Шпора по истории / soch2005

19-1

Стихотворение А.С. Пушкина "Я вас любил: любовь еще, быть может…". (Восприятие, истолкование, оценка.

19-4

Герой и толпа в лирике В.В.Маяковского.

«Есть всегда что-то особенно благородное, кроткое, нежное, благоуханное и грациозное во всяком чувстве Пушкина».

В.Г. Белинский.

Стихотворение «Я вас любил…», по выражению Д. Благого, «-абсолютно целостный, замкнутый в себе художественный мир».

Написано оно в период творческого расцвета Пушкина, в 1829 году. Напечатано в издании «Северные цветы» в 1830 году. Связано с чисто личными переживаниями поэта.

Стихотворение «Я вас любил…», как и вся лирика о любви, исполнено благородством, искренностью, бескорыстием чувств. Это совсем небольшое по объему произведение воспринимается естественно, как свежий весенний ветерок, как нежные лучи солнца, как шелест листьев, как журчание лесного ручейка.

Сразу подкупает то, как робко поэт надеется, что любовь, быть может, не совсем угасла, но все стихотворение – непререкаемое свидетельство любви неугасаемой, живой и сейчас. Троекратным «я вас любил» поэт, в какой-то мере уязвленный, даже, возможно, оскорбленный тем, что любимая относится к его чувству, как ему показалось, столь безответно, безразлично, хочет больше всего убедить самого себя.

Но главное не в этом. Поэт говорит о своей любви в прошедшем времени. И это продиктовано мыслями не о себе, а о ней, нежной заботой о том, чтобы своей настойчивой любовью ничем не потревожить любимую, не причинить ей хотя бы тень какого-то огорчения. Это уже лучшее само по себе подтверждение того, что любовь не угасла. «Я не хочу печалить вас ничем». В этих 8 строках, напоенных любовью, заключена целая история высокого и пламенного, исключительного по своей самоотверженности и благородству любовного чувства. И это не только замечательное «мгновенье» сердечного настроя поэта. Это – в высшей степени просветленное состояние души, им в этих строках обретенное и снова порой в нем возникающее. В восьмистишии нет умиротворенности. Здесь чувство Пушкина тревожно, любовь его еще не остыла, она еще жива в нем. Светлая печаль вызвана не приходом любви, а безответной сильной любовью. Он раскрывает перед любимой, но не любящей его женщиной, как сильна и благородна его любовь:

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим,

Я вас любил так искренно, так нежно…

В этом стихотворении чувство любви вынуждено подчиниться другому чувству – самоотвержения. Поэт сознательно побеждает страсть, потому что покой любимой женщины ему дороже безответного любовного чувства:

Я не хочу печалить вас ничем.

Он не хочет причинить зло любимой и желает ей полного счастья:

Как дай вам бог любимой быть другим.

Совершенный отказ от каких-либо прав, преклонение перед свободой чувства любимой женщины и вместе с тем сила любви поэта превращают это стихотворение в одно из самых пленительных созданий пушкинского гения.

Благородство чувств поэта, окрашенных светлой и тонкой грустью, выражено просто, непосредственно, тепло и как всегда у Пушкина, чарующе музыкально.

Восемь строк, составленных из простых рифм, насыщены словесными повторами-лейтмотивами: «Я вас любил». Стихотворение исполнено в строгом ритме, обладает тонкой интонационной и звуковой структурой. Оно на-писано пятистопным ямбом. Стройность ритма еще более возрастает от того, что в каждой строке после четвертого слога есть отчетливая пауза, так называемая цезура.

А как симметрична и упорядочена система рифм! Все нечетные рифмы как бы настроены на звук «ж»: «быть может, тревожит, безнадежно, нежно», а все четные – на звук «м»: «совсем, ничем, томим, другим».

Мы не встретим в стихотворении каких-либо особых художественных приемов. Здесь нет метафор, ярких эпитетов. Наверное, в этом и есть привлекательность поэзии Пушкина, чтоб при помощи самых простых слов и образов передать прекрасное, возвышенное состояние души. Да, слова-то здесь обычные: «любовь, душа, робость, ревность…» Но какой силой и притягательностью обладают они в строках пушкинского произведения! Присмотримся: 8 строчек стихотворения состоят всего из 2-х предложений. Два предложения, в которых, по сути, уложилась история любви от ее начала до конца. Тут все: любовь в настоящем, прошлом, даже в будущем. А какая гамма чувств: робкая надежда, самоотверженность, благородство, робость, ревность, нежность… Можно сказать, это маленький гимн любви.

