как считали Маккиндер и его визави в гитлеровской Германии Карл Хаусхофер (1869-1946)), а торговля. Транспорт — это кровеносные сосуды торговли, а армия — гарант транс­портных интересов страны. Правда, безусловное преимущество адмирал Мэхэн отда­вал морской торговле, ставя ее выше сухопутной. Именно он перенес на планетарный уровень принцип «анаконды», который разработал американский генерал Мак-Клел-

лан в годы Гражданской войны в США (1861-1865). Суть ее — удушение сухопутной торговли противника путем блокады вражеских портов с моря.

Выводы X. Маккиндера и А. Мэхэна сослужили добрую службу другому амери­канскому геостратегу, голландцу по происхождению — Николасу Спайкману (1893— 1944). Он был ученым с мировым именем, директором Института международных от­ношений Йельского университета (США). Ключ к мировому господству Н. Спайкман увидел не в Хартленде (континентальной евразийской территории), а в Римленде (евразийский пояс прибрежных земель). Римленд, или «маргинальный полумесяц» включал в себя морские страны Европы, Ближний и Средний Восток, Индию, Юго- Восточную Азию и Китай. Контроль над Римлендом давал контроль над Евразией, а, следовательно, и над всем миром.

И. Спайкмана называют «архитектором американской геостратегической победы» конца XX в. Суть его концепции заключается в том, что судьбы мира, в первую оче­редь экономические, решает господство над береговыми территориями, тогда как от­резанные от береговых зон внутриконтинентальные пространства сами по себе не не­сут никакой самостоятельной политической, а, следовательно, и экономической мис­сии. Единая система морского транспорта, портовых служб и припортовых транс­портных средств, прежде всего железнодорожных — условие экономического про­цветания внутренних территорий.

Заслуживают внимания еще три ярких личности — немцы Карл Хаусхофер (1869— 1946) и Карл Шмитт (1887-1985), а также японец — Коноэ Фумимаро (1891-1945). Деятельность всех троих в той или иной степени была омрачена пособничеством фа­шизму или экспансионизму. Причем Хаусхофер и Фумимаро покончили с собой, не перенеся результатов Второй мировой войны, а Шмитт прожил долгие годы в без­вестности из-за своего активного сотрудничества с фашистами. Оставляя в стороне идеологическую оценку этих трех незаурядных личностей, отметим, что К. Хаусхо­фер заложил основы геополитической теории границ и разработал понятие «глобаль­ных экономических регионов», К. Шмитт — теорию «больших пространств под контролем сильного государства», а К. Фумимаро — концепцию «великой Восточно- Азиатской сферы сопроцветания». Все три идеи продолжают «работать» и сегодня.

В российской геополитической мысли наибольший вклад в развитие геополитиче­ской теории, в частности ее транспортного компонента, внес Д. И. Менделеев (1834— 1907), гениальный ученый-химик. Он разработал концепцию регионализации России, ратовал за развитие реко-морского и иных видов транспорта, доказывал необходи­мость приоритетного развития Дальнего Востока как наиболее экономически пер­спективной части России.

Особую роль в переходе от геополитики к геостратегии сыграл выдающийся аме­риканский географ, автор модели геополитического устройства человечества Саул

Коэн, обосновавший геополитическую структуру современного мира как бинарного,

- 509-

состоящего из мира океанических и мира континентальных держав, объединенных в Большие пространства (Ланцов 2000: 11-14). В работе «География и политика в раз­деленном мире» (1963 г.) он подверг критике идеи X. Маккиндера, назвав их устарев­шими, и предложил собственную оригинальную модель геополитического миро­устройства. Мир, по С. Коэну, делится на два полушария — две сферы — морскую и континентальную. Сферы делятся на регионы, регионы — на страны и ключевые тер­ритории крупных стран (в России это, например, индустриально-аграрный треуголь­ник Санкт-Петербург - Ростов-на-Дону - Кузбасс, в Японии — конурбации Тихо­океанского пояса и др.).

