§3 Отдельные примеры

Нам очень хочется привести в этой книге и некоторые интерес­ные случаи режиссерской игры в «семью», которые выглядят как ис­ключения. Можно туманно заметить, что эти случаи ни о чем не го­ворят, или мы еще не совсем знаем, о чем они говорят.

Игрушки, изображающие простые бытовые предметы, должны провоцировать вполне обыденные игровые действия.

Будничная жизнь однообразна и, возможно, для кого-то даже скучна. Достоин восхищения человек, выполняющий повседневно повторяющиеся бытовые дела, не ропща при этом и никого не ругая. Протоколы игры большинства детей лишь перечисляют будничные моменты, и это очень хорошо, это то, что и требуется от них. Однако попадаются весьма любопытные исключения. Посвятим эту главу та­ким примерам.

Кирилл Л. 5 л., 1 мес. У мальчика существенно снижен слух из-за некоторой врожденной аномалии. Можно отметить нечеткость про­изношения некоторых звуков. Хотя он заметно старается произносить их, особенно «р», четко. Два года назад ему поставили диагноз: за­держка психоречевого развития, в результате чего ребенок был на­правлен в логопедический детский сад. Сейчас он считает до десяти, (далее с ошибками) выполняет счетные операции в пределах десят­ка, выполняет пробы Пиаже, но еще не дает правильного объяснения.

Протокол его игры выглядит совершенно обычно, но при этом игра полностью отсутствует, то есть ребенок только перечисляет все, что выполняют персонажи, но почти не прикасается к фигуркам. Это выглядит просто как «рассказ по картине», чему, по-видимому, хоро­шо обучили ребенка, и здесь абсолютно отсутствует игровой момент. Так как случай был необычный, то мы нарушили инструкцию и пси­холог задавал вопросы тогда, когда пауза слишком затягивалась.

158

(Усаживает четыре фигурки в кухне за стол, а оставшиеся две в комнате в кресло).

Кирилл: Пьют чай, кушают.

Психолог (показывая на сидящих в кресле): А эти?

Кирилл: Там больше нету стульев.

Психолог: Ну, играй.

Кирилл: Я не знаю, как играть.

Психолог: Что они делают?

Кирилл: Кушают, чай пьют.

Психолог: А потом?

К: Пирог едят, посуду моют (ничего не передвигает и не трога­ет), спать.

Психолог: Потом?

К: Просыпаются.

Психолог: Сам говори.

К: Потом едят, пьют чай, кушают пирог, едят, посуду помыли, начнут гулять, погуляли, смотрят TV, потом посмотрели телевизор и спать снова (пересаживает одну фигурку), — этот пошел играть на компьютере, на «денди».

Психолог: А потом?

К: Поиграет на пианино, попоет, поиграет. (Пауза).

Психолог: Ну?

К: Потом начинает кушать варить (сам ребенок сидит сложив ру­ки, не дотрагиваясь до игрушек), А потом начнут все спать, а потом, когда встали, начнут пол подмести (берет в руки холодильник, разгля­дывает его), потом начинает суп варить, цветы поливать (никакой иг­ры нет!), начинает чайник кипятить, потом начинают робота чинить.

Психолог: Где же здесь робот?

К: Они понарошку будут строить. Потом начнут смотреть мульт­фильмы, потом начинают смотреть «видик» (смотрит в потолок, иг­рушки не трогает!!), Начинают смотреть фильмы по видику, потом начинают слушать музыку, потом начинают навести порядок, в ком­нате мыть, дом убирать.

Психолог: Угу.

159

К: А если это (показывает на стены) уберу, то не будет одинако­во! А потом начинают смотреть страшные фильмы, мне нравятся страшные фильмы на кассете. А потом все.

