Массы пробуждаются – дело социализма непобедимо

Вряд ли нужно еще раз, вновь и вновь, на страницах Центрального органа партии говорить о громадном значении Международного женского дня. Об этом все знают. Вряд ли надо говорить о наших достижениях в деле раскрепощения трудящейся женщины. На съезде работниц и крестьянок ко дню X годовщины Октября этот вопрос был в достаточной мере освещен.

Я хотела бы поговорить сегодня о другом. Каждый коммунист борется за то, чтобы создать такие условия, при которых масса пробудилась бы к сознательной жизни, пробудилась бы до самого дна. Века масса жила в условиях,

где поколения людей

живут и гибнут без следа

и без урока для детей!

где отец не знал, что заповедать сыновьям, где сын так же безвестно проходил свой жизненный путь, как и отец, и точно прибрежным песком заметалась их жизнь.

Так веками жила у нас при царизме масса.

Но только ли у нас жила так масса? Иначе ли живет масса в капиталистических странах? Внешне – иначе. Чище живет, лучше одевается, ходит в воскресенье на прогулку, но по сути дела и там, как и у нас при царизме, массы «живут и гибнут без следа и без урока для детей».

Стачки, восстания, революции говорят о том, что массы по-старому жить не хотят. Все это уже «уроки для детей». Но, если они выражаются лишь в политической и экономической борьбе, не захватывая быта, не революционизируя всей идеологии, всего жизненного уклада, эти уроки часто совсем неожиданно преломляются у детей.

Я недавно читала один рассказ Джона Рида – «Дочь революции» (помещен будет в сборнике посмертных произведений Джона Рида, который собирается издавать «Московский рабочий»). Там описывается проститутка – внучка парижского коммунара, расстрелянного вместе с другими коммунарами, рассказывается про ее отца, рабочего, принимавшего участие в стачке в Крезо, про вечную нужду в семье- этого рабочего, про религиозную мать этой девушки и насквозь буржуазные взгляды ее отца на женщину; рассказывается, как эта девушка под влиянием того, что слышала она от отца, возненавидела долю работницы, долю жены рабочего, поглощенного вечными заботами, и, чтобы освободиться от этой доли, она выбрала другую, много горшую – долю проститутки. Джон Рид в этом рассказе ставит вопрос о том, каким слабым «уроком для детей» является революционная борьба отцов, если она не связана с изменением быта, взглядов.

Революционная борьба тем эффект[ив]нее, результаты ее тем значительнее, чем глубже меняет она основы быта, людские взаимоотношения, чем глубже подрывает старые основы. Сила советского строя в том, что он перестраивает весь старый быт в такой мере, в какой не делал этого еще ни один общественный уклад. Конечно, надо годы и годы, чтобы эти изменения захватили самые низы. Я не раз уже рассказывала о том, как однажды встретили на улице Владимира Ильича восточные женщины, приехавшие на международную конференцию, окружили его, стали что-то говорить ему на своем языке, с волнением и плачем обнимать его и как потом, взволнованный этим, Владимир Ильич сказал мне, когда мы шли с ним вдоль Кремлевской стены: «Это уже самые низы подымаются, теперь дело социализма непобедимо!» И все глубже и глубже должен был идти, по мнению Ильича, процесс протаскивания социализма в повседневную жизнь. Пробуждение масс идет не таким быстрым темпом, как нам часто хочется. Верхние слои масс развивают уже большую активность, но еще очень широкие слои захвачены революцией лишь частично, лишь одной стороной. Трудно поверить, но вскоре после октябрьских торжеств пришло письмо из Тамбовской губернии, где выражается обида, что все деревни праздновали вот 10-летие Октября, а их деревня даже и не слыхала, что за Октябрь такой, случайно о праздновании узнала, а они попраздновали бы, потому что освобождение от власти помещиков всякий крестьянин рад попраздновать... Не знали, что за Октябрь такой!.. Трудно поверить, а факт. А вот письмо из Орловской губернии.