Впервые стихотворение «Я вас любил…» было прочитано мной в 9-м классе, когда мы «проходили» творчество Пушкина. Его учили наизусть, и как-то машинально заходили в сознание строчки: «Я вас любил…» И лишь позже, спустя несколько лет, перелистывая томик стихов Пушкина, я вдруг увидел знакомое: «Я вас любил…» Память тут же подсказала последующие строчки. Я мысленно дочитал их до конца и удивился, что помню все до последнего слова. Но теперь прочитанное воспринималось как-то по-другому. Во-первых, подкупало «вы» в первой строчке. Что это? Благородство? Деликатность? Уважение к той, кого любил поэт? А еще я почувствовал, как взволнован автор. Почему? Видимо, оттого, что любит, но запрещает себе это делать. Еще много «почему?» задавал я себе, перечитывая вновь стихотворение А.С. Пушкина. На некоторые вопросы не нашел ответа, но считаю, что все еще впереди. Ведь основное свойство поэзии Пушкина таково, что к ней никогда не поздно обратиться.

Тема героя и толпы достаточно традиционна в поэзии, но раскрытие ее зависит от своеобразия мировоззрения поэта, которое формируется под влиянием различных социальных условий и исторического процесса в целом. Классические поэты XIX века, также, как Пушкин, Лермонтов, рассматривали лирического героя в отрыве от толпы, противопоставляли их, потому что в слово «толпа» они вкладывали иной смысл, нежели поэты века двадцатого, в частности Маяковский, отличающийся ярко выраженной социальной направленностью своей поэзии.

Итак, «толпа» в понимании классиков - это прежде всего враждебно настроенное против поэта светское общество, не понимающее его, не способное увидеть в нем избранную личность. Пушкинский герой, хотя и служит людям, может обойтись и без них, если они превращаются в бездумную «толпу». Лермонтовский - искренне ищет сближения с обществом, но не находит к нему верного пути.

Пожалуй, единственный поэт, которому удается найти такой путь, - это Маяковский, и в этом ему во многом помогает та эпоха, в которой он был рожден как творческая личность.

Сближение героя Маяковского с толпой стало возможным, во-первых, потому, что в условиях ломки старых буржуазных порядков разрушались и сословные представления об обществе, формировался один класс - пролетариат, частью которого ощущал себя и поэт. Во-вторых, уже в раннем творчестве Маяковский задумывался о своем отношении к «толпе». И опять-таки слово это, на мой взгляд, неоднозначно. Для Маяковского это и обычные люди, стремящиеся к своему будущему (и такую «толпу» он поддерживает), и «толпа» врагов социализма, мешающих жить той другой группе. Мы рассмотрим тему героя и толпы в этих двух разрезах.

Если говорить о «толпе» как о народе, являющейся частью необратимого исторического процесса, то Маяковский, как уже говорилось ранее, все же нашел путь сближения с ней, хотя и не сразу. В дореволюционные годы поэт ощущал себя одиноким, как «последний глаз идущего к слепым человека», он шел «рыдать один», потому что не понимал, где тот путь, который приведет его к людям, стремления которых будут схожи с его стремлениями. Он даже не мог определить, к чему следует стремиться. Уже тогда поэт понимал, что люди ему «все дороже и ближе» и готов был распять «себя на кресте» за них. После Октября поэт осознал все свои смутные желания помогать людям, осознал, как он это может сделать, и что помогло ему самому прийти к таким выводам.

Дело в том, что Октябрьская революция стала для всех, кто стремился к лучшей жизни, вестником свободы личности и ее деятельности, направленной на строительство коммунизма. Поэт искренне верил в то, что революция принесет людям счастье, поэтому его герой - это активный защитник ее плодов, агитатор, призывающий к труду ради улучшения жизни «потненьких, голодненьких, покорненьких, закисших в блохастом грязненьке». Его лирический герой - это не оторванный от толпы человек, удовлетворяющий творчеством лишь свои потребности, это поэт - рабочий, чей лозунг «светить - и никаких гвоздей», чтобы облегчать путь тем, «кто глазом ослабли».