Используя термин Карла Шмитта «Большое пространство» и суммируя данные военного и геоэкономического аспектов, получаем следующую картину Больших про­странств вокруг Российской Федерации. Наиболее мощное в военном и геоэкономи- ческом отношении Большое пространство, с которым Россия должна иметь дело — Северо-Атлантический сектор (США и Европейский Союз). Второе по значению Большое пространство — Китай (около 1,4 млрд, человек (1/5 человечества и ВВП), который стремится доминировать, по крайней мере, в пределах так называемой Большой китайской экономики, включающий сам Китай и страны с большой ки­тайской диаспорой (Таиланд, Малайзия, Индонезия, Филиппины). Третье Большое пространство — Азиатско-Тихоокеанский регион (огромное тихоокеанское кольцо, о котором в начале XX в. писал Д. И. Менделеев), в который входят США, Япония, Южная и Северная Кореи и другие страны. Россия в настоящее время находится в процессе интеграции в экономику АТР, является членом АТЭС, поддерживает идею создания в АТР свободной экономической зоны. Обратим внимание, что США входят в два Больших геоэкономических пространства вокруг России, более того играют в них роль страны-лидера (Костюнина 2002).

Столь подробное рассмотрение теории Больших пространств и современных гео­политических реалий дает возможность экстраполировать выводы геополитического анализа современности на историческое прошлое многих стран Азии и Африки, что, по нашему мнению, и составляет суть метода ретроспективного геополитического анализа в востоковедении. Применение в востоковедных исследованиях таких катего­рий, как «геополитическое силовое поле», «срединное пространство», «большое гео- экономическое пространство» и других открывает возможности для нетрадиционного понимания исторических событий прошлого и настоящего.

Обобщающее представление о геополитике как о системе научных знаний дает изучение классических геополитических школ и важнейших геополитических кон­цепций. В XX в. в зарубежной геополитике (западноевропейской и североамери­канской) возникло два основных направления, или две школы геополитики. Одно направление — «океанское» (А. Мэхен, X. Маккиндер, Ф. Коломб, У. Черчиль,

Н. Спайкман, С. Коэн, 3. Бжезинский и др.), условно именуемое «англо-амери-

- 510-

канским», или «атлантическим». Другая геополитическая школа, сформировавшаяся уже как антитеза англо-американской в Центральной и Северной Европе — континен­тальная (Ф. Рацель, Р. Челлен, Ф. Науманн, К. Шмитт, К. Хаусхофер, Э. Обет и др.), которая называется также «германской» школой геополитики. На сегодняшний день это наиболее разработанные и концептуализированные геополитические направления.

Наряду с ними существует еще несколько европейских геополитических школ: французская (Поль Видаль де ла Блаш (1845-1918), Жак Ансель (1882-1943), Альберт Деманжон (1872-1940) и др.); итальянская (Дж. Дуэ). В Азии сильнейшей и ста­рейшей школой геополитики считается японская, включающая традиционное (киот­ская школа) и паназиатское направления, а также японское «евразийство».

Заслуживает внимания и российская школа геополитики, которая признается спе­циалистами одной из старейших и наиболее концептуализированных (Якунин 2008). К сожалению, почти все ее достижения относятся к периоду XIX - первой трети XX в. С середины 30-х гг. XX в. геополитика как научное направление в России уже не развивалась. Критико-популяризаторское отношение к геополитике сменяется не­примиримой борьбой сначала с немецкой, а затем с английской, американской, японской и прочими геополитическими школами. Отказ советского политического руководства от формирования официальной, общедоступной государственной геопо­литической доктрины поставил СССР в сложное положение: многочисленные внеш­неполитические действия, продиктованные очевидными геополитическими соображе­ниями (присоединение к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии в 1939 г., советско-финская война 1939-1940 гг., аннексия Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии и Северной Буковины в 1940 г. и др.), подвергались массированному идеологическо­му камуфляжу, интерпретировались и обосновывались официальной пропагандой в русле господствовавшей идеологической парадигмы как проявление классовой борь­бы, интернациональной солидарности трудящихся, борьбы сил прогресса против ре­акционных кругов и т. и.

Де-факто СССР обладал геополитической доктриной, которая сохраняла импер­ский характер и питалась идеями и принципами геополитики, сформулированными накануне и во время Первой мировой войны. Политические взгляды Г. В. Чичерина, народного комиссара иностранных дел Советского государства с 1918 по 1930 г. — характерный пример соединения в единой концепции прежних геополитических и но­вых идеологических принципов. Чистки и репрессии 30-х гг. XX в. окончательно пре­рвали преемственность в развитии геополитической мысли в России.

