8.2.1. Разум, форма власти: «История безумия в классическую эпоху»

В этой работе внимание философа сосредоточено на выясне­нии этапов закрепления и изгнания безумия, а не на самом безу­мии. И это подводит исследователя к осмыслению темы «разум-власть». Правда, в этой работе нет развернутого анализа понятия власти, но к самому понятию философ обращается.

Какие же этапы выделяет автор в своей работе, обращаясь к весьма нестандартной теме, какой является тема безумия. Внима­ние автора привлекает, в частности, 1657 г., который он определя­ет как этап Великого заточения безумия. В Средние века, а потом и в эпоху Возрождения безумие присутствует на социальном го­ризонте как ежедневный факт. Классический век, говорит нам М. Фуко, сводит безумие к тишине странным «актом насилия» как в мысли, так и в практической жизни. Подобно Декарту, счи­тавшему, что безумие не касается того, кто мыслит, монархичес­кий порядок создает специальные дома для содержания психи-

чески больных или сумасшедших, окружая их тишиной и поме­щая их рядом с гомосексуалистами, паразитами, бедняками, ко­роче, рядом со всеми лицами, исключенными из общества. «Клю­чевая для нас дата — 1656 г., когда был подписан декрет об основа­нии в Париже Общего госпиталя, — пишет М. Фуко. — По своему функционированию и даже по замыслу Общий госпиталь не име­ет ни малейшего отношения к медицине. Это одна из инстанций порядка, того монархического буржуазного порядка, который складывается во Франции как раз в этот период... Вскоре структу­ра эта... покрывает своей сетью всю Францию»⁵⁴⁴.

Почему происходит такое исключение? Почему распутники, сумасшедшие и другие части «пестрого населения», образующие пространство безумства, оказываются отброшенными? Этой ти­шине, этому «великому заточению» есть, конечно, экономическое обоснование. Заточение в психиатрическую больницу — это ответ XVII в. на кризис, поразивший западный мир. Опираясь на этот ответ, власти стремились избежать социальной агитации и предо­ставить работу интернированным. «Великое заточение» имело це­лью устранение демонов Запада. С его помощью обрамлялись и идентифицировались ясность и рациональность, изгонялось то, что связано с мраком и негативом. Именно при помощи «велико­го заточения» разум изгоняет своего другого, отличающегося от него, и он обретает подлинную власть, силу господства и репрес­сии. Классическое гаНо господствует и исключает, устанавливая границу между человеком разумным и негативом общества.

М. Фуко указывает на различные обстоятельства, способство­вавшие заполнению больниц, застенков и исправительных домов. Речь шла о борьбе с нищенством, о создании рабочих мест, регу­ляции уровня цен и заработной платы (посредством регуляции рабочей силы), установлении социального порядка, внушении этической ценности труда, коррекции морали (под знаком рели­гии). Этими мерами руководило представление об обустроенном социальном рае, который соответствовал бы небесному раю.

На протяжении XVIII в. сумасшедшие были отделены от этой гетерогенной массы, и обращались с ними в основном как с осо­бой социальной категорией. Растущей промышленности требова-

⁵⁴³ РоисаиИ М. Отпек е181гщи1аИт: Уегз ипе сгШяие йе 1а га18оп ро1Шяие //ЬеОёЬа1. 1986. N41. Р. 5.

444

⁵⁴⁴ Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997. С. 66, 68.

445

лась рабочая сила. Бездельники, нищие, безработные и др. вновь становятся частью «тела нации». Интернирование более не соот­ветствует потребностям общественной экономики. Учреждения заключения остаются за безумными и теми, кого сажают в соот­ветствии с уголовным законодательством. Параллельно с такой дифференциацией сумасшедших развиваются представления о безумии. М. Фуко сообщает о восприятии безумства как связую­щего звена с освобожденным зверством, которое следует пресе­кать с решительностью.

К концу XVIII в. сумасшедшие приобретают свои собственные заведения — лечебницы для душевнобольных. Безумие берется под опеку, и М. Фуко подчеркивает связь между юридической недеес­пособностью и психологической несвободой. В расхожих истори­ческих сочинениях французский врач Филипп Пинель выступает первопроходцем гуманизма. Именно он в 1794 г. освобождает за­кованных в цепи душевнобольных в лечебнице «Бисетр». М. Фуко презрительно отзывается об идеализации такого типа. Душевно­больной, освобождаемый Пинелем, встречает свободу, состоящую из новых, иного рода цепей. «Лечебница позитивистского века, — пишет М. Фуко, — за основание которой так чествовали Пинеля, вовсе не свободное поле для наблюдений, диагностики и терапии; нет, это судебное присутствие, где обвиняют, рассматривают дело и осуждают, и откуда освобождаются, только загнав этот процесс в психологическую глубину, то есть посредством самообвинения»⁵⁴⁵.

