Глава I

язык начинает преобладать над латинским, исконные рим­ляне постепенно исчезают в культурном движении, «усту­пая место грекам, эллинизированным египтянам, сирий­цам, малоазийцам и романизованным африканцам» ¹⁶.

Со времен эллинизма в греко-римском мире развивается настоящий культ книги, появляются свои «книжники», быстро растет число любителей чтения ¹⁷. Вслед за знаме­нитой Александрийской библиотекой возникает ряд пуб­личных библиотек в Риме, оасширяется торговля книгами и соответственно их производство. Книги, как известно, в тот период были только рукописными, но стоили достаточ­но дешево, так что авторы, а часто и издатели не получали от них никакой прибыли ¹⁸. Писать и издавать книги могли только обеспеченные люди. Многие поэты и писатели того времени должны были искать себе состоятельных покро­вителей, влиятельных патронов. Таково было положение всей интеллигенции Империи и положение, вообще го­воря, мало завидное, ибо «те, кому удавалось заручиться, наконец, покровительством и поддержкой патрона, терпе­ли бесконечные унижения, играя роль чуть ли не домашних шутов, так как патрон оказывал им свои милости только до тех пор, пока они умели развлечь его, угодить его часто грубым вкусам, безропотно сносили его высокомерие и ос­корбления со стороны его друзей, членов семьи, избалован­ной приближенной челяди» ^и. Отсюда — недовольство и оппозиционность многих интеллигентов к властьимущим ²⁰. В еще худшем положении находились художники и ак­теры. Живописцы и скульпторы причислялись в Риме к ре­месленникам, и их деятельность считалась недостойной уважения, как дело рабов, а не граждан и тем более — муд­рецов, что не мешало римлянам благосклонно принимать произведения этих недостойных мастеров ²¹. Еще на более низкой ступени социальной лестницы находились актеры. Их профессия лишала человека гражданской чести, сви­детельства актера не принимались в суде, его обидчиков не наказывали, на дочери актера не имел право жениться сво­боднорожденный римский гражданин и т. п., хотя наиболее знаменитые актеры становились часто любимцами импера­торов, знатные женщины стремились к интимной связи с ними, они обладали большими состояниями ²².

В сфере искусства поздняя античность известна рядом уникальных памятников, но также — общим упадком ан-

РАЗВИТИЁ ПОЗДНЕАНТЙЧНОЙ КУЛЬТУРЫ И ЭСТЕТИКИ 1?

чного искусства и зарождением нового — христианского. Опкой страницей истории искусства являются великолеп­ные росписи Помпеи, Стабии и Геркуланума, погребенные

79 г. н. э. под горами пепла извергавшегося Везувия и этим сохраненные от уничтожения в христианский период. Стилистически к этим росписям примыкают и развивают их иллюзионистические тенденции, но выполняя уже совсем иные культурные функции, египетские погребальные порт­реты I—IV в. н. э., найденные в Фаюмском оазисе. Впослед­ствии эти портреты дали толчок и послужили прототи­пом для развития христианской (византийской) иконописи;²³.

Для римской скульптуры этого периода характерна волна «классицизма» — копирования и подражания па­мятникам греческой классики. Основное внимание уделяет­ся равновесию и гармонизации форм. Большое распростра­нение получает римский скульптурный портрет, в ко­тором намечается тенденция к выявлению внутреннего мира портретируемого.

Римляне много строят, опираясь, в частности, на вели­колепную теорию архитектуры Витрувия («Десять книг об архитектуре»). По всей стране прокладываются дороги, сооружаются грандиозные водопроводы, огромные амфи­театры, храмы, термы, триумфальные арки и колонны. В I в. н.э. появляется уникальный по величине амфитеатр Флавиев — Колизей, рассчитанный на 50 000 зрителей. Во времена Адриана в Риме был построен удивительный храм «всем богам» Пантеон, сочетавший в своей архитектуре ци­линдр, сферу и параллелепипед. Бетонный купол этого сооружения по своей величине (43,2 м в диаметре) не был превзойден до конца XIX в.

Много внимания уделялось в имперском Риме украше­нию жизни, бесчисленным развлечениям, роскошным мно­годневным праздникам и зрелищам. Знать изощрялась ^{в г}Урманстве, немыслимых туалетах, хитроумном услаж­дении своей чувственности.

