8.2.8. Значение и границы концепции власти м. Фуко

Как справедливо отмечает Ж. Рюсс, произведения М. Фуко -это долгое, терпеливое, тщательное объяснение власти. Он опи­сывает множество стратегий, дает возможность увидеть послуш­ное тело, контроль за жизнедеятельностью как следствие «паноп­тикума» И. Бентама. М. Фуко в своих работах рисует машину вла­сти, действующую при помощи всех пружин общества в школах, больницах и тюрьмах с их инстанциями надзора и отметок и их «господами в нормальности». «Удивительно ли, что тюрьмы похо­жи на заводы, школы, казармы и больницы, которые похожи на тюрьмы»⁵⁶¹. И эту власть нужно отделить от того, чем она не явля­ется. И тогда она станет более понятной.

По мнению М. Фуко, власть и господство разделены тысячью миль. Господство, или могущество йоттиз, господина является под­чинением. Многие доктрины сближают эти два понятия. К. Маркс, например, говорит о классовом господстве, а М. Вебер процесс гос­подства рассматривает как центр всей комплексной политической структуры общества. Господство, по М. Веберу, это то, что позволя­ет осуществление власти. Подчинение тысячью граней приводит к анализу отношения «господин-раб», что отражено в работах мно­гих мыслителей начиная с Гегеля и до М. Вебера.

Ничего подобного нет у М. Фуко. Он сам заявляет: «Властью я называю не "Власть" как совокупность институтов и аппаратов, которые гарантировали бы подчинение граждан в каком-то госу­дарстве. Под властью я также не подразумеваю такой способ под­чинения, который в противоположность насилию имел бы форму правила. Наконец, я не имею в виду и всеобщей системы господ­ства, осуществляемого одним элементом (или группой) над дру­гим, господства, результаты действия которого через ряд последо­вательных ответвлений пронизывали бы все социальное тело. Анализ в терминах власти не должен постулировать в качестве ис­ходных данных суверенитет государства, форму закона или все­объемлющее единство некоторого господства; скорее всего, на­против, это только терминальные формы такого анализа. Под властью, мне кажется, следует понимать прежде всего множе-

⁵⁶⁰ Фуко М. Воля к истине. С. 187-190.

⁵⁶¹ Фуко М. Надзирать и наказывать. С. 334.

460

461

ственность отношений силы, которые имманентны области, где они осуществляются, и которые конститутивны для ее организа­ции; понимать игру, которая путем беспрерывных битв и столкно­вений их трансформирует, усиливает и инвертирует; понимать опоры, которые эти отношения силы находят друг в друге таким образом, что образуется цепь или система, или, напротив, пони­мать смещения и противоречия, которые их друг от друга обособ­ляют; наконец, под властью следует понимать стратегии, внутри которых эти отношения силы достигают своей действенности, стратегии, общий абрис или же институциональная кристаллиза­ция которых воплощается в государственных аппаратах в форму­лировании закона, в формах социального господства»⁵⁶².

Есть ли нечто общее между властью и «добровольным раб­ством»? Традиция, идущая от Э. де Ла Боэси, призывает нас рассмат­ривать вместе власть и добровольное рабство. Загадкой загадок явля­ется вечный вопрос: почему люди сражаются за свое рабство так же, как если бы сражались за свое спасение? Это не приемлет М. Фуко. Воля к рабству не вписывается в центр власти. «Добровольное рабство», утверждает он, не является центральной проблемой власти. Как можно желать быть рабом? — вопрошает он. Не при­емлет М. Фуко и понятие любви к хозяину. Такое понятие, говорит он, не ставит проблему власти или, скорее, ставит эту проблему так, что она не может быть подвергнута научному анализу. «И это так по­тому, что несостоятельно понятие господина, преследуемого различ­ными фантомами господина со своим рабом, господина со своим последователем... господина, порицающего и запрещающего»⁵⁶³.

