1793 Г. Автор реакционной брошюрки "Мысли беспристраст-

ного гражданина о буйных французских переменах" особен-

но опасался воздействия демократических идей на "народ,

состоящий из попов, стряпчих, профессоров, бродяг..."1.

Показательно аристократическое презрение, с которым

мальчик Вяземский в детской эпиграмме третировал Мерз-

лякова как "школьного учителя", равно как и проявившая-

ся при этом в поведении профессора гордость разночин-

ца3.

Поэт-ученый, эрудит, организатор публичных лекций и

литературных обществ, независимый перед начальством,

угрюмый и неловкий в чуждой ему обстановке светского

общества и вместе с тем острослов и весельчак в товари-

щеском кругу4, - Мерзляков всем своим человеческим об-

ликом был чужд дворянской среде. Менее всего он напоми-

нал тот образ поэта, который создавала карамзинистская

традиция. Его нельзя было назвать ни "праздным ленив-

цем", ни "баловнем счастья". Не только горькая трудовая

жизнь интеллигента-разночинца, но и весь круг творчес-

ких интересов сближал Мерзлякова с миром художни-

ков-профессионалов, актеров, скульпторов, граверов, му-

зыкантов.

Дворянская культура чуждалась профессионализации.

Когда граф Ф. П. Толстой решил посвятить свою жизнь жи-

вописи, ему пришлось столкнуться с резким осуждением:

"Все говорили, будто бы я унизил себя до такой степени,

что наношу бесчестие не только моей фамилии, но и всему

дворянскому сословию"5. Если литература карамзинистов

замыкалась в рамки "изящной словесности", то в предс-

тавлении Мерзлякова труд писателя, с одной стороны,

сливался с разысканиями ученого-комментатора, перевод-

чика, мыслью теоретика, с другой - вторгался в сферу

музыки, актерского мастерства, изобразительных ис-

кусств.

Исследовательская традиция узаконила образ Мерзляко-

ва как благонамеренного чиновника на кафедре, автора

хвалебных од. Изучение материалов рисует, однако, сов-

сем иной политический облик ученого и поэта. В идейном

развитии Мерзлякова решающую роль сыграло сближение его

в конце 1790-х гг. с Андреем Ивановичем Тургеневым,

старшим сыном известного масона и директора Московского

университета Ивана Петровича Тургенева. Вскоре возник

дружеский кружок, объединивший с Мерзляковым и Андреем

Турге-

1 Греч Н. И. Записки о моей жизни. М.; Л., 1930. С.

241.

2 Мысли беспристрастного гражданина о буйных фран-

цузских переменах. СПб., 1793. С. 4-5 (курсив мой. - Ю.

Л.).

3 См.: Старина и новизна. М., 1916. Кн. 20. С.

188-189.

4 "Алексей Федорович острил беспрестанно. Нет чело-

века любезнее его, когда он нараспашку" (Жихарев С. П.

Записки современника. М.; Л., 1955. С. 12).

5 Толстой Ф. П. Записки // Русская старина. 1873.

Кн. 1. С. 126.

невым В. А. Жуковского, А. С. Кайсарова и А. Ф. Воейко-

ва, а также подрастающего Александра Ивановича Тургене-

ва. Как видно из дневника Андрея Тургенева, в 1799-1800

гг. он встречается с Мерзляковым почти ежедневно. Они

вместе посещают театр, спорят на литературные темы, за-

читываются Шиллером, Гете, даже пишут совместно стихи и

переводят "Вертера".

В возникшем в январе 1801 г. Дружеском литературном

обществе Мерзляков и Андрей Тургенев играют руководящую

роль. Мерзляков составляет устав общества и в двух ре-

чах (12 и 19 января 1801 г.) определяет его задачи.

Главная из них - это подготовка к активному, самоотвер-

женному служению родине. Речь 12 января кончалась сло-

вами: "Напомню вам только одно имя, одно любезнейшее

имя, которое составляет девиз нашего дружества, всех

наших трудов, всех наших желаний. Скажите, не написано

ли на сердцах ваших: "Жертва отечеству". Итак, мы даем

друг другу руки во взаимной доверенности и под благос-

ловляющею дланию отечества поем наставшему веку:

Да на наши жертвы дышит

Благодать, успех святый,

Да рука твоя напишет

Наш обет на дске бытий!"

Дневник Андрея Тургенева не оставляет сомнений в по-

литических настроениях друзей в эти годы. В запуганной

павловским террором Москве друзья осуждали деспотизм,

мечтали о гражданственных подвигах и часто непосредс-

твенно касались положения России. Ноябрьским утром 1799

г. Андрей Тургенев встретил на улице плачущую крестьян-

ку. "Ее спросили, и она с воем же сказала, что у ней

отдают в солдаты мужа и что остается трое детей". Запи-

сав эту сцену, Тургенев сразу же обобщил: "Царь народа

русского! Сколько горьких слез, сколько крови на душе

твоей". Интересно, что первоначальный текст был абс-

трактнее: "Цари, цари, сколько горьких слез на душе ва-

шей!"2

В октябре 1800 г. Андрей Тургенев записал в своем

дневнике: "Россия, Россия, дражайшее мое отечество,

слезами кровавыми оплакиваю тебя: тридцать миллионов по

тебе рыдают! Но пусть они рыдают и терзаются! От этого

услаждаются два человека, их утучняет кровавый пот их;

их утучняют горькие слезы их; они услаждаются; на что

им заботиться! Но если этот бесчисленный угнетенный на-

род, над которым вы так дерзко, так бесстыдно, так бес-

человечно ругаетесь, если он будет действовать так, как

он мыслит и чувствует, вы - ты и бесчеловечная, сла-

дострастная жена твоя - вы будете первыми жертвами! Вы

бы могли облегчить его участь, и это бы