Задача в том, чтобы прежде всего прояснить обе тенденции как таковые и таким образом содействовать разъяснению их собственной природы. При этом каж­ дый раз сам собой встает вопрос об их взаимосвязи. Следовательно, ее тоже надо схватить как проблему

ивыяснить, может ли целое принципиальной фило­ софской проблематики, раскрытое таким образом, за­ ранее пролить свет на философствование немецкого идеализма, дабы мы тем самым смогли усмотреть цели

ипути Фихте, Гегеля и Шеллинга. Эти пути нам надо будет постараться пройти во II части, чтобы встретить­ ся с ними для философского диалога.

Всоответствии со сказанным первая часть нашего лекционного курса делится на три части:

A. Прояснение тенденции к антропологии. B. Прояснение тенденции к метафизике.

C. Проблема исходного единства обеих тенденций в существе самой философии.

§ 2. Прояснение тенденции к антропологии

а) Антропология как дисциплина

Антропология — это «человековедение», и термин образован так же, как «зоология», наука о животных. Это наименование охватывает все, что можно раз­ узнать о человеке. Его можно рассматривать как вид живого существа, как вид животного. Тогда антрополо­ гия вместе с зоологией и ботаникой попадают в один класс. И сегодня еще есть антропология, которой за­ нимаются в контексте анатомии и истории телесного развития человека; такая антропология в своей работе пересекается с теорией рас.

24

Правда, уже здесь обнаруживается узость этой со­ матической антропологии, ориентированной на тело. Природа человека не исчерпывается его телесностью. Если предметом исследования становится нечто вроде тела, тогда организация живого тела становится таким сущим, которое мы называем живым (das Lebendiges). Чисто материальная вещь хотя и характеризуется определенной упорядоченностью своих частей, а так­ же игрой его сил и движений, но все-таки отличается от организации, которая приводит к тому, что какаянибудь вещь имеет органы. У камня органов нет (на­ пример, какое-нибудь углубление).

Принцип организации материальной вещи до уров­ ня тела, которое живет, т. е. принадлежит к единству всего живого, с давних пор называют «душой», ψυχή, anima. Одушевленное (das Animalische), биологиче­ ское. Физиология и биология человека принадлежат антропологии. Но подобно тому как в соматической антропологии содержится намек на антропологию био­ логическую, эта последняя указывает на другую, более высокую ступень. Ведь ψυχή, душа означает не только жизненное начало, но и animus, mens, означает то, что Кант называет словом Gemüt: дух (der Geist).1

Биология человека отсылает к психологии. Жизнь, душа, дух: соматическая, биологическая, психологиче­ ская антропология. Богатое поле имеющихся фактов и взаимосвязей, которые надо раскрыть. Теоретическое

1 Gemüt — Кант действительно употребляет этот термин как аналог латинскому animus, но изначально Gemüt скуд­ нее его по содержанию: это прежде всего «нрав», «характер» (и в этом смысле — «душа», хотя и не Seele), тогда как ani­ mus вбирает в себя как интеллектуальное, так и чувственное и волевое начала и потому в нем, как говорится, есть место и для Gemüt (например, у Теренция: Novi ego amantium animos

{лат.). — Я узнал нравы любящих). — Примеч. перев.

25

познание имеющегося сущего — это научный, а точ­ нее — эмпирический опыт.1 Эмпирическая антропо­ логия: имеющаяся природа человека — так, как она есть, со всем многообразием, в котором она обнару­ живается. (Эмпирическая антропология: долгое время хотя и взаимосоотнесенное, но все-таки разделенное — в сравнении с сегодняшним днем.)

Благодаря интенсивному исследованию этих обла­ стей, но также в силу более существенных причин эти обособленные дисциплины подводят к единой поста­ новке вопроса, охватывающей всю полноту того, что есть человек. Сегодня биология и психология — уже нечто единое, и природа их исходного единства — одна из живых проблем. Правда, во всяком научном позна­ нии энергия вопрошания и исследования возникает не только и не в первую очередь потому, что рассматрива­ емый предмет как-то особенно интересен; интересен он лишь по той причине, что (независимо от того, познан ли он или нет, доступен или недоступен) с самого нача­ ла пробудил интерес, которому только и служит наука.

