1.2.6.Петровский уезд

В Петровске запасные 19 и 20 июля «держали себя крайне вызывающе, выражая даже нежелание идти на службу». 19-го июля среди них ощущалось недовольство закрытием винных лавок и призывом в разгар полевых работ.

С утра 20 июля у сборного пункта состоялось «небывалое скопление» людей: в городе было около 5000 запасных, их семьи, крестьяне, прибывшие сдавать лошадей. В определенный момент из толпы перестали откликаться на вызов воинского начальника, крестьяне не пропускали вызываемых и требовали приема депутации. В толпе кричали, выражалось даже нежелание идти на службу. Исправник и предводитель дворянства, только что вернувшийся из отпуска, вышли на крыльцо. Предводитель заявил, что он только что из Москвы - везде воодушевление и подъем. Из толпы кричали, что семьи приходится оставлять, а в «Японскую войну» семьи были брошены, водку приходится по 2р. доставать. Однако оба чина вступили в разговоры, и толпа быстро успокоилась. В общем-то, хватило бодрого приветствия со стороны предводителя, - ему дружно ответили, и обстановка нормализовалась. Дальше освидетельствование пошло обычным порядком, на обеде претензий не заявлялось. В толпе как будто были замечены 3 агитатора, но их затерли, так что арестовать подстрекателей не удалось. Предводитель полагал, что инцидент спровоцирован воинским начальником: он был растерян, ходил без оружия, вступал в объяснения с отдельными лицами, и вообще характеризовался как «больной, крайне нерешительный и нераспорядительный» человек. Призванные офицеры неоднократно жаловались на его «медлительность и неосведомленность». В числе прочих неувязок, конвойная команда в 32 человека вообще была забыта и довольствовалась из «чужих» котлов. При этом делопроизводитель управления воинского начальника Савенков «находит возможным и совместным с своим достоинством приезжать на солдатскую кухню и вырезать из принятого на довольствие мяса лучшие куски себе на котлеты.» В отношении этих лиц исправником, по инициативе предводителя дворянства, даже было начато расследование. Очень много помогла успеху мобилизации инициатива и самоотверженность одного человека - местного купца Алексея Григорьевича Волкова, прапорщика запаса. По объявлении мобилизации, уже в 18-00 17-го июля, он явился обмундированный к воинскому начальнику и, бросив торговые дела, вступил в заведование сборным пунктом. На первый день был наряд накормить 500 человек, а Волков накормил более 1000. Его заведование продолжалось с 18 по 31 июля, а по ночам он сажал запасных на поезда, пользуясь помощью непризванных родственников. В отдельные дни на довольствии состояло до 5600 человек, а всего было довольствовано свыше 43000. Довольствие было образцовым, несмотря на трудности с хлебом в первые дни.

22-го исправник сообщал, что «присланные объявления о пособии семействам призываемых читаются с большим удовольствием и производят благоприятное воздействие.» 23 июля исправник отмечал необычайное патриотическое воодушевление, когда пришли газеты с Манифестом о войне. Тут же был отслужен молебен, зачитан текст, слова которого вызвали «не поддающийся описанию общий энтузиазм»; громадная толпа с портретами Государя и Наследника, флагами, оркестром частной музыки, пением гимна, криками «ура!», «да здравствует Россия, долой Германию!», «да здравствует Россия и Сербия!» несколько часов дефилировала по городу.

В ночь на 24-е в городе был поджог, но подробности неизвестны. Утром были отправлены 1370 человек. В этот же день исправник отпечатал с помощью земства 2000 экземпляров объявления о призрении семей и разослал в волостные и сельские правления. В этот же день к губернатору обратились несколько десятков петровских добровольцев, не сумев добиться толка от воинского начальника(!).

25 июля исправник доносил, что 2000 запасных без дела сидят в городе, требуют или скорее отправить, или отпустить заканчивать полевые работы. Чиновник настаивал на их скорейшей отправке, так как 28-го начинался призыв ратников, и запасных следовало отправить до их прибытия.

28-го отправляли партию в 1400 запасных, провожать собралась 10-тысячная толпа, устроила отъезжающим манифестацию с гимном, а протоиерей отслужил молебен у вагонов. В этот день в городе уже собралось 3000 ополченцев, никаких претензий ими не высказывалось, вообще ополченцы прибывали без недоразумений в сопровождении стражников и волостных старшин.

29 июля был отслужен молебен о даровании победы, предводитель дворянства князь Васильчиков прочел воззвание местного Красного Креста, сам пожертвовал 1000р., и тут же еще был собран 101р. Многотысячная толпа несколько часов манифестировала с портретом Государя. 31 июля прибыли все ополченцы, излишек в 500 человек распустили по домам; вид призванных бодрый, уже 30-го слышались солдатские песни.