Специфику властных отношений позволяет также понять раз­личие между властью и насилием. Издавна полагают, что насилие представляет собой глубинную правду властных отношений. При этом под насилием понимается силовой акт против препятствия, использование силы против права, все то, что нацелено на слом со­противления при помощи террора и т.д. Между тем социологичес­кая теория связывает насилие с властью. Согласно М. Веберу, на­пример, насилие обозначает нормальное осуществление власти во всяком государстве, которое строго регулирует его применение.

М. Фуко, напротив, считает недопустимым сводить власть к насилию, их нельзя смешивать. «Означает ли это, что нужно было бы искать собственный характер властных отношений в стороне от насилия, которое является их примитивной формой, постоян­ным секретом и последним средством? ...Фактически, если что и определяет властное отношение, так это способ действия, способ, который не воздействует прямо и неотложно на других, он воз­действует на их собственное действие. Действие на действие, на возможные действия и действия реальные, будущие или настоя­щие»⁵⁶⁴ .

Действие на действие — это стратегия, осуществляемая в поле ответов, реакций, где власть специфицируется как открытость, созидательное отношение, динамическое поведение. Далекая от господства, угнетения, разрушительного насилия власть не может сводиться к энергии, которая разрушает, укрощает, подчиняет. Власть не сводится к принуждению. Она созидает, действует. Власть создает образы жизни, сексуальности, знаний. Даже если властное отношение использует насилие, это последнее не озна­чает сущности власти. Власть является совокупностью действий «в ответ» на возможные действия, отмечал М. Фуко, она действует на поле возможного, где осуществляется поведение действующих субъектов.

Ни господство, ни насилие, ни, понятно, репрессии не порож­дают власть. Власть не подавляет, не душит, не располагается ря­дом с законом и наказанием. С 1977 г. М. Фуко называет понятие репрессий «ненадежным» или двусмысленным. Он рассматривал это понятие как неадекватное для оценки продуктивности и изоб­ретательности власти. Если понятие репрессий скрытно вмешива­ется («История безумия»), то оно выявляет негативную инстан­цию, которая скрывает власть, производящую удовольствия и знания.

Если власть оказывается стратегическим отношением, а вовсе не репрессиями и насилием, то, возможно, она более близка к ком­муникации, которая передает информацию, знания, их значимые элементы. Однако власть отличается от коммуникации. Она, безус-

462

⁵⁶² Фуко М. Воля к истине. С. 191-192. ⁵⁶³СГ Дгш/. Ор. ей. Р. 194.

⁵⁶⁴ Бгеу/из Н., КаЫпо\м Р. МюЬе1 Роисаик, Ш рагсоиге рЬПозорЫяие. Р., 1984. Р. 315.

463

ловно, имеет свою специфику. Передача информации не смешивает­ся с «властью-стратегией», которая, однако, проходит через систему коммуникации. Наслаиваясь друг на друга, отношения коммуника­ции и власти представляют собой две специфических области.

Власть, в отличие от коммуникации и репрессий, характери­зуется внешней силой, организующей взаимодействия индивидов между собой и групп с группами. Она неотрывна от стратегичес­ких процессов. Она - не субстанция или сущность. Она — данная нам реальность, обладающая субстанционными чертами. Чуждая всякой фиксированной структуре, власть циркулирует, продвига­ется, действует.

На бытовом уровне говорят: «Иметь власть». Но язык в дан­ном случае — лжец. «Увеличить свою власть», — так тоже говорят. Но власть не означает ни капитал, который нужно увеличить, ни товар, ни вещь. Власть — это отношение. Всякая субстанционалис-тская концепция власти ближе к образу или риторической фигу­ре, чем к организационному центру власти. Власть не вещь, которой обладают. И она вовсе не является вечным понятием. «Власть, — считает М. Фуко, — не есть нечто, что приобретается, вырывается или делится, нечто такое, что удерживают или упускают; власть осуществляется из бесчисленных точек и в игре подвижных отно­шений неравенства»⁵⁶⁵.