Чем этот пример необычен? Протокол выглядит таким же как и другие протоколы. Разница в том, что ребенок при этом не переме­щал фигурки, то есть фактически не играл. Почему у ребенка не воз­никло желание разыграть все называемые им действия? Может быть он вообще не умеет играть, а то что мы записали, был своего рода «рассказ по картине»? Ведь психолог произносит в данном случае подгоняющую фразу «Играй», а ребенок отвечает: «Я не знаю, как». И звучит следующий вопрос: «что они делают?» И лишь в ответ на этот вопрос ребенок начинает свой рассказ, в котором мы узнаем, что ребенок имеет достаточную бытовую осведомленность. А вопрос, умеет ли он играть, в данном случае остается открытым. Вероятно, такой вид деятельности можно отнести к разряду «игры-фантазиро­вания». Ребенок упоминает робота, который в наборе игрушек не представлен. Момент мысленного преобразования реальной ситуа­ции мы должны признать. Но создаваемая ребенком мнимая ситуа­ция содержится только в его голове.

Второй пример игры, резко контрастирующей с поведением, де­монстрируемым ребенком. При первом контакте с психологом девоч­ка едва слышно отвечает на вопросы. Ее семейная ситуация весьма трагична. Вот что рассказывает бабушка.

Мама девочки развелась с отцом задолго до рождения дочери, отец не проявлял к ребенку никакого интереса так же, как и к стар­шему сыну. Впоследствии он женился и теперь имеет другую семью.

К несчастью, мать девочки умирает, тяжело и мучительно, на гла­зах у ребенка, что конечно же сильно травмирует девочку. Бабушка оформляет опекунство над детьми, но внезапно у отца появляется же­лание забрать девочку в свою новую семью.

Бабушка возражает. Тогда отец буквально похищает девочку, в дело вмешивается милиция и ребенка возвращают бабушке. Это ре­альные обстоятельства, сопровождающие жизнь ребенка.

Мы подробно описываем эту ситуацию, чтобы показать, что в иг­ре у этого ребенка, который после травм и похищений ведет себя на-

160

столько замкнуто, что производит впечатление умственно отсталого ребенка, эта ситуация никак не отражается. Этот пример еще раз до­казывает, что ребенок отражает не свою семью, а свое представле­ние о семье вообще.

Ее игра оказалась совершенно феноменальной по сравнению с играми других детей тем, что она состояла целиком из прямой речи взаимодействующих персонажей. Ни одна игра других детей не име­ла такого количества межперсональных взаимодействий. Причем иг­ра сразу же началась с прямой речи. Девочка произносила многочис­ленные диалоги с разными интонациями, что чем-то напоминало аме­риканский мультфильм, где реплики героев звучат непрерывно.

«Мама, можно я на пианино поиграю?» — «Ой, сынок, я уста­ла, не надо, я лучше покушаю, идите телевизор посмотрите. Вам на­до спать». — «Папа, папа, футбол идет», — «Я слышал, пойду луч­ше на пианино поиграю». — «Папа, мы ложимся спать». — «А я бу­ду заниматься своим делом». — «Папа приказал спать». — «Ну, па­па, можно я позанимаюсь холодильником, можно я посмотрю в хо­лодильник?» — «Там ничего нет». — «Хорошо, папа». — «Детки, я буду спать». — «Мама, где моя кровать?» — «Твоя? Ложись лучше со мной». — «Я с Денисом, мы с тобой будем спать». — «Просыпать­ся!» — «Еще рано вставать, сыночек. Посмотри, сколько времени?»

— «Вы меня разбудили, я больше не усну. Я пойду есть торт». — «Я включу музыку». — «Кто тебе разрешил магнитофон включать?» — «Папа, можно поиграть на пианино?» — «Можно, а потом я буду иг­рать». — «Кто тебе разрешил играть?» — «Папа». — «Папа? Ну хо­рошо, сыночки, вы меня разбудили». — «А я сам проснулся». — «Спать надо еще. Кто включил музыку?» — «Без папиного разреше­ния, сыночки, всем спать, еще рано вставать». — «Я пока поем». — «Мама, я уже ел торт». — «Торт, ура!» — «Дай-ка мне спокойно по­есть». — «Я хочу торт!» — «Торт уже кончается». — «В дом не но­си, а то все размажете, есть надо на кухне». — «Папа, можно теле­визор поглядеть?» — «Конечно, сыночек». — «Я хочу погулять». — «Там прохладно и сыро, дождь идет». — «А можно мне побегать?»

