VIII.4. Внештатный лаборант

На одной из окраин Петербурга, возле Невы, высились мрачные кирпичные здания Императорского Фарфорового и стекольного завода. Этот завод пользовался громкой славой. В течение десятилетий он выпускал фарфоровую и хрустальную посуду, статуэтки, вазы, люстры, которые за красоту и подлинно виртуозное исполнение получали высокую оценку знатоков во всем мире. Вполне естественно, что молодому инженеру Николаю Качалову, только что окончившему Горный институт, казалось очень интересным работать на таком заводе. И вот, с рекомендательным письмом одного влиятельного немца, он отправился к директору завода — барону Вульфу. «Вы хотите заниматься научной работой? — удивился герр Вульф. — Но зачем это нам? Здесь на заводе мы прекрасно обходимся без науки». Однако рекомендательное письмо возымело свое действие, и Качалов был принят на должность внештатного лаборанта. Как и говорил директор, в стекольном цехе, или, как тогда называли, «стеклянном шатре», никто и не помышлял о каких-либо исследованиях. Процесс варки стекла не совершенствовался, технологические приемы повторялись из года в год, сырье было привозное. Лаборатория представляла собою тесное полуподвальное помещение, в котором фактически никто не работал. Как же мог завод при таких руководителях и таком отношении к науке выпускать прекрасную продукцию? Славу завода создали и поддерживали потомственные рабочие, владевшие тайнами утонченного мастерства. Они сами, без помощи и руководства безграмотных начальников, знали, что и как нужно делать. В таких условиях приступил к работе Николай Качалов, а три года спустя началась первая мировая война, развязанная немецкими милитаристами. Уже через несколько месяцев после начала войны русская армия стала остро испытывать недостаток в одном из важнейших видов вооружения — оптическом вооружении. Небольшие запасы оптических военных приборов, имевшихся в России и собранных из иностранных материалов, были уничтожены в первых боях. Отечественные оружейные заводы могли бы изготовлять необходимые приборы, но у них не было оптического стекла. А иностранные фирмы союзных России государств, не имея излишков, отказались снабжать стеклом нашу промышленность. Русская армия оказалась в исключительно тяжелом положении. Тогда только спохватились царские министры, и на все стекольные заводы было послано правительственное распоряжение срочно разработать технологию производства оптического стекла. Задача была поставлена очень тяжелая, — никто не знал, как варить такое стекло, не было никаких указаний, никакой литературы. Да и уровень техники на заводах был очень низким. Однако многие русские специалисты охотно взялись за новое дело. Особенно горячо принялся за него фарфоровый и стекольный завод в Петрограде, на котором уже не было немцев, а техническим руководителем завода работал бывший внештатный лаборант Николай Николаевич Качалов. К решению поставленной задачи он привлек лучшие научные силы страны. На заводе появился специальный отдел оптического стекла, заведовать которым пригласили молодого химика — Илью Васильевича Гребенщикова. Приступили к большой серии работ по изучению влияния состава на оптические свойства стекла. Начались экспериментальные варки. Но фронт не ждал. Положение в армии становилось всё более напряженным. Начались бои под Верденом. Для того, чтобы поддержать союзников, необходимо было наступление России на Восточном фронте. И тогда русские ученые пришли к заключению, что изготовить отечественное оптическое стекло в те короткие сроки, которые требует война, невозможно. Пришлось обратиться к союзникам — французам и англичанам. Союзники не спешили с помощью. На просьбу продать секрет варки оптического стекла русские представители, отправленные для этой цели за границу, получили категорический отказ: отказал английский министр, отказал владелец французской фирмы Парра-Мантуа. Только при вторичном посещении Англии удалось очень дорогой ценой добиться цели: английский заводчик Ченс согласился продать русским секрет варки оптического стекла, но потребовал за него 600 тысяч рублей золотом и особые права на 25 лет. Это были очень тяжелые кабальные условия, но Россия не могла воевать без оптических приборов, и ей пришлось на них согласиться. Договор был подписан.