Официальная государственная геополитическая доктрина отсутствовала и в по- слесталинский период, что стало одной из причин острейшего политического и идео­логического кризиса, поразившего СССР в 80-е годы XX в. Экономические проблемы СССР усугублялись беззащитностью советского политического руководства перед

наступательной геостратегией ведущих мировых держав Запада. Возрождение геопо-

- 511 -

литической теории и формирование официальной геополитической доктрины страны началось в России около 10 лет назад и имеет тенденцию весьма быстрого развития. Но, как говорят французы — время — честный человек, и не позволяет свершить за несколько лет то, на что требуются десятилетия напряженного интеллектуального труда. Геополитическая доктрина России находится в стадии становления. Мы созна­тельно уделили много внимания России, поскольку параллельно с ней во многом сходный путь геополитического взросления проходили и проходят многие страны Азии и Африки, которые в большинстве своем сравнительно недавно обрели незави­симость, а фактическим суверенитетом — главным условием формирования государ­ственной геополитической доктрины — и сегодня пользуются не все из них.

Среди новообразующихся государственных геополитических концепций в стра­нах Азии и Африки заслуживают особого внимания современные геополитические доктрины Китая, Северной и Южной Корей, Индии, Ирана, Египта, Пакистана, Тур­ции и ряда других стран.

Практически все современные доктрины стран Азии и Африки формируются в контексте перехода от геополитического к геостратегическому образу политического мышления. Рассмотрим сущность этого перехода.

В истории геополитической мысли, а также в теории международных отношений существовали и существуют две основных традиции —реализм и идеализм. Суть пер­вой — поиск аргументов, оправдывающих военное решение геополитических задач. Вторая традиция, напротив, объединяет противников применения силы в междуна­родных отношениях. Большинство геополитиков стоит на позициях реализма. Их уси­лиями развивается реально-политическое направление геополитики. Оно нашло отра­жение в ряде теорий, таких как «стратегия быстрого реагирования», теория «взаимно гарантированного уничтожения», «железный занавес», доктрина «массированного возмездия», программа «новых рубежей», политика «блестящей изоляции», доктрина «устрашения», «холодная война» и др.

«Традиционный», или реалистический подход берет свое начало у древнегрече­ского историка Фукидида, мыслителя эпохи Возрождения И. Макиавелли, представи­теля Нового времени Т. Гоббса. Основоположником современного политического ре­ализма считается американский политолог Ганс Моргентау. Согласно его точке зре­ния, международная политика, как и всякая другая, является борьбой за власть. В сфе­ре международных отношений под борьбой за власть Г. Моргентау подразумевал борьбу государств за утверждение своего силового превосходства и влияния в мире. Г. Моргентау сформулировал широко известный тезис политического реализма, кото­рый гласит, что цели внешней политики должны определяться в терминах националь­ного интереса и поддерживаться соответствующей национальной (государственной) силой. По мнению Г. Моргентау, в структуру «национальной силы» входят следую­щие элементы: 1) география; 2) природные ресурсы; 3) производственные (индустри-

- 512-

альные) мощности; 4) военный потенциал; 5) численность населения; 6) националь­ный характер; 7) моральный дух нации; 8) качество дипломатии.

Французского социолога, политолога и философа Раймона Арона нельзя назвать ортодоксальным приверженцем школы политического реализма, поскольку он остро критиковал многие основополагающие тезисы, содержащиеся в работах Г. Морген- тау. Вместе с тем Р. Арон в конечном счете пришел к тем же выводам, что и школа политического реализма, которая им критиковалась. По Р. Арону, для внешней поли­тики государств характерны две символические фигуры — дипломата и солдата, ибо отношения между государствами состоят, по существу, из чередования войны и мира. Каждое государство может рассчитывать в отношениях с другими государствами только на свои собственные силы, и оно должно постоянно заботиться об увеличении своей мощи.

В традиционном обществе, где технологическим и экономическим фундаментом является рутинное сельскохозяйственное производство, объем материального богат­ства заведомо ограничен, а само богатство сводится в основном к двум главным ре­сурсам — земле и золоту. Р. Арон утверждает, что в традиционном обществе завоева­ние было рентабельным видом экономической деятельности (естественно, для побе­дителя), и существовала рациональная мотивация использования вооруженной силы для присвоения богатств, произведенных трудом других народов. С переходом к ин­дустриальному обществу, не говоря уже о постиндустриальном, рентабельность заво­еваний неуклонно падает по сравнению с рентабельностью производительного труда. Однако это не может полностью исключить военную силу из числа средств достиже­ния внешнеполитических целей, когда этого требует национальная безопасность. Подобный подход делает практическую геополитику инструментом не только оборо­нительной, но и наступательной, даже агрессивной внешней политики государств, склонных к силовым методам решения политических проблем.