Позднеантичные писатели и философы Корнелий Тацит, Валерий Максим, Веллий Патеркул, Сенека, Эпиктет ри­суют нам яркую картину быта и нравов римской аристо­кратии. В пирах и оргкях проводили многие ее представи-^Тели большую часть своего времени. Огромные суммы денег Уходили на эти мероприятия, с большой помпой про-^ВоДившиеся в просторных залах римских дворцов (их стены и потолки были покрыты золотом, коврами или дороги­ми шелками) с использованием золотой и серебряной по­суды, с шеренгами молодых рабов в раззолоченных одеждах. Чудеса механики и гидротехники использовались для раз­влечения гостей. Изощренные сексуальные наслаждения были неотъемлемой частью жизни римской знати поздней Империи. Этому способствовало достаточно свободное и не­зависимое положение женщины в Риме того времени ²⁴. Римлянки обладали большими правами и свободой как в семье, так и в обществе. Знатные дамы соревновались в изо­бретении немыслимых, дорогостоящих нарядов, носили массу драгоценных украшений. Наравне с мужчинами посе­щали они зрелища, театр, общие бани. «Достоинству» знат­ных матрон служило наличие многих любовников и любов­ных связей. «Целомудрие являлось доказательством урод­ства» ^аа. Женщины часто выбирали себе любовников среди рабов, гладиаторов, актеров, мимов. Разводы были обычным делом; процветала проституция. В период поздней Империи женщины нередко выступали в мимических труппах и даже в роли гладиаторов. Некогда пуританский Рим начал при­выкать к виду обнаженного женского тела. В общих банях женщины и девушки мылись в одних залах с мужчинами, в мимических представлениях женщины-актрисы нередко полностью раздевались на потребу любителей античного стриптиза, гетеры носили платья из полупрозрачных

тканей.

В III—IV вв. н. э. в Риме строятся грандиозные бани. Особенно знамениты термы Каракаллы (нач. III в.), пред­ставлявшие собой сложный комплекс сооружений, зани­мавший территорию в 12 га и рассчитанный на одновремен­ное пребывание в нем 1500 человек. Здесь были большие залы и разнообразные по архитектуре сооружения с холод­ной, теплой и горячей водой, специальные помещения для отдыха и развлечений, парк с библиотеками. Залы терм были роскошно украшены мраморами, драгоценными ма­териалами, великолепными мозаиками и скульптурами.

Приверженцы доброй старины, многие философы (ки­ники, стоики, неоплатоники), христианские мыслители усматривали в быту и поведении римской знати явный упа­док нравов. Особо острой была критика в адрес аристокра­тии со стороны приверженцев кинизма Диона Хрисостома, Эпиктета и христианских апологетов II—III вв. В опре-

деленных кругах позднеримского населения возникает естественная реакция на гедонистическую устремленность римской знати — аскетизм, как важнейшее условие духов­ного совершенства человека.

Тяжелым было положение народных масс в Империи, особенно в III—IV вв. «Римское государство,— писал ф. Энгельс,— превратилось в гигантскую сложную ма­шину исключительно для высасывания соков из поддан­ных. Налоги, государственные повинности и разного рода поборы ввергали массу населения во все более глубокую нищету; этот гнет усиливали и делали невыносимым вымо­гательства наместников, сборщиков налогов, солдат»²⁶. В Риме и других крупных городах Империи велико было количество неимущего «пролетариата», который представ­лял реальную угрозу для римского общества. Его недоволь­ство сдерживалось регулярными раздачами хлеба за счет казны и устройством зрелищ и всенародных праздников. В середине II в. н. э. праздникам в Риме отводилось 180 дней в году. В цирках и в амфитеатрах постоянно устраи­вались различные состязания, скачки на колесницах, травля зверей. Смертные казни обставлялись нередко в ам­фитеатре как театрализованные зрелища, в которых осуж­денный исполнял роль героя или злодея, по-настоящему погибавшего в ходе представления, что придавало зрелищу особую остроту. Здесь видели римляне и Геркулеса, сго­равшего в огне Этны, и Муция Сцеволу, державшего руку в пламени, пока она не сгорала полностью, и распятых раз­бойников ²⁷. Казни христиан в первые века новой эры так­же часто проводились на арене амфитеатра, куда их выгоня­ли на растерзание диким и голодным зверям.

В театрах этого периода древние греческие и латинские трагедии и комедии уступали место более посещаемым гру­бым пантомимам и мимическим представлениям, насыщен­ным непристойными сценами, жестами, телодвижениями.

