I ирли. Архив бр. Тургеневых.

ним, что для Воейкова метафоризм "Руслана и Людмилы"

представлял собой бессмыслицу:

"Трепеща, хладною рукой

Он вопрошает мрак немой.

"Вопрошать немой мрак" смело до непонятности, и если

допустить сие выражение, то можно будет написать: "го-

ворящий мрак", "болтающий мрак", "болтун мрак", "споря-

щий мрак", "мрак, делающий неблагопристойные вопросы и

не краснея на них отвечающий: жалкий, пагубный мрак!"

С ужасным, пламенным челом.

То есть с красным, вишневым лбом".

Метафора, семантический и стилистический сдвиг, ко-

торые сыграли столь значительную роль в формировании

поэтики романтизма, завоевывали себе место в периферий-

ных жанрах карамзинистов. В рецензии на перевод С. Вис-

коватовым трагедии Кребильона "Радамист и Зенобия" Жу-

ковский писал, что поэтическая выразительность достига-

ется "не одними словами, но вместе и расположением

слов"2. Искусство, построенное на эффекте соположения

несополагаемых единиц, было органически чуждо карамзи-

низму с его культом меры, поэтического приличия, соот-

ветствия. Поэзия несоответствия карамзинизму была чуж-

да. Но культ "соразмерностей прекрасных" (Баратынский)

нуждался в дисгармоническом фоне. И фон этот создавался

не только "дикой" поэзией литературных противников. Ли-

тература, стремящаяся к строгой нормализации, нуждается

в отверженной, неофициальной словесности и сама ее соз-

дает. Если литературные враги давали карамзинистам об-

разцы "варварского слога", "дурного вкуса", "бедных

мыслей", то "галиматью", игру с фантазией, непечатную

фривольность и не предназначенное для печати вольномыс-

лие карамзинисты создавали сами. Все это находилось вне

литературы и одновременно было для нее необходимо. Так,

вопреки всему, создавалось то соположение несополагае-

мых текстов, которое позволит романтикам, изменив ак-

центы, присвоить карамзинизм себе.

В. Л. Пушкин и Воейков принадлежали к старейшим поэ-

там в той литературной группе, которая к середине

1810-Х гг. Сплотилась вокруг "Арзамаса". Несмотря на то

что каждый из них, как человек и литературный деятель,

обладал достаточно яркой индивидуальностью (а именно

своеобразие личности, как показал Г. А. Гуковский, яв-

лялось для современников ключом, при помощи которого

интерпретировались тексты), творчество этих, весьма

различных, литераторов строится по некоторой общей схе-

ме. И именно это обстоятельство позволяет увидеть в та-

кой схеме некоторую типическую для карамзинистов систе-

му организации творчества.

Поэзия В. Л. Пушкина и Воейкова отчетливо членится

на две части. Одна - предназначенная для печати - отли-

чалась тяготением к норматив-

1 Сын Отечества. 1820. № 37.

2 Жуковский в. А. Эстетика и критика. С. 260.

ности, ориентацией на стиль и вкусы, господствовавшие

во французской поэзии в предреволюционную эпоху. Оба

они культивировали "высокое" дидактическое послание,

нормы которого в русской поэзии строились в явной зави-

симости от поэтики XVIII в. (в частности, от ломоно-

совского послания И. И. Шувалову "О пользе стекла").

Если в такое послание вносились социально-обличитель-

ные, сатирические или литературно-полемические мотивы,

им придавался благородный и обобщенный характер. Из-

вестная неопределенность места послания в жанровой сис-

теме классицизма делала его идеальной нейтральной фор-

мой. Н. Остолопов в своем труде, обобщившем среднюю

норму литературных вкусов и представлений начала XIX

в., писал:

"Известно, что каждый род поэзии имеет особенное

свойство, как то: ода - смелость, басня - простоту, са-

тира - колкость, элегия - унылость и пр. Но в эпистоле,

которая бывает и поучительною, и страстною, и печаль-

ною, и шутливою, и даже язвительною, все роды смешива-

ются вместе, почему и принимает она тон, сообразный с

заключающимся в ней содержанием". При этом, как указы-

вал тот же автор, "сей род поэзии требует для разнооб-

разия пиитических вымыслов, высоких изображений и, во-

обще, чистого и правильного рассказа"'. Сочетание этих

черт сделало поэтическое послание любимым жанром карам-

зинистов - это был жанр, привлекавший именно своей не-

окрашенностью, отсутствием какого-либо жанрового значе-

ния, кроме общей семантики поэтического благородства.

Воейков присовокупил к посланию описательную поэму -

переводил "Сады" Делиля, сочинял описательные поэмы сам

и старался увлечь на этот путь Жуковского. Описательные

поэмы не случайно возникали в сознании карамзинистов

всякий раз, как только речь заходила о необходимости

освоить эпические жанры. Не только Воейков, но и В. Л.

Пушкин считал автора "Садов" высоким авторитетом и в

ответ на упрек шишковистов, что он учился "благонравию

и знаниям в парижских переулках", восклицал:

Не улицы одни, не площади и домы,

Сен-Пьер, Делиль, Фонтан мне были там знакомы.