— «Тут?» — «Нет, на улице, я уже поел торт и хочу гулять». — «Я уже сказал, там сыро». «Можно на пианине поиграть?» — «Ты мне надоел уже, в следующий раз куплю тебе пианино, и ты будешь на

161

своем играть, а я на своем. Хватит! У меня уже в ухе звенит». — «Тебе надо поспать, а мне надо в магазин». — «Мама! Ты что? Дождь идет, магазин не работает». — «Я схожу почту проверю. (У-у-у-у). Ой! как дует. Телеграммы еще нету, газеты нету и ящиков нету». — «Мама, может быть там есть?» — «Сыночек, ты ничего не понимаешь»...

Игра продолжалась еще столько же, мы просто боимся утомить читателя длинным протоколом, поэтому остановимся здесь и пораз­мышляем. Ребенок спонтанно фантазирует, готовый играть бесконеч­но, и нам приходится ее останавливать. Бабушка подтвердила после сеанса, что девочка и дома очень много играет с куклами и мягкими игрушками. Вероятно, она находится на очень высоким уровнем раз­вития игровой деятельности, и скорее всего посредством игры дав­но пытается решать свои многочисленные эмоциональные пробле­мы, не ожидая участия психолога. И воссоздавая в своей игре ситуа­цию нормальной семьи, убеждает себя и наблюдающего эксперимен­татора в том, что она хорошо представляет, какой должна быть нор­мальная семья.

А вот другой совершенно замечательный пример игры девочки Кристины, 6 лет. 4 мес. Как отмечалось в описании методики, игрушки в нашем эксперименте расставлялись в двух комнатах, одна из кото­рых служила кухней. Единственный ребенок изо всех обследованных детей, назначает две мамы, двух пап и двух дочек, фактически мы по­лучаем две семьи, но перед ребенком только одна квартира с кухней и комнатой. Как же решается «квартирный вопрос»? В начале игры одна семья находится на кухне, а другая расположилась в комнате. Чтобы было понятно, где происходит действие, и где находятся ос­тальные персонажи, мы поместим наши замечания в скобках.

«Доченька занимается, папа лежит в кроватке, а мама здесь си­дит. Это какой-то компьютер. (Действие перемещается на кухню к другой семье). Эта мама села за столик, и папа, и дочка. Они куша­ют. (Снова в комнате с первой семьей). Мама с папой легли спать, а доченька пошла за компьютер, поиграла и тоже пошла спать. Папа проснулся, покушал (для этого заходил на кухню, не заметил там дру­гой семьи), и пошел на работу. Эти (о второй семье) уже покушали, дочка села за компьютер (то есть прошла в комнату, где спит первая семья), папа чем-то занимается (тоже уже в комнате, а на кровати в

162

этот момент лежит чужая жена), а вот мама в это время будет мыть посуду. (Возвращается к первой семье). Они все проснулись, дочень­ка пошла гулять, мама села за пианино (не заметив в этой же комна­те находится чужой муж и ребенок). Этот папа у нас пошел гулять с магнитофоном, а этот папа пошел на работу (он еще не ходил). Ма­ма всю посуду помыла, пошла за компьютер, а дочка пошла взять кон­фетку из холодильника».

Таким образом, мы наблюдаем, что в квартире умудряются жить две семьи, не контактируя при этом. Это ничуть не похоже на ком­мунальную квартиру. Это другая, совершенно замечательная идея, ко­торую часто используют писатели — фантасты, любители всевоз­можных «барабашею> и «домовых». Иногда и мы сами бываем гото­вы поверить в параллельный мир, если вдруг нам случается обнару- • жить на видном месте вещь, которую долго искали. Ну как тут не по­верить, что с вами в квартире живет другая семья! Вообразить суще­ствование параллельного мира оказывается очень легко.

А что касается самой Кристины, автора этого монолога, то отме­тим, что это, конечно была довольно оригинальная девочка, но в целом вполне адекватная. Без каких-либо шизофреноподобных симптомов.