Да и сама «толпа» в новых общественных условиях меняет свой характер. Маяковский - первый поэт, у которого «толпа» отзывается на призывы «горлана-главаря» хотя бы какой-то реакцией:

А улица присела и заорала: «Идемте жрать!»

Вот так, в грубой форме, но все же было сказано «толпой» первое слово, разбившее лед непонимания между ней и лирическим героем.

Таким образом, рассматриваемая с такой позиции тема героя и толпы подчеркивает новаторство Маяковского, которому удалось найти точки соприкосновения этих двух образов.

Что касается «толпы», состоящей из «дряни» и «дрянца», позиция лирического героя по отношению к ней диаметрально противоположна. Он противопоставляет себя всем тем, кто пытается приспособиться к условиям жизни в «новом» обществе, кто прячет свое мещанское «мурло» или «намозоленный от пятилетнего сиденья» зад бюрократа за эмблемы серпа и молота.

Герой Маяковского активно борется с такими «элементами» общества, призывая «свернуть им шеи», как канарейкам. Причем борется он с ними, уже не ощущая себя одиноким, «обсмеянным у сегодняшнего племени». Герой уверен, что любая жертва, принесенная им ради благополучия «пролетария», будет для последнего «знамением», влекущим продолжать его дело: осмеивать, разоблачать, уничтожать старые порядки.

В заключении хотелось бы отметить, что Маяковский -пожалуй, первый поэт, в творчестве которого тема толпы и героя приобрела столь остросоциальное звучание. Ему удалось полностью растворить эти два образа друг в друге, провести мысль о том, что деятельность поэта -лирического героя -это такой же труд, как и труд любого другого человека, и он так же полезен «толпе», как и любой другой.

У Маяковского «толпа» людская, то есть народ, приобретает свой собственный голос, а не «безмолвствует», как мы видим это в классической русской поэзии. Такое развитие темы стало возможным лишь благодаря революции, огромное значение которой придавал поэт, и которая позволит ему стать поистине народным для своего времени и будущего.

20-1

Дуэль Печорина с Грушницким. (Анализ эпизода из главы "Княжна Мери" романа М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени".)

20-4

Темы и образы лирики одного из современных отечественных поэтов

Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» - психологический. Он посвящен незаурядной личности, человеку, который, к сожалению, не может найти применения своим способностям. Чтобы глубже раскрыть характер главного героя, автор изображает его друзей и недругов. Так, страдающему Печорину противопоставлен Грушницкий – его «кривое зеркало», которое носит «маску разочарованности», постоянно играет «в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания».

Этот юнкер считает себя честным и порядочным человеком, но стоит затронуть его самолюбие, и он сразу забудет о своем благородстве. Лучшее тому подтверждение – ссора и дуэль героя с Печориным. Эпизод поединка является одним из ключевых в романе: здесь, находясь между жизнью и смертью, каждый из соперников открывает свое истинное лицо.

Дуэль в «Княжне Мери» не похожа ни на какую другую в русской литературе, потому что этот трагический способ решения ссоры обычно исключает любое коварство и отличается безупречной честностью участников. Здесь же в основе поединка – подлый сговор Грушницкого с неким драгунским капитаном. Последний, конечно, не помышляет о страшном исходе дела, его цель – позабавиться, представив Печорина трусом и опозорив, но это не уменьшает вины. Грушницкий глуп: он доверился самоуверенному и безответственному человеку. В начале дуэли капитан убежден, что события будут разворачиваться по его плану: «Мы давно уж вас ожидаем», - говорит он с иронической улыбкой Вернеру и Печорину, намекая на их опоздание. А ведь герои прибыли вовремя! Вместо того чтобы примирить участников поединка, капитан пытается усилить конфликт. Секундант Грушницкого нарушает первое правило поведения на дуэли. Но Вернер дипломатично исправляет ситуацию: «… вы бы могли, господа, объясниться и кончить это дело полюбовно». Печорин выражает свою готовность помириться, но тут опять вступает драгунский капитан, который «мигнул Грушницкому». Вот здесь мы понимаем, насколько опасен секундант юнкера. Он олицетворяет мнение общества, которое с огромным удовольствием будет издеваться над Грушницким, если тот откажется от дуэли. Теперь для юнкера нет пути назад. «Мы будем стреляться», - говорит Грушницкий, еще не подозревая, что подписывает себе смертный приговор.

