31.Художественный мир прозы а.П. Чехова. Повести и

РАССКАЗЫ ЧЕХОВА КАК ЗАВЕРШЕНИЕ ТРАДИЦИЙ РУССКОЙ

РЕАЛИСТИЧЕСКОЙ ПРОЗЫ XIX в. (Произведения по выбору студентов).

Ответ.

Юмористические журналы 80-х годов XIX в., когда начал своё творчество А.П. Чехов, носили в основном развлекательный, коммерческий характер. Поэтому связывать с ними рождение большого чеховского таланта не следует. Колыбелью этого таланта была классическая литература, традиции которой успешно осваивал начинающий писатель. В ряде его рассказов мелькают щедринские образы «торжествующей свиньи», «ежовых рукавиц», «помпадуров». Использует Чехов и щедринские художественные приёмы зоологического уподобления, гротеска. Но гротеск и сатирическая гипербола не становятся определяющими принципами чеховской поэтики. Уже в рассказе «Унтер Пришибеев» гиперболизм сменяется лаконизмом, выхватыванием ёмких художественных деталей, придающих характеру героя почти символический смысл. Не нарушая бытовой достоверности типа, А.П. Чехов отбирает наиболее характерные его черты, тщательно устраняя всё, что может эти черты затенить или затушевать.

Ранние рассказы А.П. Чехова сплошь юмористичны, причём юмор у него оригинален и резко отличен от классической литературной традиции. В русской литературе, начиная с Н.В. Гоголя, утвердился «высокий смех», «смех сквозь слёзы». У Чехова, напротив, смех весел и беззаботно заразителен, смех до слёз. Это связано с особым восприятием мира, с особым чеховским отношением к нему. Элементы зоологического уподобления встречаются в ранних рассказах часто. Например, в рассказе «Хамелеон» полицейский надзиратель Очумелов и золотых дел мастер Хрюкин по-хамелеоновски перестраиваются в своём отношении к собаке, в зависимости от того, генеральская она, или не генеральская.

Очень часто в раннем творчестве Чехов комически обыгрывает традиционные в русской литературе драматические ситуации. По-новому он, например, обыгрывает конфликт самодура и жертвы. В рассказе «Толстый и тонкий» именно тонкий более всего лакействует, хихикая, как китаец: «Хи-хи-кс». Чинопочитание лишило его всего живого, всего человеческого.

«В «Смерти чиновника» «маленький человек» Червяков, будучи в театре, чихнул и обрызгал лысину сидевшего впереди генерала Бризжалова. Это событие Червяков переживает, как «потрясение основ». Он никак не может смириться с тем, что генерал не придаёт происшествию должного внимания и как-то легкомысленно прощает его, посягнувшего «на святыню» чиновничьей иерархии. В лакейскую душу Червякова забредает подозрение. Подозрительность разрастается, он идёт просить прощения к генералу и на другой день, и на третий… «Пошёл вон!»,-гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал. В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплёлся… Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лёг на диван и…помер». Жертва здесь не вызывает сочувствия. Умирает не человек, а некое казённо-бездушное существо. Можно обратить внимание на ключевые детали рассказа. Что-то оторвалось не в душе, а в животе у Червякова. При всей психологической достоверности в передаче смертельного испуга, эта деталь приобретает ещё и символический смысл, ибо души-то у героя и впрямь не оказалось. Живёт не человек, а казённый винтик в бюрократической машине. Поэтому и умирает он, не снимая вицмундира.

Один из ранних рассказов Чехова называется «Мелюзга». Символическое название. Большинство персонажей в его ранних произведениях – мелкие чиновники: Козявкины, Невыразимовы, Червяковы и т.д. А.П. Чехов показывает, как в эпоху безвременья мельчает человек.

К середине 80-х годов в творчестве Чехова намечается некоторый перелом. Весёлый и жизнерадостный смех всё чаще уступает место серьёзным, драматическим интонациям. В мире пошлости и казёнщины появляются проблески живой души, проснувшейся, посмотревшей вокруг и ужаснувшейся своего одиночества. Появляется цикл рассказов о внезапном прозрении человека под влиянием резкого жизненного толчка – смерти близких, горя, несчастья, неожиданного драматического испытания. Например, рассказы «Горе», «Тоска». В этом рассказе Чехов придаёт теме прозрения новый поворот. Его токрывает эпиграф их духовного стиха: «Кому повем печаль мою?». У извозчика Ионы умер сын, неделя прошла с тех пор, а поговорить ему не с кем. Иона-человек никому не нужен. Ему теперь нужны не седоки, а хотя бы один человек, способный откликнуться на его неизбывную боль теплом и участием. Этот мотив незащищённости, бесприютности живых человеческих чувств прозвучит позднее и в «Даме с собачкой».

