1.2. Категория традиции: сущность, структура, формы и проблемы существования.

Начнем с определения предмета нашего исследования. Вопрос не столько сложен по существу, сколько запутан. Сферы психологические, культурологические, социологические, этнологические в современной антропологии столь переплетены (а всякие старания их разделить с помощью разных подходов запутывают вопрос еще больше), что перспектива распутывать этот клубок способна привести в отчаяние.

Традиция (от лат. tradition – передача, предание), согласно определению – элемент социального и культурного наследия, передающийся от поколения к поколению и сохраняющийся в определенных обществах, стратах в течение длительного времени, позволяющий человеку себя этнически идентифицировать.

Этничность, как определяет ее в наши дни Фред Риггс, - это свойство, принадлежащее тем, кто признается членом данного общества, обладающего общими культурными чертами, в том числе общими предками и общей историей; это свойство, проявляющееся в результате взаимодействия с членами более широкого общества, имеющего другие культурные черты [с. 88]⁹⁷.

В этом контексте традиция определяется нами, в узком значении, как механизм репродукции, сохранения, трансляции своеобразия этноса, феноменологическая форма, а в более широком, как культурно-психологическое состояние общества, благоприятствующее в той или иной степени самосохранению и самореализации данного сообщества.

Мы считаем, что традиция – это форма проявления уникальной сущности этноса и характерных для него оснований культуры, т.е. средств и методов сохранения жизни, как этноса в целом, так жизни его отдельных представителей в частности.

Исходя из положения о том, что цели существования этноса и культуры в своей основе филоменологичны, мы разделяем позицию Э. Маркаряна, согласно которой культура – это мощный адаптивно-адаптирующий механизм, “способ универсального адаптивно-адаптирующего воздействия на среду”, функционирующий для сохранения, развития жизни и смыслообразующих ресурсов сообщества [с. 9]⁹⁸.

По мнению этого автора, “суть специфики адаптации к среде состоит в том, что приспособительный эффект достигается в данном случае [то есть в отличие от животного мира] не средствами генетическими, биологически наследственными, а социокультурной перестройкой человеческих индивидов путем универсальных преобразований внешней и внутренней среды их обитания. Общим же адаптивным механизмом этих преобразований <...> выступает культура, превратившая общество в универсальную адаптивно-адаптирующую систему” [с. 861]⁹⁹.

Очевидно, что факт сложности функциональной структуры традиции может быть объяснен социальной и психологической адаптацией этноса к условиям его существования.

При этом “любое духовное образование, любой факт коллективного сознания, сколь угодно отвлеченным по содержанию и сколь угодно непрактичным в социальном отношении он ни казался бы, в действительности представляет собой компонент социальной технологии общества и, следовательно, так или иначе участвует в поддержании и воспроизводстве структуры данного общественного механизма” [с. 64]¹⁰⁰.

Для данного исследования особенно важно то, что Э. Маркарян рассматривает адаптацию, в отличие от представителей магистрального направления культурной экологии за рубежом, как процесс приспособления не только к природной среде обитания, но и к среде обитания социальной, сфере “межобщественных (межплеменных, межгосударственных и т.д.) связей и взаимодействий, рассмотренных в перспективе деятельности того или иного общества, с которым они [члены данного общества] вступают в контакт посредством институциализированных мирных (дипломатических, торговых и других), а также военных средств” [с. 9]¹⁰¹.

Таким образом, культуру в целом можно рассматривать как адаптивную стратегию [с. 32]¹⁰², способствующую сохранению и осуществлению организованного сообщества людей.

Отмечая противоречивость культуры в реализации своей адаптивной функции, Маркарян указывает, в частности, на то, что “достижение тех или иных целей в процессах деятельности личности, имеющих для нее адаптивное значение, может играть деструктивную роль для соответствующей группы и наоборот” [с. 91]¹⁰³.

Таким образом, нельзя поставить знак равенства между адаптацией к среде индивида и адаптацией общества. Более того, тот вариант адаптации к среде обитания, который является удачным для общества как целого с точки зрения его выживания и развития, может быть неудобен для конкретных индивидов, входящих в эту культуру. Следовательно, то, что “адаптивно для целого, может не быть полностью адаптивно для индивида” [с. 52]¹⁰⁴.

В культурной экологии “процесс адаптации рассматривается на двух уровнях: во-первых, изучается способ адаптации культурной системы к ее целостному внешнему окружению; во-вторых <...> исследуется способ, посредством которого институции данной культуры адаптируются друг к другу” [с. 32]¹⁰⁵.

В отличие от культурэкологов нас интересует социально-фиолософский аспект адаптации на обоих выделенных здесь уровнях.