Печорин - хороший психолог. Я думаю, из него получился бы также прекрасный педагог, потому что он искусно пытается «перевоспитать» соперника, пробудить его совесть. Грушницкий и раскаялся бы, но он так слаб духом, а тут еще рядом драгунский капитан!

Надо также отметить мужество Печорина. Смертельно рискуя, он держится уверенно. Успевает заметить даже красоту пейзажа. И без того жестокие условия дуэли герой усложняет, продолжая испытывать не только Грушницкого, но и себя, а еще заранее освобождаясь от грядущих мук совести. По жребию юнкеру выпадает стрелять первому.

«Он покраснел; ему было стыдно убить человека безоружного… но как признаться в таком подлом умысле?..» Жаль беднягу: за самолюбие и эгоизм он заплатил очень дорого. Грушницкий целит Печорину в лоб. Неужели он хочет совершить убийство? Зачем? Ответ один: чтобы избавиться от позора, от обвинений в трусости. В роковой для Печорина момент интересно ведет себя Вернер. Он обязан предотвратить трагедию, как честный секундант, знающий о заговоре, наконец, как врач, дававший клятву Гиппократа, однако не делает этого. Как же так? Я осуждаю Вернера и сочувствую Печорину, который обречен на гордое одиночество среди безвольных людей. Главному герою все подчиняются, но ему от этого только хуже.

Грушницкий не успел довести до конца свое черное дело: помешала та же слабость. Пуля оцарапала Печорину колено, и он смог удержаться на узкой площадке. Можно сказать, что здесь уже судьба дает Грушницкому еще один шанс. Но вместо раскаяния герой продолжает свою гнусную игру. Он спокоен, даже весел: вот-вот все закончится. Сейчас Грушницкого не интересуют ни Бог, ни душа. А зря. «Доктор, эти господа, вероятно второпях, забыли положить пулю в мой пистолет: прошу вас зарядить его снова, - и хорошенько!» - обращается Печорин к своему секунданту.

Тут наконец Грушницкий понимает истинный смысл всех предыдущих фраз соперника. Юнкер опозорен. Вот куда привел его неправедный путь. Смелость драгунского капитана тут же сменяется растерянностью. Он бросает «истинного друга» в самый трудный момент, предает, уходя от ответственности.

Печорин до конца пытается избежать кровопролития: «Грушницкий, … еще есть время. Откажись от своей клеветы, и я тебе прощу все; тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбие удовлетворено, - вспомни, мы были когда-то друзьями».

Благородство Печорина, его искренняя доброжелательность выводят Грушницкого из себя: «Стреляйте!… Я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места…»

Истоки злобы Грушницкого в том, что рядом с Печориным он всегда чувствует себя ущербным, несостоятельным человеком. И мучительно завидует. Этот юнкер теперь честно признается себе, всем, что он подлец. И еще какой! Он воплощение зла ровно настолько, насколько Печорин – воплощение добра, поэтому их сосуществование невозможно: кто-то один должен погибнуть.

Справедливость в этой борьбе побеждает, так проявляется гуманизм автора. В целом эпизод, пожалуй, нагляднее всех прочих свидетельствует о неиссякаемой энергии Печорина, непреклонности его воли, стремлении отстаивать свое достоинство во что бы то ни стало и безумном одиночестве среди людей, «на все случаи жизни» имеющих «готовые пышные фразы», за которыми … пустота.

Пожалуй, нет у нас в стране такого человека, который бы не знал Владимира Высоцкого. Он вошел в отечественную литературу со своей неизменной гитарой и хрипотцой в голосе и оставил частицу своего творчества в душах миллионов людей. В Высоцком сосредоточилось огромное количество первобытной, языческой энергии. Его песни - это не только литературный материал, но и фольклорный. Язык песен Высоцкого наделен удивительной особенностью: он доступен и понятен каждому. Это вовсе не означает, что он примитивен и скуден. Нет, напротив, он исключительно метафоричен и эмоционален.

В своем творчестве Высоцкий затронул множество тем и проблем. Рассмотреть их все в рамках одного сочинения не представляется возможным, и поэтому мы обратимся только к некоторым. Большой пласт его лирики составляет так называемая «бытовая», пародирующая мещанский уклад жизни лирика. Это и знаменитый «Разговор перед телевизором», и «Утренняя гимнастика». Эти стихотворения характеризует большое количество разговорной лексики, а также исключительные комические образы.