Другой темой творчества Чехова 80-х годов становится тема мотыльковой, ускользающей красоты. Писатель дорожит таким внезапным, непредсказуемым и хрупким мгновением открытого, сердечного общения между людьми. Чехов любит неожиданные проблески счастья, возникающие из мгновенного, подчас негласного влияния одного человека на другого. Он ценит мотыльковые связи не случайно: слишком обветшали и утратили человечность традиционные формы отношений между людьми. Пусть открываемая Чеховым в мгновенных связях красота чересчур хрупка, неуловима, непостоянна. В том, что она существует и непредсказуемыми, шальными порывами посещает этот мир, скрывается для Чехова залог грядущего изменения жизни, возможного её обновления.

Третье направление поиска живых душ - обращение к теме народа. Создаётся целая группа рассказов, которую иногда называют чеховскими «Записками охотника». Влияние И.С. Тургенева здесь несомненно. В рассказах «Егерь», «Художество», «Свирель» героями, как у Тургенева, вольные, бездомные люди – пастухи, охотники, деревенские умельцы. Это люди внутренне свободные, артистически изящные, по-своему мудрые и даже учёные. Только учились они не по книгам, а в поле, в лесу, на берегу реки. В мире простых людей, живущих на просторе живой природы, находит Чехов живые силы, Будущее России.

Старый пастух в рассказе «Свирель» - настоящий крестьянский философ. Он с горечью говорит о грозных приметах оскудения природы. Исчезают на глазах гуси, утки и тетерева, обмелели и обезрыбели реки, поредели леса. «И рубят их, и горят они, и сохнут, а новое не растёт». Народным чутьём пробивается старый пастух к пониманию законов экологического равновесия, нарушение которых грозит большой катастрофой. А причину природного оскудения пастух видит в нравственной порче человека.

К этой группе рассказов примыкает и чеховский «Ванька», и «Каштанка», в которых жизнь простых людей, безыскусных и непритязательных, сталкивается с сытой, придуманной жизнью.

Особо выделяется в творчестве Чехова детская тема, во многом опирающаяся на традиции Л.Н. Толстого. Детское сознание дорого Чехову непосредственной чистотой нравственного чувства, незамутнённого прозой и условностью житейского опыта. Взгляд ребёнка своей мудрой наивностью обнажает ложь и фальшь условного мира взрослых. В рассказах Чехова о детстве зреет художественная мысль писателя о неисчерпаемых возможностях человеческой природы, остающихся невостребованными в современном мире. Художественным итогом его творчества 80-х годов явилась его повесть «Степь». В повести разыгрывается конфликт между живой степью и барышами, между степной природой и мёртвой цифрой, извлекаемой из неё. Активна в этом конфликте природа. Пнрвые страницы повести передают тоску бездействия, тоску застоявшихся, сдавленных сил. Как будто «степь сознаёт, что она одинока, что богатство её и вдохновение гибнут даром для мира, никем не воспетые и никому не нужные…». Постепенно жалобные и тоскливые ноты уступают место грозным и предупреждающим. Степь копит силы, чтобы в один прекрасный день свергнуть ненавистное ей иго тесноты и духоты. «Что-то необыкновенно широкое, размашистое и богатырское тянулось по степи вместо дороги…Своим простором она возбудила в Егорушке недоумение и навела его на сказочные мысли. Кто по ней ездит? Кому нужен такой простор? Непонятно и странно. Можно подумать, что на Руси не перевелись ещё громадные, широко шагающие люди, вроде Ильи Муромца… И как бы эти фигуры были к лицу степи и дороге, если бы они существовали!».

Степь отторгает от своих просторов мелких, суетных людей вроде торговца Варламова и купца Кузмичова. А за степным простором встаёт незаметно для читателей образ «прекрасной и суровой родины». Природа умеет выходить сама из собственного застоя. Разражается гроза, как самоочищение, бунт степи против ига, в котором она находилась, и выход в полнокровную, свободную жизнь.

Жизнь степи тонко чувствуют во всей её игре звуков, запахов и красок люди из народа и близкое им детское существо Егорушки. Душа народа и душа ребёнка столько же полны и богаты возможностями, столь же широки и неисчерпаемы, как и вольная степь, как и стоящая за ней Россия. В повести торжествует чеховский оптимизм, вера в естественный ход жизни, который приведёт людей к торжеству правды, добра и красоты. Предчувствие перемен, таинственное ожидание счастья – мотивы, которые получат широкое развитие в творчестве А.П. Чехова 90-х годов. Можно ограничиться этим ответом, а можно ещё привлечь более подробный анализ одного из рассказов или, например, анализ «маленькой трилогии» - «Человек в футляре», «Крыжовник», «О любви». Эти рассказы посвящены исследованию трёх столпов, на которых держится жизнь: власть, собственность, семья.