1 Архив Тургеневых. Ед. Хр. 1239. Л. 13.

2 Освобожденный Иерусалим. Поэма Торквата Тасса, пе-

реведенная с итальянского Алексеем Мерзляковым. М.,

1828. С. Xlii-xliii (курсив мой. - ю. Л.).

разные тому примеры, а) Трое Куриацов были родные

братья, и когда двух убили, третий убежал. Отцу их ска-

зали это, прибавя: что же ему было делать? - Умереть,

отвечал он".

Воплощение героического идеала видели в первую оче-

редь в древней Спарте, рисуемой в духе идеализации ее в

сочинениях Мабли. Причем из концепции французского фи-

лософа воспринималось не осуждение собственности, а

проповедь суровой морали, героической бедности, проти-

вопоставления богатых, украшенных искусствами Афин ге-

роической простоте Лакедемона. В поэзии это преломля-

лось как требование героического искусства и отрицание

"разнеживающих" стихов о любви.

В свете сказанного становится понятным интерес Мерз-

лякова именно к поэзии Тиртея. Она воспринималась как

искусство, призывающее к борьбе2, суровая поэзия граж-

данственных подвигов. В непосредственной связи с пере-

водами песен Тиртея находится проясняющая их главную

мысль заметка "Сравнение Спарты с Афинами", опублико-

ванная несколько месяцев спустя за подписью "NN". Тес-

ная связь этих произведений позволяет предположить, что

под псевдонимом "NN" скрывался Мерзляков.

"Спартанцы, - читаем в этой заметке, - для всех ве-

ков суть пример патриотизма, добродетели, великодушия.

В Афинах научались хорошо говорить - в Спарте хорошо

делать. В Афинах учили философствовать ~ в Спарте быть

философами. Афины никогда не наслаждались внутренним

спокойствием и самая свобода нередко служила для них

орудием бедствии, междоусобных браней, битв кровавых;

законы Ликурговы, до Лизандра процветавшие, были единс-

твенны, примерны. Железные деньги лакедемонян служили

им оплотом против роскоши. Спартанцы были люди - и без

золоти!"3

Противопоставление Спарты Афинам определялось эти-

ческими идеалами революционного аскетизма и морали фи-

лософов-материалистов XVIII в. Отрицание богатства

воспринималось не как социальная программа имуществен-

ного равенства, а как проповедь бескорыстной добродете-

ли. В этом отношении обращение к спартанской поэзии

Тиртея (хотя сам поэт и был родом из Афин), конечно, не

случайно. Однако образ Тиртея имел и другой смысл: он

воспринимался как идеальный поэт-борец, и в этом смысле

образ его вошел в декабристскую поэзию и публицистику.

Так, Кюхельбекер ставил Тиртея рядом с Байроном и Шил-

лером4 и мечтал воссесть "близ Пушкина и близ Тиртея"5.

Рылеев, сравнивая Немцевича с Тиртеем, писал о поэте,

Тургенев Н. И. Дневники и письма. СПб., 1911. Т.

1. С. 89.

2 В предисловии к журнальному тексту переводов из

Тиртея Мерзляков писал о том, что спартанцы "готовы бы-

ли снять осаду и бежать в Спарту. Поэт ободрил побеж-

денных, воспев перед ними военные песни свои, которые

дышали любовью к отечеству и презрением к смерти. Спар-

танцы с яростью ударили на мессенян и увенчали воину

блестящей победой. ТирТей в награду получил право граж-

данства - отличие, которое лакедемоняне весьма высоко

ценили" (Вестник Европы. 1805. № 11. С. 29).