Эмпирическая антропология как научное исследо­ вание — это действие человека, то стремление познать, предметом которого является сам человек. Предмет антропологии в первейшем смысле — это такой пред­ мет, по отношению к которому наука проявляет инте­ рес, поскольку человек не может быть безразличен себе самому, причем в соответствии с его существом. Ведь даже тот, кто равнодушен по отношению к самому себе, может быть таковым лишь потому, что пренебре­ гает собой. Эта не-забота о себе — не ничто, а вполне определенная позиция. Человек все равно проявляет

1 Математика, например, тоже соотносится с имеющим­ ся, налично данным, но она не эмпирична.

26

интерес к своему существу самому по себе — так или иначе. Но чем это объясняется? В общем и целом тем, что человек существует только так, что ему при этом — а точнее говоря, при его таком-то и таком-то бытии —

всегда надо что-то решать; он всегда на что-то реша­ ется. Он всегда уже куда-то попал и либо заполняет

это «куда-то», либо оставляет пустым.

Когда психология исследует, например, воление человека, его стремление, состояния души, аффекты и страсти, она выявляет определенные взаимосвязи и те законы, по которым все это протекает. При этом чело­ век с самого начала воспринимается как совокупность душевных наличии. Они суть то, что имеется, — так же, как кровь и желудочные соки.

Следовательно, как бы соматическое, биологиче­ ское и психологическое исследование ни охватывало всего человека, как бы психология в научном смысле ни исследовала душевно умственное (seelisch Geistige), в ней все равно что-то не выражается, а именно то, что же делает из себя тот или иной существующий человек как человек действующий, что он может и должен из себя сделать. Описывается и разъясняется только факт свершения душевной жизни.

Таким образом, психология оставляет в стороне действительно существующего человека, и она должна это делать, если хочет достичь того, чего ищет. Но все то, от чего она отвлекается, тем не менее присутствует. Да, это то, что придает интерес всей психологии во­ обще и на что вся она, в конце концов, остается ори­ ентированной.

Поэтому психология с необходимостью расширя­ ется до характерологии, причем не только индивидов, но также групп и народов. Физиогномика и этнология одинаково нацелены на то, чтобы не просто говорить,

27

как человек есть (расовые различия), но как он себя ведет, что может предпринять и что предпринимает.

Но тем самым понятие антропологии расширяется. Человековедение — это уже не просто скопление зна­ ний о природе человека, но выработка такого знания о человеке, которое помогает понять поведение других людей; это ведение, содержащее высказывания, по­ зволяющие судить о других людях; это даже сведение, которое могло бы давать указания о том, что вообще должны делать люди в своей жизни и что они в конеч­ ном счете могут. (Антропология, обращенная к действованию, — πραξις, т. е. антропология в прагматиче­ ском отношении.)

Но даже этим дело не заканчивается. Ведь чело­ век не просто изготавливает инструменты и оружие, не просто создает для себя технику: как раз этнологи­ ческое исследование показало, что существенно опре­ деляющим в существовании человека являются ре­ лигиозные культы и обычаи, но не только этнология, а и все прочие науки о человеке должны были видеть, что в своем существовании он определен тем, что мы, сегодняшние, называем «мировоззрением». Таким об­ разом, психология завершается психологией мировоз­ зрения, т. е. выработкой окончательных основных по­ зиций человека по отношению к самому себе, другим людям, а также миру в целом.

Если, как сегодня, тяготение к антропологии столь живо, то это не означает, что люди интересуются толь­ ко психологией как развивающейся наукой: на самом деле по-настоящему живым оказывается вопрос само­ го человека — обращенный к самому себе, каким бы этот человек ни был.

Конечно, в сегодняшнем неспокойном интересе к характерологии и физиогномике, графологии, антро-

28

пологий, психоанализу и типологии мировоззрений много простого любопытства, моды, жажды сенсаций. Но на одном только интересе такая жажда не удержа­ лась бы. Ведь, вот так любопытствуя, на самом деле хочешь знать, как обстоит дело с тобой самим — и это стремление тем настойчивее, чем сильнее растерян­ ность. Сама эта жажда своими корнями уходит в по­ следнюю внутреннюю растерянность, хотя и совсем скрытую. Однако ей навстречу совсем по-особому спе­ шит ежедневно увеличивающееся антропологическое знание, и в какой-то момент кажется, будто ответ на вопрос о том, что есть и должен быть ты сам, получен.

Но если вот так, более или менее осознанно, ищешь себя и вопрошаешь о себе, тогда получается, что опятьтаки не о себе как об этом обособленном человеке со всеми его свойствами: вопрос направлен как раз на то, что есть человек в его отношении ко всему остальному, в его отношении к целому сущего, что есть и должен быть человек в мире.