«Письмо гражданки деревни Звегинцевой, Баевской волости, Орловского уезда, Анны Ефремовны Бирюковой.

Сколько я читала в газетах, в других деревнях устроены и школы, и сады, и ясли, а в нашей деревне все мертво до сих пор, существует обидная и несчастная жизнь для деревенской женщины, и, несчастная, она все живет, как жили раньше наши предки: родит детенков десяток или больше, наудачу, сколько останется в живых, три, или пять, или ни одного. Такая обидная жизнь в бывшей Сосковской волости. 18 тысяч населения, а доктора нету. Только себя тем утешаем, старушкиными уговорами: «Не плачь, матушка, бог тебя любит». У нас в деревне Звегинцевой два общества, имеет[ся] 800 душ, но школы нету и не думают даже о ней. Есть верстах в пяти в соседних деревнях, но разве в зимние холода под силу детям ходить в школу, только стаями по улице учатся всякому хулиганству, но нет источников, как начать, не под силу гражданам, а многие говорят: мы прожили неучеными, и наши дети проживут.

Просила бы я Советскую народную власть – и приветствую ее за все отношение к трудящимся, – чтобы посодействовать для школы деревне Звегинцевой, Баевской волости, Орловского уезда. Находится один район, а двести детей неучеными шляются. Да здравствует Советская республика!»

Обидно читать такие письма на одиннадцатом году революции, но замалчивать такие письма нельзя. Нельзя за бесчисленными митингами на тему о культурной революции забывать обидную, суровую действительность. Надо напряженно работать, чтобы и следов ее не осталось. Надо прежде всего помочь деревне Звегинцевой. Я не знаю, сможет ли выделить Орловская губерния из своего бюджета нужные деньги на постройку школы. Орловская губерния входит в состав Центрально-Черноземной области, где громадное аграрное перенаселение, где школы I ступени обслуживают лишь половину детского населения соответствующего возраста, где бюджеты напряжены до крайности, но деревне Звегинцевой необходимо помочь. Должны найтись шефы, надо помочь вне очереди из центра. Анна Бирюкова пишет – не с чего начать.

Письмо очень тяжелое, но оно написано вполне сознательным, хотя и малограмотным человеком, много пережившим, передумавшим, сознательно приветствующим Советскую власть. Этот человек уже не бесследно сойдет в могилу, это – человек, знающий, что надо заповедать сыновьям и дочерям. И то, что Анны становятся все требовательнее, не мирятся со старыми порядками, – это залог того, что старая обидная жизнь, как бы сурова ни была еще современная действительность, будет изжита до конца. Часть широких масс уже поднялась к повой жизни, часть уже страстно к ней стремится, часть начнет стремиться еще завтра только, но процесс перерождения массы идет вовсю. И в буржуазных странах переход к социализму будет сопровождаться перерождением массы. В капиталистических странах нет, может быть, той нищеты, какой еще много у нас, пет безграмотности, но массы там под гораздо более сильным идейным влиянием буржуазии, чем у нас. Буржуазия передовых в промышленном отношении стран действует гораздо более тонкими методами, чем наша бывшая буржуазия. Школа, пресса, кино, радио, церковь – все поставлено на службу одурманивания масс. И понадобятся годы, чтобы из-под этого тумана высвободиться. Когда трудящаяся женщина с самых низов проснется к сознательной жизни в капиталистических странах, она, может быть, будет говорить о другом, но будет говорить так же сурово и твердо, как Анна Бирюкова. И какое море человеческого горя раскроется тогда перед нами!

Скорее изжить старое – темноту, нищету, закабаленность трудящейся женщины, изжить неустанной совместной борьбой и созидательной работой многомиллионных масс: к этому не может не стремиться каждый коммунист, каждый проснувшийся к сознательной жизни гражданин Советской республики.

1928 г.