М. Фуко отмечает: «Считается, что Тьюк и Пинель открыли медицинской науке доступ в психиатрическую лечебницу. Однако они ввели в лечебницу не науку как таковую, а определенного персонажа — носителя сил, заимствующих у науки всего лишь ее внешнюю оболочку, либо, самое большее, свое оправдание. По своей природе силы эти — социально-нравственного порядка; ис­точником их служит то положение младшего в семье, которое за­нимает безумец: отчуждение его личности, но не его ума. Врач способен очертить границы безумия не потому, что обладает зна­нием о нем, а потому, что может его обуздать... Врач мог пользо­ваться абсолютной властью над больничным миром лишь по-

стольку, поскольку он изначально был Отцом и Судьей, Семьей и Законом, а его медицинская практика с давних пор служила лишь комментарием к старинным ритуалам Порядка, Власти и Наказа­ния... Больничный образ жизни, созданный Тьюком и Пинелем, был предпосылкой этой тонкой структуры, которая станет глав­ной клеточкой безумия — структуры, образующей как бы симво­лический микрокосм, где находят отражение мощные структуры буржуазного общества и его ценностей: отношения Семья-Дети, строящиеся вокруг темы немедленного сиюминутного правосу­дия; отношения Безумие-Беспорядок, строящиеся вокруг темы социально-нравственного порядка. Именно отсюда черпает врач свою целительную силу»⁵⁴⁶.

Если разум победил, то врач, в свою очередь, становится воп­лощением «разума-власти» и господства в терапевтическом поле. На этом этапе у М. Фуко вырисовывается философия «власти-господства» и «власти-репрессии». Так как апофеоз медицинского персонажа означает, что осуществляется овеществление и господ­ство магического порядка и что появляется отношение неравен­ства, асимметрии и чудотворного эффекта. Врач становится глав­ной фигурой приюта не в силу знания, а в силу мудрости в каче­стве гаранта морального и ^лоидического закона. Лишенный своей воли и приравненный ^^ебенку умалишенный отчужден в воле врача, который его лечит, используя бессмертные фигуры Отца, Судьи, Семьи и Закона. От Пинеля до Фрейда психиатри­ческая практика связана с овеществлением, выполняемым при участии самого больного.

Как видим, вопрос власти присутствует уже в первом доста­точно крупном произведении М. Фуко. Однако концепция власти еще не определена. Она близка в своей интерпретации к репрес­сии (репрессии или наказанию умалишенного), которая структу­рирует отношения врач—больной. Внутренние механизмы власти, осуществляемые при помощи нормализации, будут ясно показаны М. Фуко позднее в его работе «Надзор и наказание», хотя и в ра­боте «История безумия...» анализируется феномен морализации, предполагающий частично и норму как правило или модель, предписывающие то, что должно быть.

⁵⁴⁵ Цит. по: Монсон П. Современная западная социология. Теория, традиции, перспективы. СПб., 1992. С. 351.

446

⁵⁴⁶ Фуко М. История безумия... С. 494-496.

447

Возникает вопрос: что представляет собой терапия? Терапия далека от того, чтобы рассматривать ее как технику. Она представ­ляет собой институт нормативного порядка. Власть, таким обра­зом, связана с так называемой моральной мерой, а не с мерой юридической. Именно действие нормы моделирует одновременно лицо безумия и «исцеление» от него. М. Фуко вписывает безумие в безрассудство, таким же образом, как классическая мысль груп­пирует все то, что отдаляется от этической и социальной нормы, и это объявляется символом зла, и потому можно утверждать, что идея власти нормы и нормальности находится в поле зрения «Ис­тории безумия».

Наконец, с 1961 г. обнажается связь между знанием и властью: производство «истины», связанной с безумием, вписывается в диспозицию власти, так как порядок в приюте лежит в основе «медицинского» анализа. Безумие в период классического — XVII в., а потом и в XVIII в. - это не только бредовые речи, отсутствие ра­зума, но и «болезнь». И потому появляются нозография⁵⁴⁷, сла­боумие, мания, меланхолия и т.п. понятия и термины. «Маниа­кально-депрессивный» цикл подается как истина наблюдения. Истерия и ипохондрия признаются медициной XVIII в. как не­рвные заболевания. И здесь мы вплотную подходим к грани, отделяющей мораль от медицины, так как безумие приобретает статус виновности и предполагает моральную санкцию. Власть подтверждается ростом знания, которое не совпадает ни с нау­кой, ни с совокупностью знаний; она обозначает организацию того, что делает возможным развитие науки. И приют опреде­ляется как место, где осуществляется отношение «власть-зна­ние». И оно не является механическим. Им обозначается их ар­тикуляция.

Уже в первой свой работе М. Фуко объявляет, таким образом, что власть обозначает продуктивное действие, созидание, посту­пок, психическое формирование, нозографию, нормы, истины. В совокупности она представляет собой «силу», изобретающую зна­ние как жизненную производительную функцию.