Другой исторически сложившейся традицией в геополитике выступает идеализм. Идеалистическая концепция достижения мира, обеспечения безопасности без войн и без господства великих держав над малыми странами и народами, обсуждалась поли­тическими мыслителями на протяжении веков. Идеи мирного сосуществования госу­дарств на основе «премудрой политики поддержания сил друг против друга» с целью создания, «насколько это возможно, эквивалентного равновесия сил» высказывал в 1751 г. Вольтер. Над этой проблемой трудился Монтескье, предлагая следующую формулу поведения: «равновесие сил есть средство превращения разнообразия в единство».

Выдающимся политиком, отстаивавшим идеалистические политические принци­пы, был 28-й президент США Вудро Томас Вильсон (1856-1924). Он был автором знаменитых «Четырнадцати пунктов», из которых восемь (открытая дипломатия, сво­бода мореплавания, всеобщее разоружение, устранение торговых барьеров, беспри-

- 513 -

страстное разрешение колониальных споров, воссоздание Бельгии, вывод войск с рос­сийской территории и учреждение Лиги Наций) стали обязательными условиями мир­ного сосуществования государств после первой мировой войны. Несмотря на острую критику современников (резко критиковал политический идеализм крупнейший аме­риканский геополитик Николас Спайкмэн), идеи Вильсона продолжил французский министр иностранных дел Аристид Бриан. В 1929 г. в выступлении в Лиге Наций он заявил о необходимости экономического, политического и социального федерального союза европейских наций, что в наши дни воплотилось в создании Европейского Со­юза (Колосов 2001:33).

Геополитическая мысль XX в. дает два характерных примера полярной позиции по вопросу войны и мира. Точка зрения, что война неизбежна и даже «необходима как естественный процесс» представлена в работах нидерландского социолога Се- бальда Рудольфа Штайнмеца (1862-1940). В частности в его книгах «Философия вой­ны» (1915) и «Социология войны» (1929) говорится о том, что войны будущего ста­нут «настоящими селекционными» и потому неизбежными. Противоположную точку зрения отстаивал немецкий ученый Г. Ф. Николаи, автор книги «Биология войны (Мысли естествоиспытателя)» (1915), затем многократно переиздававшейся. Главный вывод его книг: «Кто вообще человек, тот существо нравственное. Все частности с этой точки зрения имеют лишь преходящее значение. Так и война. Когда победит че­ловечность, война умрет» (Геополитика. Антология: 324, 364, 418).

Сегодня обе точки зрения представлены в практической политике, однако уже очевидно, что военный путь решения политических проблем становится все менее и менее привлекательным, доступным и выгодным даже для победителя. Новый этап развития человечества (создание новых видов вооружений и средств их доставки, но­вые информационные технологии, регионализация как ответ на угрозу геополитиче­ской конфронтации и переход к глобальным критериям мышления) подвел политиче­скую мысль к качественно новому осмыслению геополитических реалий. Это новое политическое мышление, развивающееся в русле политического идеализма, называет­ся геостратегией. Впервые концептуальная разработка понятия «геостратегия» осуще­ствлена И. В. Зеленевой (Алексеевой) в ряде статей и монографий. Суть ее аргумента­ции состоит в следующем.

Понятия «геополитика» и «геостратегия» имеют смысловое сходство, поскольку отражают один и тот же методологический принцип — пространственный подход к политическим проблемам, но они не тождественны. Более того, их нельзя сравнивать, используя количественные оценки по принципу «больше» и «меньше». Геополитика и геостратегия — это разные качества политического мышления, относящиеся к раз­личным эпохам политического развития человечества. Если XX в. по праву может считаться веком геополитики, то XXI в. обещает стать веком геостратегии.

Геостратегия начинает формироваться в конце XX в. как новый этап политиче­ского мышления, не допускающий силовые методы в качестве инструмента ре­шения межгосударственных проблем. Геостратегию можно определить как «неми­литаристическую геополитику». Онтологически геостратегия вырастает из геополи­тики, опирается на ее законы и терминологию, но при этом не допускает силовые ме­тоды в качестве инструмента решения межгосударственных проблем, порывает с го­сударственным эгоизмом геополитики в пользу регионального и планетарного со­трудничества на основе общих политических, экономических, социальных и духов­ных ценностей.