Очень часто Высоцкий обращается к народным песенным истокам и создает такие шедевры, как цикл «Очи черные», «Иван-да-Марья», сказки.

Во лесных кладовых моих уйма товара -

Два уютных дупла, три пенечка гнилых.

Чем же я тебе, Груня, не пара?

Чем я, Феня, тебе не жених?

Я женихов твоих через колено,

Я папе твоему попорчу кровь,

О, выйди, выйди, выйди Аграфена!

О, не губи разбойничью любовь!

Политическая тема занимала Высоцкого всегда. Именно поэтому долгое время он находился под строгим и пристальным контролем цензуры. Обращение же к его творчеству, как к литературе и вовсе не представлялось возможным. Но поэт пророчески предчувствовал иную жизнь, иную свободу:

Еще стыдились нищеты Поля без всходов, лес без тени,

Еще тумана лоскуты

Ложились сыростью в колени,

Но диск на тонкую черты

От горизонта отделило.

Меня же фраза посетила:

Не ясен свет, пока светило

Лишь набирает высоту!

Вообще, для Высоцкого нет запретных тем. Он может петь про все, а самое главное - ему будут верить, потому что в языке его песен невозможна фальшь, ложь или излишний пафос.

Поэт высоко ценил свой талант и понимал, что его способность писать стихи и песни - это Божий дар. И этот дар - его единственное сокровище, золотой пропуск в бессмертие:

Я живу. Но теперь окружают меня Звери, волчьих не знавшие кличей. Эти - псы, отдаленная наша родня,

Мы их раньше считали добычей. Улыбаюсь я вольчей улыбкой врагу,

Обнажаю гнилые осколки. А на татуированном кровью снегу -Тает роспись: мы больше не волки.

Еще одна тема, особенно важная для поэзии Высоцкого - тема надломленной души. Постоянное предчувствие трагического исхода, ощущение падения в пропасть близки трагической лирике поэта. В стихотворении «Кони привередливые» Высоцкий использует метафору, сравнивая жизнь человеческую с бегом неукротимых коней.

Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю

я коней своих нагайкою стегаю-погоняю. Что-то воздуха мне мало, ветер пью, туман глотаю, чую с гибельным восторгом: «Пропадаю, пропадаю!»

Перед смертью чувство близкого исхода не покидало поэта. Оно заполнило и его стихи:

Когда я отпою и отыграю,

Чем кончу я, на чем - не угадать.

Но лишь одно наверняка я знаю -

Мне будет не хотеться умирать...

Многие строки Высоцкого уже давно стали хрестоматийными, растворились в языке. Его поэзия прошла испытание временем. Также как тогда, в шестидесятых, она продолжает волновать нас. Слушая Высоцкого, мы не устаем смеяться и плакать, заново влюбляться и вспоминать о наших далеких друзьях. Думать о том, что в жизни человеческой самое главное -вовремя остановить коней и хоть немного еще постоять на краю.

21-1

Стихотворение В.В. Маяковского "Письмо Татьяне Яковлевой". (Восприятие, истолкование, оценка.)

21-4

Лики "страшного мира" в поэзии А.А.Блока.

Как всякий большой художник, Маяковский пришел в поэзию с заявкой на новое. Причем заявка была уж очень демонстративной, даже дерзкой. Известно, что поначалу поэт утверждал себя в группе. Футуристы (среди которых и был Маяковский) стремились быть ближе к живому разговорному слову, а потом с каким-то упоением занимались поиском слова ощутимого. Маяковский был самым понятным из футуристов. Однако стихи поэта, непохожие на привычные классические, не всегда легко поддаются объяснению. Может быть, эта сложность как раз и будит интерес к стихам Маяковского. Таким же оригинальным, ни на кого не похожим лирикам остается поэт и тогда когда, пишет незабываемые строки о любви. Попробуем понять, что таит в себе художественный мир известного стихотворения В. Маяковского «Письмо Татьяне Яковлевой».

