Глава II

За что же так беспощаден Лактанций к философии, которую он именует «ложной мудростью» (falsa sapien-tia), посвятив ей специально третью книгу «Божественных наставлений», и что противопоставляет он ей? Присмот­римся к ходу полемики Лактанция с философами. Она подводит определенный итог спору между ранним христиан­ством и античной философией и подготавливает следующий этап спора, который придется завершать уже Августину.

Диалог христиан с философами идет по главному воп­росу — об абсолютной истине. Лактанций считал, что она плотно скрыта «завесой облаков» как от невежественного народа, погрязшего в суетных и достойных осмеяния пред­рассудках, так и от путаников-философов, «трудами своими часто затемняющих, а не проясняющих излагаемые поло­жения» (Div. inst. IIT,'1,1). Как ни удивительны были по­знания философов в области различных наук, но они не имели знания об истине, «ибо никто не может постигнуть ее ни размышлением, ни путем споров» (ibid., Ill, 1,6). Лактанций не порицает философов за то, что они стремились познать истину, потому что, по его убеждению, бог вложил такое желание в сердце каждого человека, но он осуждает их за то, что они трудились безрезультатно. Писание по­казало христианам, что «познание философов содержит одну суету» (stultas esse) (Div. inst. Ill, 1,10), тем пе менее Лак­танций стремится еще раз убедить в этом и себя, знатока ан­тичной философии, и читателей.

Уже само название «философия» (любовь к мудрости) показывает, что философы только ищут мудрость, но не нашли еще. А так как они не нашли ее до сих пор, то они, видимо, ее и не ищут; или ищут не так, как надо, и не там, где надо. «Известно, что философия состоит из двух состав­ляющих — из знания и предположения (scientia et opina-tione) — и ни из чего иного». Знание же не является плодом ума и не приобретается путем размышлений. Только бог имеет источник знания внутри себя самого. Люди получают знание извне. Следовательно, на долю собственно философии остаются одни лишь предположения и догадки⁵⁰. Но с их помощью нельзя открыть «причин естественных вещей» {causas naturalium rerum) типа размеров солнца, формы (шар или полушар) луны, способа «крепления» звезд или толщины земли. Итак, если, как было сказано и как считал еще Сократ, нет совершенного знания и, как полагал Зеноп,

культурология ранней патристики

89

не следует делать предположений, то вся философия ниспро­вергнута, от неё ничего не остается (Div. inst. Ill, 4,2). Это подтверждает, по мнению Лактанция, и противоречи­вость суждений отдельных философов почти по всем основ­ным философским проблемам.

Ближе всех к истине подошли скептики (или «акаде­мики» в лексике поздиеантичной философии), отрицавшие возможность знания. Здесь Лактанций близок к Арнобию, и не случайно, ибо скептицизм, как естественное и логиче­ское порождение позднеантичной философии и диалектики, лучше всего выявил главные противоречия античной фило­софии и кризис «античной диалектики». С другой стороны, он открывал путь к антиномической многозначности, что было родственно христианскому мышлению, идущему от парадокса и чуда. Поэтому почти всех раннехристианских мыслителей притягивали к себе взгляды «академиков». Лактанций, однако, считает, что в гносеологии «академики» не правы, «ибо невозможно, чтобы никто ничего не знал» (Div. inst. Ill, 4, 14). Есть много истин, добытых путем дол­говременной практики, которые всем известны, и Аркеси-лаю следовало бы знать, что можно знать, а чего нельзя. Чтобы быть мудрым, необходимо непременно что-нибудь да знать. Аркесилай поразил себя тем же мечом, что и дру­гих философов (Div. inst. Ill, 5, 1—5). Учение его само себя опровергает, ибо «необходимо нечто знать, чтобы знать, что ничего нельзя знать; ибо совершенно ничего не зная, не можешь знать и того, что ничего нельзя знать» (Div. inst. Ill, 6, 11).

В чем же заключена мудрость, по мнению Лактанция? Она состоит в том, что человек не может «знать всего» (omnia scire), ибо это по силам только богу, но он не может и «ниче­го не знать» (omnia nescire), ибо это удел скотов. «Есть некая середина, свойственная человеку; в ней знание и незнание соединены друг с другом и смешаны. Знание в нас от ума (ab animo), происходящего с неба, незнание — от тела, про­исходящего от земли» (Div. inst. Ill, 6, 2—3). Мы отчасти одарены ведением, отчасти — неведением. Этот срединный путь — как бы мост, позволяющий избежать опасности. Избравшие другие пути падают по ту или другую сторону, как академики или физики (натурфилософы). Первые, заме­тив, что в природе есть много непонятного, сделали вывод о невозможности всякого познания. Вторые, напротив,

90