Рассмотрим качественные отличия геополитики от геостратегии. В основе геопо­литического анализа лежит принцип дифференциации. Совокупная мощь страны «раскладывается» на слагаемые, определяющие «государственные силы», которые во­площены в экономической, демографической, социальной, управленческой, оборон­ной и некоторых других видах деятельности государства. Для всех этих сфер деятель­ности геополитика рассматривалась базовой дисциплиной, содержащей в себе квинт­эссенцию «национальных интересов» страны (Алексеева 2001: 3-4). Геополитика вы­ступала своеобразной тактикой политической борьбы государства за свои интересы, нередко дозволяя действия, противоречившие общечеловеческой морали.

Геостратегический анализ, напротив, исходит из принципа интегрированного вос­приятия «национальных интересов», поскольку в наши дни более, чем когда-либо, стираются традиционные грани между политикой, культурой, финансами, националь­ной безопасностью и экологией. Очень трудно дать объяснение одному из этих явле­ний, не сославшись на другие, и невозможно дать объяснение политическому процес­су в целом, не учитывая всех этих факторов вместе. Основой геостратегического ана­лиза сегодня выступает «информационный арбитраж». Его суть состоит в том, чтобы, тщательно отбирая информацию во всех вышеназванных областях, учитывая разные точки зрения, моделировать максимально полную картину мира, которой не получи­лось бы, если смотреть на мир только под одним углом зрения. Одним из базовых ме­тодологических принципов геостратегии выступает синергетический подход, кото­рый наряду с самими явлениями требует учитывать и возникающие между ними и по их поводу связями. «Пока вы не наблюдаете связей, вы не видите мир», — утвержда­ет Томас Фридмен (Фридмен 2003:40).

Метод геостратегического анализа, как сто лет назад геополитический метод, тре­бует сегодня выработки базовых законов-принципов, опираясь на которые можно было бы использовать его в научной практике. Задачам геостратегического анализа соответствует, как сказано, метод «информационного арбитража», согласно которому предлагается рассматривать исследуемые явления политической жизни в целом, с учетом возникающих между ними связей, а в качестве законов-принципов выбрать

шесть «геостратегических измерений». Первое измерение — политика (включающая

- 515 -

и ее геополитический аспект); второе измерение — культура (включающая гео- культурный аспект); третье измерение — национальная безопасность и равновесие государственно-политических сил в мире (его важнейший аспект — военно-техниче­ский); четвертое измерение — финансово-экономическое (с важнейшим его аспектом — геоэкономикой); пятое измерение — технологическое (применительно к предмету нашего исследования его важнейший аспект — информационные технологии); ше­стое измерение — экологическое (как контрольно-сдерживающий фактор технократи­ческой экспансии человека в эпоху глобализации). Шесть вышеназванных измерений в основном совпадают с шестью важнейшими измерениями глобального развития, выделенными Т. Фридменом в качестве базовых информационных ресурсов для про­ведения «информационного арбитража». Причем геополитика становится лишь од­ним из аспектов геостратегического анализа наряду с геокультурой, национальной безопасностью, геоэкономикой, технологической сферой и экологией. Возьмем на себя смелость дать научное определение геостратегии. Геостратегия — это интегра­тивный метод познания, использующий пространственный подход при анализе политических процессов на межгосударственном уровне в рамках устойчивого пространсвенно-временного континуума, при безусловном приоритет базовых общечеловеческих ценностей, исключающих силовые методы решения межгосу­дарственных противоречий.

Применение геополитических и геостратегических методов исследования в отно­шении стран и регионов Азии и Африки потребует от исследователя весьма кропот­ливой и серьезной подготовительной работы. Прежде всего речь идет о знании основ географии и политологии. Другое условие — фундаментальная страноведческая под­готовка, включающая лингвистический, исторический, культурологический, экономи­ческий, политический и другие аспекты. Важное значение имеет выбор исследова­тельской стратегии, невозможной без знания основ теоретической геополитики, мето­дов и средств геополитического анализа, концептуализированных геополитических образов. Занимаясь изучением геополитики, исследователь обязан осознавать принци­пиальное различие между анализом истории геополитической мысли, геополитиче­ской теории и практики в отдельных странах, с одной стороны, и применением геопо­литических методов для собственного геополитического моделирования про­странства, с другой. Важнейшее отличие состоит в том, что при переходе к геополи­тическому моделированию пространства на смену беспристрастности и объективно­сти научного анализа неизбежно приходит приверженность автора тем или иным гео­политическим моделям (в масштабе области, страны, региона и мира), определенным геополитическим интересам, лишенным критерия объективности. В условиях много­полярного и многовекторного характера мировой политической системы геополитика и геостратегия остаются не только областями научного знания, но и грозным оружи­ем борьбы за политическое господство.