Стихотворение написано в 1928 году, то есть перед нами творение поздней лирики Маяковского. Жанр письма и вместе с тем монологическая форма речи, обращенной к конкретному лицу, сообщают поэтическому тексту особую доверительность. С адресатом послания, Татьяной Яковлевой, В. Маяковский познакомился в Париже осенью 1928 года. Любовь, зародившаяся между ними, как известно, была взаимной. Причем любовь поэта, как и вообще все у Маяковского, захватила его всего, это была поистине «громада любовь». Однако, как считал Маяковский, счастье в любви невозможно без обновления человеческих отношений вообще. А потому вряд ли двое могли обрести счастье тогда, когда «ста мильонам было плохо». Не случайно на протяжении всего «Письма» мы не раз увидим, как личное будет сливаться с общественным. Уже в первых строчках стихотворения можно заметить это довольно необычное слияние. И даже ревность в этом свете приобретает возвышенный характер:

Я не сам,

а я

ревную

за Советскую Россию.

Кстати, обращенное к теме любви, стихотворение Маяковского абсолютно лишено традиционного противопоставления обыденного и возвышенного. Это объясняется тем, что для поэта разговор о любви не что иное, как разговор о жизни. А потому поэтический текст насыщен приметами окружающей автора действительности. Вообще стихотворение в целом заряжено неиссякаемой жизненной энергией. Этому во многом способствует композиционная, образная и ритмическая необычность стихотворного послания.

Особую выразительность лирическому монологу придают постоянные спутницы поэтической речи Маяковского – метафоры. Например, о наступившей тишине вечернего города поэт скажет так: «… стих людей дремучий бар …», любимую он будет приглашать на «перекресток» своих «больших» и «неуклюжих» рук. А говоря о своей ревности, лирический герой создает целую метафорическую картину:

… не гроза,

а это

просто

ревность

двигает горами.

Стремясь быть убедительным, автор «Письма» старается поддерживать разговорную интонацию, при этом он сам заявляет, что будет «долго», будет «просто» «разговаривать стихами». Эта простота, обыденность поэтической речи достигается и намеренным снижением лексики, и прямым обращением к адресату: «дай … рассказать»; «ты не думай …»; «Не хочешь? Оставайся и зимуй …»

Конечно, нельзя не сказать о ритмической организации стиха, что поэт считал самым главным в поэтическом тексте. Оригинальный, сразу узнаваемый ритм создает известная «лесенка» Маяковского. Она позволяет поэту не только интонационно выделять наиболее значимые в смысловом отношении слова и сочетания, но и в целом придает речи эмоциональность, заряжает ее энергией. Отказывается поэт и от точной рифмы, хотя при этом добивается значительной звуковой близости:

дай

про этот

валенный вечер

рассказать

по-человечьи.

Художественный мир стихотворения отличается пространственной и временной всеохватностью. Лирический герой «перемещается» из Советской России в Париж и обратно; его взгляд то возвращается в прошлое, то останавливается на настоящем, то устремляется далекое будущее. Причем счастье влюбленных возможно именно там, в будущем:

Я все равно

тебя

когда-нибудь возьму

одну

или вдвоем с Парижем.

Едва ли не в каждой строчке стихотворения, говорящей о любви поэта, мы чувствуем его «сплошное сердце». Причем порой автору послания приходится намеренно приглушать голос своего чувства, и тогда в его речи начинает звучать ирония:

… вы и нам

в Москве нужны,

не хватает

длинноногих.

Вообще, следует сказать, что поэту всего несколькими штрихами удается создать зрительно воспринимаемый образ героини, возможный отказ которой разделить чувство лирического героя будет воспринят им как «оскорбление». И здесь опять личное сливается с общественным:

… и это

оскорбление

на общий счет накинем.

Таким образом, сомнение автора «Письма» в том, что его чувство взаимно, а также его уверенность в невозможности обретения счастья в недалеком будущем придают поэтическому посланию особый драматизм. Это «когда-нибудь» почему-то звучит не так убедительно, как безусловно, хотелось бы поэту.

Тема «страшного мира» - сквозная в творчестве поэта. Глубинная суть ее следующая: человек, живущий в «страшном мире» испытывает на себе его тлетворное воздействие, теряет нравственные ценности, трагически переживает ощущение собственной греховности, безверия, опустошенности, смертельной усталости. Наиболее полно эта тема раскрывается в стихотворениях, вошедших в цикл «Страшный мир» (1909— 1916).

