В В Е Д Е Н ИЕ

СОВРЕМЕННЫЙ КРУГ ПРОБЛЕМ

§ 1. Определение задачи лекционного курса

Сама тема ясно определяет задачу: предоставить историографическое сообщение о немецком идеализме и затем, в качестве дополнения, дать характеристику того, чем философия занимается сегодня.

Вы, конечно, сразу возразите: дескать, столь внеш­ ним образом задачу не понять. Здесь главное — это, естественно, сравнение. Сравнительное рассмотрение: различия, соответствия, не только философские уче­ ные мнения, но, само собой, духовно-историческая си­ туация, душевная установка и настрой.

Даже более того: это сравнительное рассмотре­ ние — не какая-то регистрация и констатация, как буд­ то речь идет о двух различных объектах. Один объект сравнения — мы сами, сегодняшние, и то, что дает это сравнение, сказывается на нас. Соотнося себя с другим объектом сравнения, надо решить, как обстоят дела с нами самими, насколько мы продвинулись вперед.

Но не остается ли все это — пусть привлекатель­ ной — но все-таки слишком эстетической задачей, в которой мы слишком серьезно воспринимаем самих

14

себя в нашей духовно-исторической ситуации? Не за­ кончится ли все это психологией нашей современно­ сти и, может быть, ее бессилием и растерянностью? И исчезнет ли эта последняя, если мы, занявшись сравнением, набросаем ее психологию? А может, она лишь станет еще тревожнее? Но, в конце концов, это, наверное, не повредило бы, если бы только не на этом все и заканчивалось. Или такое сравнительное рассмо­ трение должно дать что-то другое?

Только оно могло бы стать настоящей, живой за­ дачей: не скучный доклад о том, что эти философы пи­ сали раньше, какие журналы открывали, на ком были женаты, но сама их философия, причем выражающая­ ся в том, что она говорит нам.

И, наверное, тогда Вам не пришлось бы обременять себя запоминанием книжных заголовков и дат. На­ против, вместо обычного обилия материала, который приходится одолевать в науках, наконец-то что-то для души. Да и что касается самого преподавателя: раз­ ве есть для него более приятная задача, чем говорить о только что появившихся и в обилии появляющихся книгах, а потом делать сравнения — с Гегелем и Шел­ лингом, с которыми сегодня у нас все-таки должно быть что-то общее?

И в результате к радости обеих сторон получает­ ся — как иногда приходится слышать — «очень ми­ ленький» лекционный курс.

Или, имея в виду заявленную тему, нам надо при­ думать какую-то другую задачу? Если рассматривать ситуацию в негативном ключе, то в конце концов со­ вершенно ясно одно: речь не может идти ни о каком «антикварном» докладе. Но недопустимо и то бесчин­ ство, которое возникает при плохо сымитированном духовно-историческом рассмотрении проблемы. Что

15

же тогда делать? Все названное не годится лишь по­ тому, что оно нам не подходит.

Правда, эти рассуждения нельзя назвать ни доста­ точным обоснованием какого-то другого замысла, ни тем более — указанием на то, каким должно быть наше позитивное начинание. Придумать что-то новое? Оно стало бы губительнее и хуже старого, потому что такое нельзя выдумать как программу. То, что призвано об­ ладать внутренней подлинностью и непосредственным,

ане навязанным воздействием, должно вырасти само. Рост же возможен только там, где совершается посадка,

апосадка — там, где ростки, точнее — саженцы, в кото­ рых уже живет скрытая сила. Есть ли они у нас, чтобы сажать, и знаем ли мы почву, в которую могли бы их посадить? Есть ли у нас настоящие задачи? Кто сегод­ ня отважится утвердительно ответить на этот вопрос? Однако мы еще имеем — я говорю «еще», но «как дол­ го», это зависит только от Вас — мы еще имеем возмож­ ность искать ростки и почву, искать настоящие задачи. Искать — и при этом прежде всего погружаться в трез­ вую страсть вопрошания и ни в чем себя не обманывать!

Если в заявленной теме этого курса действитель­ но сокрыта подлинная задача, тогда как нам врасти в нее и как ее определить? Не выдумывать ничего не­ обычного — только ради того, чтобы не было похоже на других — а просто продумывать то ближайшее, что есть в самой задаче!

А его, это ближайшее, мы уже назвали: сравни­ тельное рассмотрение, причем такое, когда настоящее (die Gegenwart) не просто остается объектом сравне­ ния, но становится тем субъектом, к которому совер­ шается обращение.

