Глава II

восмесительстве ⁴⁵. Среди язычников было распространено мнение, что христиане в местах своих ночных собраний при­вязывали к светильникам собак и, когда постыдные страсти их распалялись, они бросали собакам куски мяса. Устрем­ляясь к пище, собаки опрокидывали светильники и в обра­зовавшемся мраке христиане блудодействовали (см. Ad nat. I, 7; Apol. 7). Все это перечисляет у Минуция Феликса и Цецилий, обвиняя христиан. Их секта, утверждал он, набирает своих членов из самой низкой, грубой и необра­зованной части населения и легковерных женщин. Пороки христиан не поддаются описаниям. Они питают постыдную любовь ко всем своим собратьям, даже не зная их лично. Как говорят все, отмечает Цецилий, новообращенному в хри­стианство предлагается младенец, покрытый для маскиров­ки мукой. Посвященному предлагается нанести несколько ударов ножом, которые умерщвляют младенца. И тогда при­сутствующие с жадностью пьют кровь невинной жертвы и поедают ее (Octav. 9, 5).

Христиане презирают храмы, не признают традиционных богов и насмехаются над священными обрядами. Они по­могают бедным и, будучи почти нагими, пренебрегают по­честями, богатством и багряницами жрецов. «О, удивитель­ная глупость,— восклицает образованный и благоверный римлянин Цецилий,— и невероятная дерзость! Они прези­рают настоящие пытки, но страшатся сомнительного и бу­дущего; и хотя они боятся умереть после смерти, однако [настоящей] смерти не боятся» (Octav. 8, 5). «А какие дико­вины (monstra), какие странности выдумывают христиа­не!» — продолжает Цецилий. Они считают, что их невиди­мый одинокий бог все видит, все знает, даже мысли людей, везде присутствует и т. п. Мир будет в конце концов разру­шен, т. е. нарушится естественный ход природы, а правед­ные воскреснут. «Все это,— резюмирует Цецилий,— вы­мыслы нездорового воображения и нелепые утешения, обле­ченные лживыми поэтами в сладостные стихи и без зазре­ния совести приписанные вами, легковерными, вашему богу» (Octav. 11, 9).

Словами Цецилия вся римская языческая интеллиген­ция порицает нелепое учение христиан, их жалкий образ жизни, неразрывно связанный со страданиями, аскезой, нищетой, отказом от удовольствий. «Итак, несчастные, вы и не воскреснете и [здесь] не живете. Поэтому, если в вас есть

Культурология ранней патристики

61

хоть немного мудрости и скромности,— взывает римская практическая рассудительность,— перестаньте исследо­вать небесные сферы и судьбы и тайны мира; довольно для j вас, [людей] необразованных, грубых, невежественных, ^ некультурных, смотреть [себе] под ноги; кому не дано по­нимать земное, тому тем более отказано 1в способности] обсуждать божественное». Если в вас горит страсть к фило­софствованию, то вам надлежит брать пример с Сократа, первого из мудрецов, который на предлагавшиеся ему воп­росы о небесном обычно отвечал так: «Что выше нас, то нас не касается» (quod supra nos, nihil ad nos). Мудрость Сократа заключалась в том, что он познал, что не знает ничего. «Итак, в признании незнания заключается высшее благора­зумие». Отсюда и происходит скептическая философия Арке-силая, Карнеада и других академиков. Ее-то, столь под­ходящую духу римского практицизма, и предлагает Це­цилий христианам, ибо подобный способ философствования «безопасен для неученых и славен для ученых» (Octav. 12, 7—13, 3).

Христиан, наконец, обвиняли и во всех стихийных бед­ствиях, обрушивавшихся время от времени на те или иные области Империи, полагая, что именно из-за неуважения христиан к римским богам последние насылают на народ засуху, град, побивающий виноградники, бури, болезни, эпидемии и т. п. (см. Сург. Ad. Demetr. 5).

Нелепость и несостоятельность этих обвинений апологеты доказывали подробно и всесторонне, опираясь, с одной сто­роны, на римскую историю и суждения греческих и рим­ских писателей, а с другой — на главные положения хри­стианского учения, вскрывая при этом важные стороны и тенденции позднеантичной культуры.

Да, христиане не признают римских богов, ибо они не боги, и сами римляне и греки своим неуважением к ним доказывают это прежде всего.

Да и есть ли что-либо божественное в этих, с позволения сказать, богах?

Вы, обращается Тертуллиан к язычникам, обвиняете нас впоклоненииОнокоиту, но у вас-то ведь таких богов множе­ство. Есть у вас боги с собачьей головой и со львиной, с ро­гами бычьими, бараньими и козлиными, есть боги козли­ного, змеиного и птичьего вида (Ad nat. I, 14). Воздвигают­ся огромные храмы, вторит ТертуллиануАрнобий, кошкам,

62