Использованная литература

Алексеева И. В,; Зеленев Е. И,; Якунин В. И. Геополитика в России. Между Востоком и Западом. Конец XVIII - начало XX века. СПб., 2001.

Бабурин С. Н. Территория государства. Правовые и геополитические пробле­мы. М., 1997.

Гаджиев К. С. Геополитика. М., 1997.

Гаджиев К. С. Введение в геополитику. М., 1998.

Географический энциклопедический словарь. М., 1988.

Геополитика: Антология. М., 2006.

Геополитика: Хрестоматия / сост. Б. А. Исаев. СПб., 2007.

Дугин А. Г. Эволюция парадигмальных оснований науки. М., 2002.

ДюгиЛ. Конституционное право. М., 1908.

Замятин Д. Н. Гуманитарная география: пространство и язык географических об­разов. СПб., 2003.

Зеленева И. В. Г еополитика и геостратегия России (XVIII - первая половина XIX века). СПб., 2005.

Колосов В. А., Мироненко Н. С. Геополитика и политическая география. М., 2001.

Костюнина Г. М. Азиатско-Тихоокеанская экономическая интеграция. М., 2002.

Ланцов С. А. Мировая политика и международные отношения. СПб., 2000.

Любавский М. К Обзор истории русской колонизации. М., 1996.

Маккиндер X. Дж. Географическая ось истории // Классики геополитики, XX век: Сборник / сост. К. Королев. М., 2003.

Машбиц Я. Г. Комплексное страноведение. М.; Смоленск, 1998.

Международное право: Учебник / отв. ред. Ю. М. Колосов, В. И. Кузнецов. М., 1994.

Моро-Дефарж Ф. Введение в геополитику. М., 1996.

Плешаков К В. Геоидеологическая парадигма (взаимодействие геополитики и идеологии на примере отношений между СССР, США и КНР в континентальной Вос­точной Азии. 1949-1991 гг.). М., 1994.

Поздняков Э. Л. Геополитика. М., 1995.

Ратцель Ф. Земля и жизнь: сравнительное землеведение / пер. под ред. В. К. Агафонова. Т.1-2. СПб., 1905,1906.

Российская дипломатия: История и современность. Материалы Научно-практиче­ской конференции, посвящённой 450-летию создания Посольского приказа. М., 1999.

Новейший энциклопедический словарь / под ред. П. П. Сойкина. Л., 1926-1927.

Сорокин К Э. Геополитика современности и геостратегия России. М., 1996.

Ушаков Н. А. Международное право: основные термины и понятия. М., 1996.

Фридмен Т. Lexus и олива. СПб., 2003.

Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: Общее и особен­ное. Новосибирск, 2002.

Хаусхофер К. О геополитике. Работы разных лет. М., 2001.

Якунин В. И., Зеленее Е. И., Зеленееа И. В. Российская школа геополитики. СПб., 2008.

Geopolitics // Encyclopedia Americana. Vol.12. New York, 1987.

AncelJ. Les Frontiers. Paris, 1938.

Geopolitics // The New Encyclopedia Britannica. Vol.5. University of Chicago Press, 1998.

Dow R. A Geopolitical study of Russia and United States // Russian Review. Vol. 1. Is­sue 1. Nov. 1941.

Evans G., Newnham J. The Penguin Dictionary of International Relations. London, 1998.

Gaddis J. Strategies of Containment: a Critical Appraisal of Postwar American National Security Policy. New York, 1982.

Geopolitics // Encyclopedia International. New York, 1967.

LeDonne J. P. The Geopolitical context of Russian Foreign policy: 1700-1917 // Acta Slavicaiaponica. T. 12. Sapporo, 1994.

Parker G. Geopolitics. Past, Present and Future. London; Washington, 1998.

Strausz-Hupe R. Geopolitics. The Struggle for Space and Power. New York, 1942.

The Origins and Evolution of Geopolitics // The journal of Conflict Resolution. 1996.

Turner F. J. The Significance of the Frontier in American History. New York, 1994.