Р а з д е л в т о р о й

ПРОМЕЖУТОЧНОЕ РАССУЖДЕНИЕ О РАННЕМ ШЕЛЛИНГЕ

§17. Примечательная узость Фихтева предприятия и юный Шеллинг

Ориентация на ведущую проблему: метафизика (формальное проблемное понятие) — наукоучение. (Истина: в прохождении через идею достоверности. Достоверность в определенном полагании: Декарт, Кант. Как этим предрешается природа истинного и ка­ ково это с точки зрения содержания?)

Основной вопрос метафизики: вопрос о бытии и во­ прос о человеке, конечность, трансцендентность. Вотбытие в человеке, причем так, что коренным образом

в полноте сущностной возможности и в жесткости со­ вершенно не согласных друг с другом черт; не в смыс­ ле полноты накопления, чтобы ничего не отсутство­ вало: нет, сущность и понятие человеческого бытия сущностно иные, несмотря на всю крайность и фор­ мальную достоверность Фихтева понятия. «Единогла­ сие» — «формальное», но тем самым — один лишь об­ манчивый свет\

235

У Фихте же напротив: «Я», причем «Я полагаю» (апперцепция: Кант, Декарт); система, достоверность, но не истина: ни всей полноты вот-бытия, ни тем более сущего в целом. (Истина только в прохождении через разработку системы, через достоверность и при этом — совершенно определенное усечение проблематики: не в относительном, количественном смысле, как если бы что-то было забыто и не была соблюдена вся полнота, а в том сущностном, что принадлежит истине самого вот-бытия.)

Хотя действие, делание — абсолютны и непрерыв­ ны, но все-таки: как это сказывается на отношении «Я» к миру?

Как бы наукоучение ни учило реализму, отношение к реальному и само реальное схватываются им недо­ статочно. Для того чтобы исходить из реального, ис­ ходить из наличного, понимаемого в более широком смысле, необходимо сосредоточиться на наличности как характеристике «не-яйного» и не заострять внима­ ния на том, что для Фихте является решающим и со­ ставляет реальность реального: на том, что не-Я долж­ но быть преодолено и что оно есть только для того, чтобы перестать быть. У Фихте отношение к не-Я не позволяет этому сущему, т. е. не-Я, быть в его ис­ конной бытийности; хотя речь и идет о страдании и перенесении, но с самого начала все это предполага­ ет определенные границы и подчинено единственной цели — преодолению не-Я. (Не-Я — это 1) не только иное (das Andere), έτερον, ου ταύτόν, но и 2) то, что — если смотреть с точки зрения Я — не должно быть, μη öv. — Даже Кантово понятие природы — в контексте превратного истолкования «Критики чистого разума» и переистолкования этого разума в чистую практи­ ку — никак не дает о себе знать.)

236

Вопрос о том, не имеет ли это «не-яйное» своего собственного изначального веса, у Фихте даже не по­ является, а более принципиальный вопрос о том, не

го отпечатка на бытие Я и не несет ли оно это Я на себе, — этот вопрос тем более не ставится в рамках той постановки вопроса и той систематики, которые мы видим у Фихте.

Это Я пребывает в обособленном величии своего полагания, пребывает в себе (предельная позиция Де­ карта!) и может иметь отношение лишь к тому, что на­ против, причем иметь в том смысле, что это «противо­ лежащее» должно быть преодолено, потому что оно

противостоит Я-бытию.

Говоря более общо и неопределенно, можно ска­ зать так: система наукоучения охватывает лишь тео­ ретическое и практическое отношение; теоретическое в общем и целом, а «практическое» — в опустошении полагания как такового и себя-самого-полагания (ко­ торое целиком должно быть им самим). Получается, что природе, в ее самобытности и самодействовании, не остается места, а искусство — как основная форма действования, формообразования и одновре­ менно разбирательства с миром — вообще никак не присутствует. Это не означает, что всё фактически должно быть втиснуто в систему — в смысле охва­ та всего, что есть: принципиально говоря, речь идет о возможности (насколько изначально широко и на­ сколько содержательно совершается полагание, что­ бы...).