К началу августа в городе сосредоточились свыше 4000 ратников, разбитых на дружины, но необмундированных и невооруженных: солдата было не отличить от приезжего мужика; холодные ночи уже начинали отзываться жалобами. Офицеров катастрофически не хватало, они прибывали крайне медленно. Около 2 августа предводитель Васильчиков созвал фельдфебелей дружинных рот и поручил им объявить в ротах об отправке семей домой: там хлеб не убран, а в городе они напрасно тратятся, хотя по их обеспечению уже приняты правительственные меры. К этому времени с очевидностью выявилось, что солдаты не при деле превращаются в хулиганов: «излишек» - не распределенные по командам призывники - шумели и грубили, являя дурной пример для всей бригады. Офицер предлагал свести их в команду и назначить старших, «иначе день ото дня они все более и более наглеют и дебоширят, что вредно отзывается на всей дружине», к тому же обманом многократно получает довольствие.

Местный предводитель так характеризовал исправника: «Благодаря его такту сгладились многие недоразумения, вызываемые воинским начальником...»

Объявление о призрении семей и режиме чрезвычайной охраны в губернии разрядило обстановку. Обыватели были недовольны постоем ополченцев, но другого выхода не было из-за отсутствия помещений.

В уезде, при следовании  запасных в Петровск 19-го и 20-го июля, были покушения открыть винные лавки, пресеченные стражниками. 19-го числа исправнику пришлось через губернатора добиваться прекращения отпуска винным складом вина в уезд. Ополченцы тоже осаждали исправника требованиями открыть лавки. Однако попытки покушений пресекались. «Вновь подтвердил по телефону об охране лавок десятскими, которые положительно уклоняются, или увидевши народ бегут.» (рапорт исправника от 25 июля) Призванные пили лак, киндер-бальзам и прочие суррогаты; 2 человека умерли, 2 заболели[87].

В связи со слухами о погромах в уезде фиксировалось подавленное настроение среди землевладельцев. 17 июля землевладелица при селе Бузовлево вдова действительного статского советника Н. Д. Кропотова обратилась с большой претензией к исправнику на отозвание из ее имения 5 стражников, грозя пожаловаться губернатору и министру внутренних дел, ибо без стражников ее непременно разгромят. 20-го она пыталась вызвать исправника по телефону. Генерал Ломачевский и Кропотова с дочерьми заявили, что любая перемена в охране имения (там дежурили днем 2 стражника) повлечет разгром. 20-го же она заявила приставу о том, что три проезжих велосипедиста (!) говорили ее садовнику о готовящемся разгроме и пожаловалась на исправника предводителю дворянства Васильчикову. Дело дошло до губернатора, который 24 июля телеграфировал исправнику свое одобрение отозванию стражников. 25-го исправник донес, что управляющий хутором Абодим (князя Гагарина) запросил стражу, так как пришли погромщики. Оказалось, что толпа крестьян пришла просить о снижении арендной платы с призываемых, а приказчики приняли это за бунт. Вообще среди землевладельцев наблюдалось крайне тревожное и подавленное настроение, они осаждали исправника и приставов просьбами командировать стражников, хотя ничего подтверждающего их опасения не было. Землевладельцы настойчиво просили приискать стражников на место призванных казаков для охраны имений, но желающих не находилось. Петровский предводитель специально отметил, что стягиванию стражи в город во время мобилизации много препятствовала Кропотова, пререкаясь по телефону с приставом и исправником и обещая жаловаться. Угрозы же погромов были мало реальны. Многие петровские помещики - Кропотова, Киндяков - просили поставить у них охрану ввиду тревожных слухов из Вольска, однако пристав также их опасений не подтвердил[88].

В Ключах Петровского уезда была попытка со стороны 300 следовавших через село запасных насильно открыть винную лавку, пресеченная стражниками. В Старом Захаркине еще 19-го числа торговали водкой, а не позднее 22-го была попытка насильственного открытия лавки (предотвращена стражниками)[89].

23-го в Кожевиной[90], Грязнушинской волости разграбили казенку на 353р. Вечером 23-го толпа крестьян около 50 человек поразбивала окна в винной лавке и потребовала открытия. Войдя, разграбили 34 ведра водки, причем и еще не тронутая водка, и деньги в кассе остались. Среди участников были и крестьяне соседней Арсентьевки. 7 арсентьевских крестьян было задержано.

Разгром был спровоцирован тем, что в Старом Захаркине и аткарской Березовке 19-го торговали водкой, в кузнецкой Шемышейке как будто тоже. Петровский исправник даже 26 числа докладывал, что в аткарских Березовке и Екатериновке винная торговля продолжается.

В Аллеповке[91] (Грязнушинской волости) 28 июля трое неизвестных ополченцев, проезжая, насильно отперли лавку и взяли 8 бутылок водки. Согласно другому документу, водку стащили несколько проезжающих подвод с ополченцами.

В Рузлатке[92] Зиновьевской волости, как будто, 18 августа крестьянин, проезжая отрубным поселком, грозился всех вырезать, сжечь и разгромить. Сами отрубщики его и задержали - единственный случай! - и по просьбе четверых из них волостной старшина составил об этом протокол.