Ь) Антропология как основная философская тенденция

Теперь антропология — уже не наименование на­ учной дисциплины (где психология — высшее): нет, выходя за эти пределы, она означает центральное, объ­ емлющее и существенное познание. [Она исследует] не свойства вот этого особого живого существа под названием «человек», но бытие и время этого сущего, которое есть мы сами. (И только стремлением к это­ му познанию и обусловлены растущие хлопоты во­ круг психологии и сравнительного человековедения.) Это познание ищут, стремясь к антропологии. И отсю-

29

да получается, что искомое познание требует больше того, что мы выявили прежде.

Но и тут мы еще не обнаружили того самобытно­ го, что заключено в тяге к антропологии и что застав­ ляет характеризовать ее как основную философскую тенденцию. Ведь в контексте всего уже сказанного получается, что это просто стремление, хотя и понят­ ное, сделать — внутри всей полноты сущего — именно

человека неким особым предметом познания и разъяс­ нения.

Не жгучий вопрос о том, как обстоят дела с чело­ веком, т. е. и не вопрос о том, каково его отношение к целому (das Ganze) действительности, не этот вопрос и не ответ на него властно проникают собою сегодняш­ нее человеческое событие: нет, именно потому, что во­ прос о человеке более или менее осознанно и ясно как раз и есть вопрос центральный — именно поэтому на­ оборот все вопрошание о действительном — об исто­ рии, искусстве, природе — связано с человеком, т. е.

сотношением человека к этим вещам.

Впредельной формулировке это выглядит так: се­ годняшнего человека больше не интересует сама при­ рода и само произведение искусства: вместе со всем этим — причем не как-то мимоходом — его интересует

соответствующее познание природы, причем именно в том смысле, что он спрашивает о психологии и типо­ логии как раз этого познания, спрашивает о психоло­ гии и типологии именно этого отношения к хозяйству.

Но о чем это говорит? О том, что антропология — это не просто познание человека и его отношения к це­ лому: она сама стремится стать принципом всякого по­ знания. Получается, что нечто познано только тогда, когда оно разъясняется психологически, или истолко­ вывается психоаналитически.

30

Все, что происходит, больше не может происходить для и ради себя самого и, таким образом, больше не принадлежит себе самому: все, что происходит, уже о-хвачено (um-faßt) незримыми щупальцами антро­ пологического толкования. Все, что происходит, уже заранее воспринимается в аспекте такого вопроса: из какой установки это появляется? Какие неосознанные инстинкты играют в этом существенную роль? При ка­ ком стечении душевных обстоятельств это возникло и возможно? Правильно понятое психологическое разъ­ яснение — это не нечто последующее: на самом деле психологическая перспектива предшествует всему; она уже определяет, что нас затрагивает и как вообще это происходит. Все вещи есть только тогда и имеют дей­ ствительность лишь в том случае, когда они добыты путем этого антропологического познавания.

В конечном счете тяга к антропологии — это, в кон­ це концов, вообще стремление решать, что действи­ тельно есть, а чего нет; что означает действительность и бытие, а тем самым — решать и о том, что означает истина.

Именно это и пробивается в такой тревожной тен­ денции — событие, от которого не может ускользнуть никто из нас, что, правда, не означает, что мы просто предоставлены ему, хотя какой-нибудь ученой про­ граммой эту тенденцию не остановишь и уж тем более не преодолеешь.

Но поскольку тем самым это тяготение к антропо­ логии стремится нормативно определить целое челове­ ческого вот-бытия вместе с целым сущего, мы называ­ ем его основной философской тенденцией.2

2 Связь со второй тенденцией; не внешняя — вопрос о сущем в целом! Через вопрос о человеке.

31

Тенденция к антропологии и она сама — это не не­ кое ведение о чем-то, не какая-то область знания, не практическое познание человека и не нечто такое, что как-то по-особому акцентирует человека: это все вме­ сте. Это основной способ существования, в котором сегодня движется человеческое вот-бытие, это способ существовать, почву и беспочвенность которого, его возможности и воздействия мы можем увидеть и уло­ вить только издалека.

Кроме того, эта тенденция окончательно не обо­ значена. Никакая эпоха не знала о человеке так много столь разнообразного, как сегодняшняя. Никакая так проникновенно и пленительно не излагала эти знания. Никакая эпоха не могла разработать и сообщить их так легко и быстро. Ни от какой эпохи человек не был так мало сокрыт, как от сегодняшней.