Отношения власти, по мнению М. Фуко, не находятся во внешнем положении к другим типам отношений (экономическим процессам, отношениям познания, сексуальным отношениям), но внутренне присущи им. Они являются непосредственными ре­зультатами разделений внутри общества, присущих ему неравен­ства и неуравновешенностей. И наоборот, отношения власти яв­ляются внутренними условиями дифференциации общества. До­бавим. Отношения власти не находятся в позиции надстройки, когда они играли бы роль простого запрещения или сопровожде­ния социального развития общества; там, где они действуют, они выполняют роль непосредственно продуктивную.

М. Фуко выдвигает предположение, что власть приходит сни­зу. Это значит, что в основании отношений власти в качестве все­общей матрицы не существует никакой бинарной и глобальной

^{5 65} Фуко М. Воля к истине. С. 194.

оппозиции между господствующими и теми, над кем господ­ствуют. Скорее, следует предположить, что множественные от­ношения силы, которые образуются и действуют в аппаратах производства, в семье, в ограниченных группах, в институтах, служат опорой для обширных последствий расщепления, кото­рые пронизывают все целое социального тела. Эти последние, пи­шет М. Фуко, образуют некую генеральную силовую линию, ко­торая пронизывает все локальные столкновения и их связывает. В свою очередь, конечно же, они производят перераспределение, выравнивание, гомогенизацию, сериальные упорядочивание и конвергенцию эффектов указанного расщепления.

Наконец, властные отношения не сводимы, по М. Фуко, к субъективным отношениям, проявляющимся в воле, желании вла­сти, решениях и т.п. И микровласти — это не множество маленьких волевых усилий. «Отношения власти, — утверждает М. Фуко, — яв­ляются одновременно и интенциональными, и несубъективными. Если они и в самом деле являются интеллигибельными⁵⁶⁶, но не потому, что являются якобы следствием, говоря в терминах при­чинности, некоторой другой инстанции, которая их будто бы «объясняет», но потому, что они насквозь пронизаны расчетом: нет власти, которая осуществлялась бы без серии намерений и це­лей. Это не означает, однако, что она проистекает из выбора или решения какого-то индивидуального субъекта; не будем искать некий штаб, который руководил бы ее рациональностью; ни кас­та, которая правит, ни группы, которые контролируют государ­ственные аппараты, ни люди, которые принимают важнейшие экономические решения, — никто из них не управляет всей сетью власти, которая функционирует в обществе (и заставляет его фун­кционировать) ...»⁵⁶⁷

Думается, есть все основания говорить, что рациональность власти не совпадает с рациональностью индивидуальных реше­ний. Она совпадает с движением стратегий и тактик как вербаль­ными колоннами власти.

566 Интеллигибельный (лат. ЫеПщШШз - постигаемый, мыслимый).

1. постигаемый только разумом и недоступный чувственному познанию;

2. вымышленный, нереальный, сверхъестественный.

⁵⁶⁷ Фуко М. Воля к истине. С. 194-195.

464

30 Заказ 125

465

!

Власть, как мы это уже показали, не сводится к репрессиям, закону, насилию, не сводится к игре суверенитета, решающего вопрос жизни и смерти, к индивидуальной воле. Она не сводится к совокупности институтов и аппаратов, а также и ко всем спосо­бам подчинения. Что же тогда обозначает власть?

Власть есть вездесущее движение и мобильная стратегия, по­рождающая различные виды сопротивления или контртактики. Понятия стратегии и стратегической ситуации, сопровождаемой контрстратегией, оказываются в центре власти.