Итак — спрашивать о том, что же немецкий иде­ ализм должен нам сказать. Но ведь это предполага-

16

ет, что мы выясняем, что же он вообще говорит. Так и есть, ведь все это содержится в великих произведе­ ниях, которые к тому же дошли до нас не в отрывках, как труды античной философии! Причем это произ­ ведения, в которых не просто излагается какое-нибудь ученое мнение, не просто раскрывается та или иная проблема, как, например, в каком-нибудь диалоге Пла­ тона или трактате Аристотеля, но сразу дается целое философии, дается система.

Да, все это есть в произведениях. Но как они обра­ тятся к нам, если сами не говорят? Как нам заставить их заговорить? Чтением! Но разве мы еще умеем читать? Разве у нас еще есть внутренняя сила и готовность сде­ лать так, чтобы что-то могло заговорить с нами? Разве мы еще знаем, что в первую очередь входит в эту готов­ ность, чтобы она не оставалась пустой и неисполненной?

И что же в нее входит? Надо, чтобы с самого на­ чала нам было по плечу то, что там говорится, или же мы должны стараться, чтобы так стало. Мы уже долж­ ны вслушиваться в то направление, в котором говорит философ, уже должны держать открытой ту перспек­ тиву, в которой он это говорит.

Читая произведение, мы только тогда можем за­ ставить его заговорить, когда сами уже привносим существенное. Но откуда его взять? А если бы мы его имели, тогда зачем еще и читать? На последний вопрос должен ответить сам лекционный курс. Теперь же нам важен только первый. Мы уже должны иметь пони­ мание того, о чем идет речь в философии немецкого идеализма. Нам самим — как бы заранее — надо про­ яснить ту эпоху философии, чтобы в этой ясности уже увидеть, что там происходит.

Не только сравнительное рассмотрение, взятое в его отношении к настоящему, но и вообще рассмотре-

17

ние как таковое возможно лишь тогда, когда оно про­ исходит из настоящего: только тогда оживает прошлое. И тут сразу проступает нечто примечательное: то, что сначала выглядело как сопоставление двух данных и покоящихся объектов, теперь изменилось. Один пред­ мет сопоставления, а именно мы сами, должен стать субъектом, с которым заговаривают. Другой предмет также не имеет действительной силы, пока он не гово­ рит. (Ведь для нас он точно так же должен стать субъ­ ектом, который говорит.)

Таким образом, удерживая этот смысл и замысел, надо прежде всего охарактеризовать современную про­ блематику, дабы выявить в ней перспективы для усво­ ения философии немецкого идеализма.

Но с чего начать? Если мы хотим понять сегод­ няшнюю проблематику, понять теперешнее время, разве для этого не требуется ровно то, что необходи­ мо для понимания времени минувшего? Не впадаем ли мы в большое заблуждение, считая, что сегодняш­ ние, к каковым мы ближе или даже и есть они сами, сразу же оказываются более проницательными, чем те, кто был раньше? Может быть, истинно как раз об­ ратное?

Но, если сегодняшние проблемы еще темнее, то как мы можем черпать из этой темноты ту ясность, которую хотим привнести в прошедшее? Что это та­ кое — проблематика современности? Может быть, это подсчет всего того, что как раз сейчас мыслится и пишется, быть может, это некая общая картина совре­ менных философских направлений и школ? Как здесь взять путеводную нить? Или надо просто произвольно выбрать направление? Кто нам сказал, что философия существует? Тем более такая, которая внутренне не уступает философии немецкого идеализма?

18

Может быть, нам вообще надо придерживаться не школьной и университетской, а популярной филосо­ фии? Или той и другой? Или же ни той, ни другой?

Где в настоящем обрести опору? В старом, которое продолжает свое бессильное журчание? Или в новом, которое безуспешно куда-то несется?

Итак, современная проблематика: искать не мне­ ний и точек зрения, но проблем, а проблем — не как камней, лежащих на дороге, т. е. не разыскивать чегото просто наличного. Проблемы существуют только тогда, когда они ставятся. Но, может быть, не все ста­ вящиеся проблемы — действительные и подлинные.

Агде критерий?

Ипрежде всего: можно ли сказать, что проблемы, которые обсуждаются в философской проблематике современности, вообще центральные и существенные? Можно ли сказать, что все вопросы, которые ставятся, суть подлинные проблемы? Не получается ли так, что в современной философии дается много различных от­ ветов на те вопросы, которые обычно никто не ставит и которые никого не затрагивают? Не характеризуется ли проблемное поле современности тем, что у нее во­ обще нет проблем?

Тогда попытка отыскать наличное была бы еще тщетнее. Но, может быть, это вообще не настоящие проблемы — те, о которых только и слышишь и о ко­ торых не перестают писать.