И все-таки: никакая так мало не знала о том, что такое человек. Ни для какой он не стал так пробле­ матичен, как для нашей. Ведь проблематичность его заключается не только и не в первую очередь в том, что у нас нет существенного и действенного ответа на вопрос, что такое человек: чудовищная, хотя и не рас­ познанная острота всей этой проблематичности заклю­ чена в том, что мы даже не знаем, как надо спрашивать

очеловеке.

Вохарактеризованной нами основной тенденции сокрыта и эта глубокая неуверенность как таковая. Все остается связанным с человеком, и одновременно все сказанное о нем есть выхолащивание его существа. Поэтому получается так, что всякий появляющийся ответ на какой-то миг — по причине его новизны — кажется правильным, а на следующий день уступает место другому. Беспокойство, с которым подхваты­ ваются ответы, и тут же неспособность сохранить их

32

как существенные проистекают из самой сути этой тенденции. Поскольку психологическое разъяснение призвано к тому, чтобы стать первым и последним, каждый ответ на вопрос о природе человека сразу и потом дается в психологическом ключе. Его восприни­ мают в контексте определенных душевных установок и неосознанных влечений. Тем самым такой ответ уже внутренне бессилен.

Эта основная тенденция совсем не допускает, что­ бы что-либо обладало своим собственным весом, и тем более — вопросы о существе самого человека и отве­ ты на них, т. е. все то, куда влечет она сама — это чу­ довище, пожирающее самое себя. Всё лишь какое-то время скользит по поверхности вместе с чем-то дру­ гим.

Только тогда, когда мы поймем, что эта основная тенденция и ее власть как раз и ведут к растерянно­ сти, — только тогда мы уловим в ней нечто сущест­ венное.

Но, может быть, все это — лишь суматошное и жал­ кое неистовство, которое где-нибудь и когда-нибудь исчезнет само? Быть может, это нечто такое, что со­ зрело для того, чтобы быть похороненным? Нет. С тем, что вот так совершается у самих корней человеческого существования, нельзя покончить какой-нибудь куль­ турной критикой или заболтать и устранить филосо­ фией культуры.3 Это фундаментальное событие таково, что оно не вмещается в такие рамки: все неогумани­ стические программы, почерпнутые из древности или откуда-нибудь еще, оказываются несостоятельными,

3 Положительное в антропологической критике: Ницше, хотя именно психолог — не настоящий; недоразумение се­ годняшней интерпретации Ницше.

33

да и должны оставаться такими, потому что ничего по­ добного наша история еще не знала. Но — и это самое тревожное — данная фундаментальная тенденция сама обнаруживает беспокойство, неспособное ощутить тот вес, который она имеет.

С другой стороны, нельзя не заметить, что эта тен­ денция вносит свой недвусмысленный вклад в опреде­ ление сегодняшней философии, выражающийся в том, что философия хлопочет вокруг антропологии и пото­ му стремится развить философскую антропологию.

с) Идея философской антропологии

Из всего, что было сказано о тяготении к антропо­ логии, легко понять, что такая философская антропо­ логия — не просто новая дисциплина рядом с прежни­ ми: логикой, этикой, эстетикой, философией религии; поскольку все действительное сразу же соотносится с человеком, философия человека, философская ан­ тропология должна, словно в некую емкость, вбирать в себя все прочие философские проблемы. Философ­ ская антропология как основная дисциплина филосо­ фии.4

Какой вывод мы делаем отсюда? Прежде всего тот, что философия должна усваивать все существенные

4 Работы Макса Шелера по антропологии. См. Франк­ фуртский доклад. С. 3. Примеч. ред.: Heidegger M. Philoso­ phische Anthropologie und Metaphysik des Daseins. Vortrag in der Kantgesellschaft zu Fr./M. Am 24. Januar 1929. (Хайдеггер M. Философская антропология и метафизика вот-бытия. Доклад, читанный во Франкфуртском Кантовском обществе 24 января 1929 г. Третья страница рукописи (Публикуется в 80 томе Полного собрания)).

