II в. Твердо закрепила за торжественными жанрами. Де-

монстративность этих и многих других литературных отсы-

лок связана была с тем, что давали они заведомо ложные

адреса: пикантность поэмы состояла в том, что, несмотря

на сходство со многими каноническими жанрами, она стоя-

ла вне этого мира и допущена в него не могла быть.

Иным было жанрово-конструктивное построение "Дома

сумасшедших"2. Положенный в его основу принцип, заимс-

твованный у традиции сатирических куплетов (в частнос-

ти, на нем строились "ноэли"), рассчитан был на устное

бытование: текст распадается на отдельные, вполне са-

мостоятельные куски, свободно присоединяемые друг к

другу, и живет лишь в устном исполнении.

1 То, что начальные буквы этих слов обозначены наи-

менованиями из старославянского алфавита, - полемичес-

кий выпад против "Беседы".

2 Подробнее об этом см. В наст. Изд. Статью "Сатира

Воейкова "Дом сумасшедших"".

Непрерывное присоединение новых злободневных купле-

тов, исключение старых, потерявших интерес, возникнове-

ние редакций и вариантов в принципе исключает закончен-

ность с точки зрения письменной литературы. Кроме того,

неотделимый от ситуации исполнения, от аудитории, опре-

деляющей выбор того или иного варианта, текст никогда

не может быть адекватно передан в письменном виде. Само

понятие "окончательного текста" к нему неприменимо. Во-

ейков, подчиняя эту внелитературную форму задачам соз-

дания литературно-полемического текста, вполне созна-

тельно расширял художественный мир современной ему поэ-

зии. Традиция эта прочно укоренилась в сатирической

куплетистике. Потребовалась смелость Пушкина, чтобы на

основе принципа "бесконечного текста" построить эпичес-

кое произведение "Евгений Онегин" - роман, принципиаль-

но не имеющий конца.

Соотношение "верхнего" и "нижнего" этажей поэзии

проявилось в том, что творчество поэта мыслилось совсем

не в виде суммы печатных текстов - оно было неотделимо

от салона, быта, аудитории. Вхождение литературы в быт

было характерной чертой культуры начала XIX в., в рав-

ной мере присущей всем литературным группировкам и те-

чениям: карамзинист В. Л. Пушкин и ярый враг Карамзина

П. И. Голенищев-Кутузов в равной мере славились в допо-

жарной Москве как мастера акростихов, шарад и буриме,

сливавшие поэзию с салонной игрой; протоколы "Арзама-

са", писанные гекзаметрами Жуковским, и "Зеленая тет-

радь" Милонова и Политковских были стихами, неотделимы-

ми от атмосферы породивших их кружков, причем неотдели-

мыми совсем в ином смысле, чем это говорится примени-

тельно к последующим эпохам. Как философия для кружка

Станкевича представляла не один из видов занятий, а об-

нимала все, составляя основу жизненного поведения, так

поэзия начала XIX в. пронизывала все, размывая завещан-

ную XVIII столетием четкость границ между жизнью и ли-

тературой, стихами и прозой. Именно в этой атмосфере

бытового поэтизирования, которое можно сопоставить с

бытовым музицированием в Германии и Вене XVIII в., ро-

дилась лицейская слитность стиха и жизни, определившая

столь многое в творчестве Пушкина.

Обязательной оборотной стороной развития бытовой

импровизации был дилетантизм: поэзия начала XIX в. не-

отделима от слабых, наивных дилетанских стихов. Без них

не существует и стиховая культура Пушкина и Жуковского,

как вершины не существуют без подножий. Дилетантские

стихи, слитые с бытом, были характерны для поэтического

облика В. Л. Пушкина. У чгих стихов была своя поэтика -

поэтика плохих стихов, соблюдение которой было столь же

обязательно, как и высоких норм для серьезной лирики.

Она сохраняла наивность поэтической техники середины