Кант же [напротив, не ограничивает свою фило­ софию] критикой теоретического и практического разума. Критика способности суждения: искусство и

237

органическая природа. Как раз потому, что Фихте ссы­ лается на Канта и притязает на его полное и более си­ стематическое понимание, — как раз поэтому позиция наукоучения — уже по отношению к одному только Канту — не могла не быть узкой. Это тем более так, что именно «Критика чистого разума» начала оказы­ вать воздействие на современников и наложила свой отпечаток на становление романтизма. Однако речь шла не только и не в первую очередь о дополнении к системе и всесторонней доработке Кантовой крити­ ки: сама жизнь воспротивилась тому насилию, которое оказывала система Фихте, хотя, конечно, воспротиви­ лась не в смысле противостояния, а в смысле необхо­ димого дополнения.

Это и произошло в работах молодого Шеллинга. Со свойственной ему проницательностью он одним из первых понял Фихте (а это, в принципе, означает, что он сам столкнулся с теми же проблемами1) и поначалу всецело сопутствовал ему в его начинаниях. Но поми­ мо этого Шеллинг сразу ощутил стремление — отчасти под воздействием «Критики способности суждения» и применительно к характерно богословской и мифоло­ гической проблеме2 — дополнить наукоучение. Оно по-

1«О возможности формы философии» (1794), «О Я как начале философии» (1795), «Философские письма о догма­ тизме и критицизме» (1795), «Статьи к разъяснению идеа­ лизма наукоучения» (1796 и 1797).

2Защита докторской диссертации в 1792 г. (по Ветхому Завету), «Критико-философский опыт разъяснения древ­ нейшего философствования о первоистоке человеческого зла». — Antiquissimi de prima malorum origine philosophematis explicandi tentamen criticum. (Миф! Здесь еще имеет ме­ сто осуществляющееся задним числом утаивание того, что уже было познано ранее. Философия мифологии. «О мифах, исторических сказаниях и философемах древнейшего мира», 1793).

238

степенно нарастало начиная с 1797 г. и яснее и полнее всего заявило о себе в сочинении «О мировой душе» (1798). Уже один этот заголовок свидетельствует о той основной позиции, которую никак нельзя совместить с Фихтевой, хотя позднее Фихте некоторым образом и попытался это сделать, что привело к разрыву между обоими мыслителями (правда, никак не обоснованно­ му в собственной проблематике).

Для самого Шеллинга упомянутое стремление до­ полнить скоро превратилось в противостояние. Но это значит, что натурфилософия стала для него средото­ чием философии вообще или, точнее говоря, тем, что в корне определяет философию в целом.

Здесь пока что — лишь общая характеристика Шеллингова философствования в аспекте его прин­ ципиального своеобразия. Отдельный разговор о том, как благодаря этому намечается поворот в основной проблематике и как потом этот поворот оказал свое влияние на Гегелеву постановку вопроса. Однако как бы ни были сильны в философии Шеллинга — в кон­ тексте воздействия, оказанного Фихте и Кантом,3 — природа и искусство (природа как определенная сила и искусство как основная тенденция творческого фор­ мообразования), ее ни в коей мере нельзя сводить лишь к этому и ограничивать следующей привычной формулой: натурфилософия и эстетика. Ни первое, ни второе не затрагивают самого существа его фило­ софствования. Хотя все трое — Фихте, Шеллинг, Ге­ гель — выходят из теологии, в Шеллинге это чув­ ствуется сильнее всего, каким бы малозаметным оно ни казалось (мифология, миф!). Фихте, Шеллинг, Ге­ гель: 1) каждый по-своему — целое; 2) каждый на свой

Спинозизм, Шеллинг, Плотин, романтизм.

239