34

вопросы, связанные с человеком. Доводится ли тог­ да охарактеризованная тенденция к антропологии до уровня себя самой? Или эта философская антропо­ логия — лишь показатель того, сколь темной остается названная основная тенденция? Может ли эта фунда­ ментальная тенденция заявить о себе в своем реша­ ющем? Заявить до такой степени, чтобы определять фундаментальное событие вот-бытия, т. е. определять вот-бытие в его философствовании? Иными словами, тогда ли мы правильно понимаем основную философ­ скую тенденцию к антропологии, когда воспринимаем ее в виде формирующейся сегодня философской ан­ тропологии? И может ли она служить нам путеводной нитью в нашем разбирательстве с немецким идеализ­ мом?

Мы даже не будем спрашивать, чего достигает эта философская антропология, и в каком положении она находится по отношению к названной основной тен­ денции: прежде всего спросим об ее идее, и о том, мо­ жет ли она как таковая стать основной философской дисциплиной.

Итак, что же это такое: философская антрополо­ гия? Достаточно ли определена ее идея, чтобы как та­ ковая и в своем осуществлении она могла просветить нас в решающем? Достаточно ли она исходна, чтобы действовать как средоточие философии? Или идея фи­ лософской антропологии обнаруживает неизбежную неопределенность и внутренние границы?

Возражение: с какой стати сегодня устраивать так много шума по поводу философской антропологии? Разве антропология не присутствовала в философии и раньше? Разве всякое философствование не должно беспокоиться и о человеке? Да, антропология всегда есть в философии — так же, как и теология. Да, теоло-

35

гическая антропология не могла не оказывать серьез­ ного влияния на философию, хотя и последняя в свою очередь сказывалась на первой.

Однако дело вот в чем: антропология в философии еще не означает философской антропологии как ос­ новной дисциплины. И с другой стороны: ее идея не является залогом того, что она принимает тенденцию к антропологии и тем самым служит ей, т. е. доводит это событие до его подлинных возможностей.

И наконец: антропология в философии уже была раньше; это «уже» все нивелирует.

Ведь совсем нельзя быть так уж уверенными в том, что мы поняли, как раньше обстояли дела с антропо­ логией в философии. И вопрос о человеке в филосо­ фии — не обязательно «только» антропология!

От того, что сегодня все на свете делают набросок антропологии, проблема все-таки не решена. Или ре­ шена — тем, что лишена всего существенного.

Идея философской антропологии, ее неопределен­ ность и ее границы. — Антропология, разъясненная в общих чертах. Эмпирическая5 антропология, конеч­ но же, с примечательными обсуждениями,6 мотивами и намерениями:7 смесь самых разнообразных способов рассмотрения, удерживаемых вместе только самим предметом, который [понимается] очень общо (все, что касается человека).8 Теперь: философская антропо-

5a priori!

6Свойства, позиции, требования, возможности.

7«Жизненный уклад», «жизненный порыв».

8Всеобщность этих познаний. Их предпосылки: a prio­ ri. — Кантова «Антропология в прагматическом отношении», все, что угодно, только не нечто однозначное (антропологи­ ческая дидактика: способность души; антропологическая ха­ рактеристика: характер лиц, рода, народа, расы).

36

логия: а) ее неопределенность; Ь) ее внутренние гра­ ницы.9

Философская антропология не может быть основ­ ной дисциплиной философии; она не может ни быть однозначно определенной из понятия философии, ни определять проблемы самой философии, что ей следо­ вало бы делать именно как основной дисциплине.

Она вырастает из охарактеризованной основной философской тенденции, является ее продуктом, чемто таким, что та как бы рождает, но что, будучи ее единичным результатом, именно поэтому не выражает всей ее сущностной полноты.

Однако речь идет не только о том, можно ли и как именно можно выразить эту тенденцию, чтобы мы ее действительно поняли, но и о том, чтобы она пришла к своему существенному результату в самой филосо­ фии, т. е. чтобы выяснилось, что она может сделать для философствования и чего не может.

Недостаточно на основании этой тенденции просто ставить человека в центр внимания и все пропускать через него — необходимо обратное: он сам должен суще­ ственным образом войти в это событие, т. е. овладеть им.

Но если эта фундаментальная тенденция должна наставить нас, если нам надо каким-то невысказанным и непознанным образом найти в ней проблемы, тогда мы не можем отправляться в путь через философскую антропологию. Но как тогда черпать существенное из самой этой тенденции? Для этого необходимо, чтобы мы воспринимали ее в связи со второй тенденцией, с которой она в уже связана в самой себе, и только обе они в их своеобразной, но темной соотнесенности выя-

9 См. Франкфуртский доклад! Примеч. ред.: см. выше примеч. 4.

37