1830-Х гг. С изумлением отмечал: "Вольтер и великаны не

имеют ни одного последователя в России; но бездарные

пигмеи и грибы, выросшие у корня дубов, Дорат, Флориан,

Мармонтель, Гишар, М-те Жанлис - овладевают русской

словесностью" (XI, 495-496). Чтимый В. Л. Пушкиным и

Воейковым Делиль - непререкаемый авторитет для русских

писателей 1800-х гг. - был для него "парнасский мура-

вей". Ориентация Пушкина на французскую классику, от

Буало до Лафонтена и Вольтера, имела характер бунта

против вкусов карамзинизма.

последующих эпох. С точки зрения такой "системы" наибо-

лее системное для самих поэтов и их современников вы-

черкивалось как "случайное" и непоказательное. Поэтому

послания Воейкова или В. Л. Пушкина, весьма значитель-

ные для современников, в историях литературы почти не

упоминаются.

"Фамильярные" жанры совсем не были столь свободны от

правил - чисто негативный принцип отказа от каких-либо

норм вообще не может быть конструктивной основой текс-

та. У них имелась своя поэтика, обладавшая отчетливыми,

хотя нигде не сформулированными, признаками. Прежде

всего, поэтика их строилась не на нейтральной основе, а

обладала ясными признаками сниженности. Достигалось это

в первую очередь средствами лексики. Другая особенность

состояла в соединении разнородных и несоединимых в пре-

делах "высокой" стилистики структурных элементов. Наи-

более часто употребляемым приемом было привнесение

серьезной литературной полемики и споров, занимавших

писателей на вершинах словесности, в сниженную сюжетную

ситуацию:

С широкой задницей, с угрями на челе,

Вся провонявшая и чесноком, и водкой,

Сидела сводня тут с известною красоткой...

Две гостьи дюжие смеялись, рассуждали

И "Стерна нового" как диво величали.

Прямой талант везде защитников найдет!

(В. Л. Пушкин. "Опасный сосед)". 1811)

Третьей особенностью произведений этого типа было

изменение авторской точки зрения. В "высокой" сатире

авторская точка зрения представала как норма, с позиции

которой производится суд над предметом изображения. Она

приравнивалась истине и в пределах мира данного текста

специфики не имела. В сниженной сатире автор воплощался

в персонаже, непосредственно включенном в сюжетное

действие и разделяющем всю его неблаговидность. У Воей-

кова повествователь сам попадает в сумасшедший дом,

причем отождествление литературного автора и реального

создателя текста проводится с такой прямолинейностью

(называется фамилия!), какая в "высокой" сатире исклю-

чалась:

И указ тотчас прочтен:

Тот Воейков, что бранился,

С Гречем в подлый бой вступал,

Что с Булгариным возился

1 О понятии "точки зрения" текста см.: Волошинов в.

Н. Марксизм и философия языка. Л., 1929; Успенский Б.

А. Поэтика композиции. М., 1970; Лотман Ю. М. Художест-

венная структура "Евгения Онегина" // Учен. зап. Тар-

туского гос. ун-та. 1966. Вып. 184. С. 5-32; Лотман Ю.

М. Роман в стихах Пушкина "Евгений Онегин". Спецкурс.

Вводные лекции в изучение текста // Лотман Ю. М. Пуш-

кин. СПб., 1995. С. 417-428.

И себя тем замарал, -

Должен быть как сумасбродный

Сам посажен в Желтый Дом.

Голову обрить сегодни

И тереть почаще льдом!

Так же характеризуется и повествователь в "Опасном

соседе":

Проклятая! Стыжусь, как падок, слаб ваш друг!

Свет в черепке погас, и близок был сундук...

Двойная отнесенность этих текстов - к известной в

дружеском кругу и уже подвергшейся своеобразной мифоло-

гизации личности автора и к его "высокой" поэзии - оп-

ределяла интимность тона и исключала возможность прев-

ращения сниженного тона в вульгарный, как это неизбежно

получалось в XVIII в.

Однако хотя "Опасный сосед" и "Дом сумасшедших" в

отношении к "высокой" литературе представляли явления

одного порядка, различия между ними были весьма значи-

тельны. "Опасный сосед" по нормам той эпохи был произ-

ведением решительно нецензурным: употребление слов, не-

удобных для печати, прозрачные эвфемизмы и, главное,

безусловная запретность темы, героев и сюжета делали

это произведение прочно исключенным из мира печатных

текстов русского Парнаса. С точки зрения официальной

литературы, это был "не-текст". И именно поэтому В. Л.

Пушкин мог дерзко придавать своей поэме привычные черты

литературных жанров: если бой в публичном доме напоми-

нал классические образцы травестийной поэмы XVIII в.,

то концовка была выдержана в духе горацианского посла-

ния. Отдельные стихи удачно имитировали оду:

И всюду раздался псов алчных лай и вой.

Стих выделялся не только торжественной лексикой,

концентрированностью звуковых повторов (псов - ест,

алчных - лай), особенно заметной на общем фоне низкой

звуковой организованности текста, но и единственным во

всей поэме спондеем, употребление которого поэтика XVI-