9.1.5. Детеатрализация политики

Большое различие, которое отличает нынешние условия от тех, что были несколько десятилетий назад, заключается в том, что информация не является редкостью как это было прежде. До самого последнего времени говорили, что тот, кто владеет инфор­мацией, обладает властью. Под властью понимался контроль над движением коммуникации. Ныне информация сверхобильна и становится в силу этого плохо контролируемой. Скорость движе­ния информации в средствах коммуникации и ее эфемерный ха­рактер обрекают политиков заниматься неотложными задачами. Речь в данном случае идет о представительной демократии, в ко­торой длительность мандата народного избранника невелика, и он должен помнить о необходимости в ближайшем будущем пере­избираться. Под воздействием СМИ эта тенденция еще более уси­ливается.

«Временное измерение журналистики, — пишет С. Стейнер, — является одновременно нивелирующим. Все имеет одно и то же значение по важности. Все является только ежедневным. Подоб­ным же образом содержание, возможное значение материала, ко­торый сообщается, обесценивается уже на следующий день. Жур­налистское видение оттачивает каждое событие, каждую индиви­дуальную или коллективную ситуацию для того, чтобы обеспечить ему максимальную силу проникновения; но оттачивание осуще­ствляется однообразно. Политическая масштабность и цирк, скачки науки и атлетов, апокалипсис и расстройство желудка от­носятся к одному и тому же разделу. Парадоксально, что эта гра­фическая неотложность своей монотонностью осуществляет анес­тезию. Красота и террор являются только в конце дня. И мы не видим целостной картины в ожидании завтрашнего утра»⁶⁰¹.

Мы сталкиваемся здесь с заранее определенной повесткой дня. Окрашивая разные вещи и события, СМИ кладут конец классической форме публичного слова, длительным речам, в ходе которых политик мог показать себя как подлинного трибуна. Па­радоксально, все чаще говорят о политике-спектакле и все реже -о праве получить слово, традиционно относящегося к модели те-

¹ 5ск»агЬепЬег

К.-О. Ь'ЕШ-5рес1ас1е. Р., 1977. Р. 10, 12.

¹ 51етег8. КёеИез ргёзепсез. Р., 1993. Р. 123.

498

32*

499

атра. Персонализация политики— это прежде всего конкретность и быстрое принятие решений. События не позволяют отступать и не дают времени на размышление.

Речь не идет более о проведении собраний. Речь идет о широ­кой анонимной публике. Отсюда рождаются новые формы поли­тических речей, напоминающие формы беседы. Театральная жес­тикуляция используется для создания обстановки доверия. По­скольку политика становится во многом личным делом, спагпе1, фильмированным, своеобразным шоком, который не знают как представить публике, постольку происходит детеатрализация по­литики. Комментарии предложений политиков становятся неред­ко комментарием политической реальности.

В «Хвале интеллектуалам» (1987) Б.-А. Леви заявляет по пово­ду телевизионного образа представленных лиц: «Посмотрите, как их показывает телевидение, как оно их разоблачает, как выбивает их с позиции, как оно ставит их в неудобное положение, как по­буждает их раскрываться или импровизировать. На телевидении, я иногда это говорил, по лицам читают открытую книгу. Мы дума­ем, как девочка поднимет платье. Существует так хорошо назван­ный "момент истины", обнажение персонажа, который мне ка­жется привлекательным и который по ходу является небезынте­ресным для демократии»⁶⁰².

Для того чтобы выиграть политическое сражение и привлечь, внимание публики, нужно говорить все короче и все более просто и использовать понятные и поражающие воображение формулы, чтобы не быть обвиненным в использовании дремучего языка. «Хронодинамический» закон, согласно формуле Режи Дебре, на­правлен против концепции театрализации политики, так как длинные монологи раздражают и вызывают непонимание со сто­роны публики. И потому политики, выступая по телевидению, т.е. перед публикой, большинство которой весьма слабо политизиро­вано, стремятся любыми силами вызвать у нее интерес. А это зна­чит, что надо действовать в соответствии с его законами, правила­ми, кодами.

«Трезвость речей подчеркивает выразительность внешнего облика, - утверждал выдающийся политический деятель Фран-

¹ О". БЫ/аПаИ Н. е1 а1. Ор. сИ. Р. 67.

ции Шарль де Голль. — Ничто так не выделяет авторитет, как мол­чание — сияние сильных и убежище слабых, сдержанность гордых и гордость смиренных, благоразумие мудрых и ум простаков. Че­ловек, который чего-то сильно хочет или боится, естественным образом дает выход своей тревоге в словах. Если он поддастся это­му искушению, это лишь усилит его страсть или страх. Кроме того, говорить — значит излагать свои мысли, расточать свой пыл, одним словом, рассеиваться в тот момент, когда действие требует концентрации. "Берегитесь!" — кричат войскам, прежде чем пус­тить их в ход. А так как все, что исходит от командира, в высшей степени заразительно, он порождает спокойствие и вниматель­ность, при условии, что он молчит...

Однако систематическая сдержанность командира не произво­дит впечатления, если она не сопровождается решительностью и пылом. Есть невозмутимые люди, которые какое-то время кажутся сфинксами, а потом — идиотами. Авторитет рождается из контрас­та между внутренней мощью и умением владеть собой, так же как элегантность в азартной игре заключается в том, чтобы поднимая ставки, казаться все хладнокровнее, и как проникновенность ак­терской игры зависит от умения актера сдерживать эмоции...

Впрочем, от командира прежде всего ожидают умения гос­подствовать над событиями, накладывать на них свой отпечаток, принимать на себя ответственность за их последствия. Возвыше­ние человека над другими не может быть оправдано, если он не придает импульс общему делу и гарантирует ему присутствие ха­рактера. Иначе за что командир получал бы привилегию господ­ства, право отдавать приказы, гордость за то, что ему повинуются, тысячи знаков почтения и льготы, сопутствующие власти, льви­ную долю чести и славы победителя? И как оплатить все это, если не риском, который командир берет на себя? Повиновение было бы невыносимым, если бы тот, кто его требует, не извлекал бы из него ничего эффективного. Но разве смог бы он извлечь эту пользу, если бы не имел смелости принимать решения и действо­вать?»⁶⁰³

Этот вид власти получил широкое распространение начиная с 50-х гг. XX столетия, когда в жизнь людей буквально ворвалось те-

603

Д е Голль Ш. На острие шпаги. М., 2006. С. 104-109.

501

левидение. С этого момента монополия на информацию, полу­ченная в предшествующие годы печатью, была похищена у нее. Телевидение положило начало распространению новых техноло­гий. Стала, например, возможной передача образов на расстоя­ние, что придало власти влияния некую магию и волшебство.

Революция в аудиовизуальных средствах информации поро­дила новый тип власти влияния, введя в игру и чувствительность, и воображение человека. Телевидение вызвало социальные и пси­хические изменения в жизни людей.