Настроение поэта можно ощутить уже в первом стихотворении Блока «К Музе». Свой дар поэта уже не воспринимается им, как чудо. Нет, быть поэтом в «страшном мире»-это мука:

Для иных ты - и Муза, и чудо. Для меня ты - мученье и ад.

Поэт хочет стать врагом своей Музе для того, чтобы не петь более о том, что видит он вокруг себя. А вокруг поэта только «шум и звон однообразный» и городская суета. Безысходность, отчаяние - вот чувства, одолевающие героя. Он ощущает себя живым мертвецом, потерявшим вкус к жизни, потерявшим веру и надежду:

Как тяжело ходить среди людей

И притворяться непогибшим,

И об игре трагических страстей

Повествовать еще не жившим.

Почему же Блок называет этот мир страшным? Потому что за каждым углом в нем нас подстерегает смерть. Смерть пропитала все вокруг. И даже существа, населяющие этот мир, вовсе не люди, а мертвецы:

Как тяжко мертвецу среди людей Живым и страстным притворяться! Но надо, надо в общество втираться Скрывая для карьеры лязг костей...

Трагическое мироощущение поэта чувствуется и в стихотворении «Миры летят. Года летят. Пустая...», основная тема которого - невозможность счастья в этом безумном мире. Говоря о нашей жизни, поэт использует символ волчка:

Запущенный куда-то, как попало, Летит, жужжит, торопится волчок!

Как не сойти с ума? Поэт указывает выход. Он есть -забыться и перестать наблюдать за сменой «пестрой придуманных причин, пространств, времен».

В стихотворении «В ресторане» происходит еще одна потеря поэта. Это как бы завершение пути, которым движется идеал женской красоты в лирике А.Блока. Путь был непростым: из заоблачных высот - во мрак и вертеп земной жизни. Героиня, идя по ступеням вниз, на этом пути утрачивает таинство своей неземной красоты, все более проступают в ее облике черты не только земной, но даже приземленной женщины. Она из предмета поклонения и обожания стала предметом купли-продажи.

Стихотворение «Ночь, улица, фонарь, аптека...» входит в маленькую поэму «Пляски смерти», включенную в цикл «Страшный мир». Тема подсказана названием поэмы, жизнь лирического героя подобна смерти. Рубленый ритм ее как тяжелая поступь. Это стихотворение - блистательный образец того, как синтаксическими средствами автор способен передать свой замысел.

Первые две строки - бессоюзное сложное предложение, состоящее из пяти назывных. Первые четыре состоят только из существительных, лишенных определений, дана только констатация предметов вещественного мира. Так возникает картина мертвой неподвижности. Вторая строка построена иначе, у существительного «свет» сразу два определения, но они «гасят» этот свет, он «бессмысленный и тусклый», а рифма к этому слову уничтожает пятно света, очерченное фонарем в непроглядной тьме ночи.

Ничего не способна изменить и четверть века - время, отпущенное для обновления жизни приходом нового поколения, а лирический герой за этот срок превратится в дряхлого старика. Безжизненные удары усилены в четвертой строке повтором звуков «д» и «т». Нет спасения, даже смерть не освободит от страданий не отпускающей душу безысходности.

Вторая строфа зеркально отражает первую, появляются глаголы, но мрачный мир не оживляется действием, так как эти глаголы в будущем лице только утверждают непременность совершения событий, делают безнадежность полной: «умрешь», «начнешь», «повторится».

Впечатление безнадежности перерастает в чувство тупика, это выражено образами, навевающими холод, леденящий душу: «ледяная рябь канала», холод, пробирающий до костей. Слово «фонарь» становится в последней строке заключительным: замкнутое пространство улицы по-прежнему ограничено пятном тусклого света, падающего от фонаря. Бессмысленное кружение по замкнутому миру безысходности, выхода из которого нет и не будет.

Александр Блок убежден в том, что крушение старой жизни неизбежно. Но что придет на смену ей? Такой вопрос задает Блок грядущим поколениям.

Будьте ж довольны жизнью своей,

Тише воды, ниже травы!

О, если б знали, дети вы,

Холод и мрак грядущих дней!

Но все же поэт не признает торжества «страшного мира» и не капитулирует перед ним. Неслучайно в цикле «Ямбы», где продолжилась эта тема безысходности поэт говорил:

О, я хочу безумно жить: Все сущее - увековечить, Безличное - вочеловечить, Несбывшееся - воплотить!