Может быть, центральные и одновременно реаль­ ные проблемы суть те, которые как таковые вообще четко не поставлены, но которые тем более действи­ тельны — т. е. тенденции и движущие силы эпохи? Они, правда, не совсем скрыты и как-то определяют вид и причину того или иного высказывания. Но как мы можем увидеть в этих последних выражение тех

19

первых, если и сами первые неизвестны, а то, что ле­ жит на поверхности, — лишь отображение, которое ведь может и обмануть?

И что это значит: стараться уловить «тенденции»? Идти в ногу с событиями, чувствовать, как движение пронизывает тебя и тут же толковать его и схватывать в предварительном понимании? Да, это на самом деле так, и на это надо отважиться. Но тогда первоначаль­ ная задача несколько меняется.

Пока все выглядело так: на одной стороне — не­ мецкий идеализм, на другой — интересные философ­ ские учения современности, ну и более-менее зани­ мательный «обмен речами» между обеими. Но теперь сравнительное рассмотрение совершается не просто по отношению к настоящему, но из него. Однако и рассмотрение «из настоящего» возможно только тогда, когда мы стремимся уловить чистейшие тенденции, приступаем к толкающему и отсылающему вперед, но каждый раз делаем это в настоящем и из него. Это зна­ чит: пока мы в настоящем, мы вообще не видим его; мы должны в нем самом в его смысле стать будущими.

Таким образом, мы постигаем историю только из будущего. Только так она начинает говорить,1 и наше рассмотрение — уже не сравнение, но диалог, который нам надо только начать, — но это диалог, с необходи­ мостью представляющий собой разбирательство, т. е. борьбу, которая, правда, как небо от земли, отличается от так называемой «научной полемики».

Теперь тема разъяснена так, что задача становится ясной: пусть пока не в деталях, но в существенном. При этом мы тут же сразу видим: все решающее задано нам самим и предоставлено нашей свободе. Мы, правда,

1 «Объект» — два субъекта.

20

можем уклониться от всего этого: можем тоже «жур­ чать» в старом, и торопиться с той неугомонностью, которая отличает новое. Мы это можем. Мы можем дойти в этом до того, что однажды — явно или смут­ но — поймем, что окончательно отказались от самих себя и предались случайностям дня. Мы можем это, и нас тем более к этому тянет, что внутри нас прячется что-то такое, что говорит: «Все уладится и утрясется».

Ведь какая нам польза от этого философствования? Если и есть что-то истинное, так это то, что в челове­ ческом существовании от философии никакого толку. Лишь одно остается неясным: к кому обращен сам во­ прос «какая мне польза от этого?» — ко мне или к лю­ бопытному животному, если оно поднимается на ноги.

Остается неясным, у себя ли самого я вообще спра­ шиваю, когда задаю этот вопрос? Может статься, что, вот так спрашивая, я вообще еще не пришел к себе са­ мому и своей экзистенции (бытие-человекомГ). Таким образом, если внутреннее величие человека не в том, что он пользует и использует вещи, а в возможности подняться над собой и выложиться, если философ­ ствование — не что иное, как совершение этого «вы­ кладывания», тогда вышеупомянутый вопрос «какая мне польза от этого?» — не вопрос о философии и не вопрос наивной эгоистической [?] самости.

Только тогда, когда мы мобилизуем свою свободу на то, чтобы привести себя к себе самому, — только тогда вообще имеет смысл связываться с философией. Все остальное — игра и условность, а всякие познания и начитанность в философской литературе не имеют значения. Важно лишь одно: хотим ли мы философ­ ствовать или нет.

Но даже если у нас есть только эта свобода, мы до­ статочно вооружены, чтобы отважиться на выполнение

21

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

СНЯТИЕ ПОКРОВА С ОСНОВНЫХ ФИЛОСОФСКИХ ТЕНДЕНЦИЙ СОВРЕМЕННОСТИ

Сегодня можно уловить две основные философ­ ские тенденции. Первая — это старания, связанные с разработкой антропологии] вопрос, который их на­ правляет, — это вопрос о том, что есть человек. Вторая тенденция обнаруживает себя как движение к метафи­ зике и направляется более или менее темным вопросом о том, что есть сущее вообще и в целом.

Обе тенденции возникли из сегодняшней общей картины человеческого существования на нашем зем­ ном шаре и движутся в ее рамках. Эти тенденции — ни

вкоей мере не вопросы каких-нибудь философских школ и тем более не отличительные особенности и преимущества отдельных направлений. Напротив, школьная философия почти никак не затронута этими тенденциями или рассматривает их со стороны, а не

всилу какой-нибудь внутренней необходимости, выте­ кающей из ее собственной проблематики. Обе тенден­ ции как будто обособлены друг от друга в своем парал­ лельном движении; они лишены внутреннего единства и пока воспринимаются как нечто новое и случайное.

23