Стратегия в общепринятом смысле представляет собой комп­лексную совокупность, обладающую множеством пересекающихся между собой значений. Стратегия охватывает вопросы теории и практики подготовки вооруженных сил к войне и ее ведения. Как область практической деятельности стратегия занимается опреде­лением стратегических задач вооруженных сил и необходимых для их выполнения сил и средств. К тому же стратегия обозначает так­же совокупность средств и скоордированных действий в интересах достижения определенной цели. Об этом мы уже говорили выше.

М. Фуко придает понятию «стратегия» еще один смысл. Он понимает под стратегией совокупность используемых приемов в противоборстве, имеющем целью лишить противника находя­щихся в его распоряжении средств сражения, с тем чтобы выну­дить его к отказу от борьбы. И это уже будут средства достижения победы.

Таким образом, не бывает властного отношения без сопротив­ления, контртактики, антагонистической реакции и тенденции к противостоянию. И если власть не использует насилие, то, по М. Фуко, властные и стратегические отношения объединяются. Смущает, правда, термин «противостояние», который в политике чаще всего связан с идеей борьбы, а значит, и с насилием. Лучше, видимо, говорить о взаимном побуждении к противостоянию. И власть в таком случае означает некое хрупкое равновесие между соперниками, стремящимися воздействовать на возможности друг друга в действиях.

С конца 70-х гг. М. Фуко акцентирует свое внимание на идее правления в том смысле, в каком это понятие использовали начи­ная с XVI в., т.е. правления, освященного идеей власти. Он, в час­тности, размышляет над «Я» или «субъектом», организующим

466

свое собственное существование. Идея правления позволяет по­нять феномен образования субъекта через осуществление власти.

В одной из своих работ («Два эссе о субъекте и власти») М. Фуко сближает понятия власти и правления. «Власть в своей основе, — утверждал он, — является в меньшей степени порядком противо­борства между двумя противниками, или обязательством одного перед другим, чем порядком "правления". Нужно сохранить за этим словом широкое значение, которое оно имело в XVI в. Она не соотносится только с политическими структурами и управлени­ем государствами, она обозначает способ руководства поведением индивидов или групп: правление детьми, душами, сообществами, семьями, больными. Оно не покрывало бы институционализиро­ванные и легитимные формы политического или экономического подчинения; оно охватывало бы более или менее обдуманные и расчетливые способы действия, нацеленные на оказание влияния на возможные действия других индивидов»⁵⁶⁸.

В схеме закон - принуждение — репрессия М. Фуко заменяет от­ношение открытой и мобильной силы, пронизывающее своим дей­ствием все социальное тело общества. Проблема власти в конечном счете оказывается неразрывно связанной с проблемой правления, способом воздействия на Другого. М. Фуко потом незаметно пе­рейдет от идеи правления другими к идее правления самим собой.

В заключение М. Фуко предлагает анализ образования субъек­та, или западноевропейского «Я», при помощи технологий влас­ти, через утверждение порядка во всех областях жизни. Он иссле­дует не Власть вообще как абстрактную и универсальную катего­рию, а властные отношения. Его видение власти связано с нормами и моделями, организующими все микростратегии.

⁵⁶⁸ Бгву/из Н., КаЫпом> Р. М1сЬе1 РоисаиК, Ш рагсоигк рЬПозорЫяие. Р., 1984. Р. 314.

467

Заслуга М. Фуко состоит и в том, что он показал, что знания не являются продуктом универсального Субъекта, наделенного Разумом, они — результат власти. М. Фуко, таким образом, меняет классическую гуманистическую перспективу, связанную с КаИо и Бще1 итуегзе1. М. Фуко осмысливает знания и власть в рамках аб­солютного релятивизма. Власть порождает переходные и эфемер­ные знания.

Власть, значит, осуществляет созидательные функции. Она вызвала к жизни не только техники и диспозиции действий, но и психиатрию, психологию, статистику, нормы, модели и т.д. Она, говоря иначе, создает субъективное, знание. Еще более показатель­ный пример — тюрьма. В ее сводах заключенный становится объек­том наблюдения, на основе чего формируется криминология.