Письменные известия о карелах (X-XVI в).

С.И. Кочкуркина, а. М. Спиридонов, т. Н. Джаксон.

Петрозаводск, 1996.

Новгородские берестяные грамоты

Новгородские грамоты на бересте существенно пополнили фонд письменных источников по средневековой истории Карелии. Из 614 берестяных писем, найденных в Новгороде в 1951— 1983 гг., «карельские» сюжеты содержат более десяти. Особая ценность берестяных грамот как источников определяется тем, что они в ряде случаев освещают такие стороны исторического про­шлого края и связей Карелии с Новгородом, о которых летописи молчат. Показателем свежести и новизны научной информации, поступившей в распоряжение историков Карелии с открытием грамот на бересте, могут служить зародившиеся у финляндских исследователей после публикации первых текстов сомнения в их подлинности (Kirkinen, 1964, s. 145—146).

Большая часть «карельских» грамот была найдена в Неревском раскопе на Софийской (левобережной) стороне Новгорода, причем на обширной вскрытой этим раскопом площади они рас­полагались очень компактной группой и были связаны почти исключительно с одной усадьбой, получившей литерное обозначе­ние «Е». Лишь одна грамота происходит с Торговой (правобережной) стороны города. Связанные с Карелией письма на бересте приводятся ниже в хронологической последователь­ности.

Грамота № 590

Литва встала на Корелоу

(Янин, Зализняк, 1986, с. 50).

Грамота найдена в Нутном раскопе. Короткая надпись распо­лагается у левого края большого листа (41Х10,4 см) бересты; слева от текста тамгообразный знак в виде плетенки.

В первой публикации грамоту ошибочно отнесли к 17 строи­тельному ярусу и датировали 1182—1212 гг. При подготовке к из­данию материалов раскопа неточность была исправлена. Доку­мент обнаружен в слое 23 яруса (1065—1085 гг.), у основания сруба жилища, имеющего дендродату 1066 г. По заключению А. А. Зализняка, палеографические приметы короткого текста не противоречат датировке бересты XI в. Таким образом; берестя­ная грамота № 590 на сегодняшний день является древнейшим упоминанием карел в письменных памятниках. Уникальный ха­рактер источника, с одной стороны, вызывает особый интерес к нему, с другой — создает объективные трудности при анализе текста, тем более, что сведения по истории литвы XI в. скудны.

Знак в левой части бересты не поддается однозначному опре­делению. В качестве возможной аналогии укажем на изображе­ние на серебряной трапециевидной подвеске с городища Кеукай в Литовском Занеманье (Kulikauskas, 1982, 74 psl., 152 pav.). Типологически подвеска Кеукай стоит в одном ряду с известными изделиями Х—XI вв., определяемыми исследователями как вери­тельные знаки представителей древнерусской княжеской администрации. Исходя из этой аналогии, следует предположить, что тамга на грамоте № 590 удостоверяла официальный характер по­слания и служила «подписью» отправителя.

Грамота сообщает о начале военных действий литвы против корелы. Поход, очевидно, был сухопутным: «Литовская земля» накануне образования государства располагалась в среднем тече­нии р. Нярис и не имела выхода к Балтийскому морю (Лухтан, Ушинскас, 1986, с. 40—42). Ни скандинавские и немецкие хро­ники, ни русские летописи не дают никаких сведений о военной активности литвы на Балтике, но как русским, так и западным источникам хорошо известно очень мобильное конное войско литовцев. Сухопутный характер похода дает ключ к смыслу сообщения: огибая Финский залив, литовский военный отряд не­минуемо должен был пройти вблизи центральных, районов Новго­родской земли, создавая непосредственную угрозу этим районам.