В то же время в подземных катакомбах Рима, где ранние христиане тайно собирались на свои религиозные собрания и где хоронили своих единоверцев, делает первые шаги и новое христианское искусство, ищущее новых эстетиче­ских идеалов, новых форм выражения. Наметившаяся ^в «языческом» изобразительном искусстве (прежде всего ^в скульптуре) тенденция к отказу от классических форм, ^от иллюзорного подражания действительности, к «возрождению» форм греческой архаики активно поддерживается и раннехристианским искусством. Изображения начи­нают приобретать плоскостный характер (даже в рельефе и скульптуре). Фигуры теряют тяжесть, как бы парят над землей. Схематизм в изображении тел вытесняет былую пластичность. Предметная действительность теряет свою ценность. Художника начинает интересовать только духов­ная реальность ²⁸.

Важное место у ранних христиан начинают занимать сим­волические изображения. Крест, якорь, корабль, виноград­ная лоза, овцы, пастух с ягненком на плечах,— все эти простые изображения были для христиан символами и зна­ками глубоких религиозных тайн.

Христианство — естественный продукт эллинистиче­ской культуры²⁹. Это тот новый в греко-римском мире фено­мен, который возник на основе главных тенденций элли­низма к космополитизму, монотеизму, новой морали, наконец, к новому иррационализму. Это тот духовный ре­зультат, на который была внутренне ориентирована куль­тура эллинизма и который она дала миру на последующие две тысячи лет его развития.

В первый период своего существования христианство ³⁰, как новая система мировосприятия, развивалось параллель­но со всеми основными философско-религиозными течения­ми эллинизма, многое отрицая в них, многое заимствуя и оказывая подчас сильное влияние на некоторые из них. Возникшее не на эллинской, а на восточной основе (древ­нееврейской религии), оно смогло отказаться от многих принципов античного мышления и античной культуры, от­казываясь, таким образом, и от основных духовных тупи­ков этой культуры. В данной ситуации оказался возможным и тот синтез основных характеристик восточных и греко-римской культур, к которому вела эллинизм логика исто­рического развития. Этот синтез, как активное преодоле­ние культур древнего мира на новом уровне, и начал осуществляться в рамках христианского эллинизма (I—IV вв. н. э.).

Духовная культура христианства возникла в результа­те взаимопроникновения двух наиболее зрелых и целост­ных культур древнего мира, противоположных друг другу по целому ряду своих основных параметров,— греко-рим­ской и ближневосточной. Последняя оказалась в состоянии дать грекоязычному, а затем и латинскому миру в период его духовного кризиса обильную пищу (в виде собрания своих основных культурно-исторических, религиозных, фило­софских и поэтических текстов в составе Библии) для раз­вития новой культуры, снимающей путем синтезирования многие противоречия предшествующих культур.

Активное взаимодействие культур Востока и Запада началось, как известно, в период эллинизма и характери­зовалось бурным проникновением греческого языка и эл­линской культуры³¹ на Восток и определенной открыто­стью этой культуры для восточных влияний. Большинство элементов ближневосточных культур, включая и египетскую, участвовавших в конечном синтезе, нашло отражение и может быть реконструировано по своду библей­ских (называемых в христианстве ветхозаветными) текстов, фактически уникальному по объему и культурной значимо­сти письменному источнику ближневосточных культур того времени. В качестве религиозного текста он полностью во­шел в канон христианской литературы, став актуальной ду­ховной пищей для всего средневековья. На него мы и опи­раемся при кратком сравнении ближневосточной культуры с греческой, на основе которых возникла раннехристиан­ская литература.

Столкновение двух, по-своему замкнутых в себе, куль­тур ^3J возбудило в них обеих мощную волну литературной деятельности ³⁴, которая, с одной стороны, острее выявила противоположные аспекты этих культур, а с другой — наметила пути их сближения. Каковы же основные духов­ные оппозиции этих культур, требовавшие их снятия или принятия в рамках новой культуры? ³⁵

Прежде всего бросающееся в глаза различие способов или типов мышления, познания мира и первопричины в эл­линской и ближневосточной традициях. Греческому логи­ческому мышлению, как основе интеллектуального позна­ния, противостоял ветхозаветный иррационализм, «психо­логическое понимание» как путь непосредственного знания ^зв. Познание мира и бога библейский мудрец осущест­влял не путем созерцания жизни (ср. вЯпт иещсзфйкьт Ари­стотеля) и понятийно-логического осмысления ее, а не­посредственно в самой жизни, переживая и постигая ее в глубинах своего духа. Эллинский мир дал культуре тип философа, стоящего над жизнью, извне созерцающего жизнь.

22