Срединный участок

22-й день восьмою месяца, вторница,

день

Возможно, следовало бы остаться в Москитово и постараться выяснить все же, в какие игры и кто там играет; и почему сказавшийся глубоко усталым от нервного напряжения, вызванного постоянным употреблением «Бруно», Юллиус Тальберг довольно бодро прохаживается мимо елок и вдоль залива, лелея за пазухой заветную фляжку со столь подорвавшим его здоровье напитком… И что странный гокэ имел в виду, указав на молодца в белом халате, и отчего молодец сей вел себя так, будто следил – ну не следил, а так, приглядывал – за Тальбергом.

Быть может, это просто милосердный брат из «Тысячи лет здоровья», приставленный наблюдать за тем, чтобы строптивый гокэ впредь уж не наносил вред организму ядреным напитком, а спокойно вкушал обезжиренный кумыс и вдыхал целебный воздух – в промежутках между оздоравливающими процедурами и животворными воздействиями молчаливых лекарей и их бессловесных подопечных? Быть может.

Возможно, этот Тальберг вообще псих, расставшийся с частью сознания зарубежный подданный, проводящий время в химерическом мире, порожденном расстроенными нервами и постоянным воздействием разрушительного напитка.

Возможно. Хотя все равно очень подозрительно. Но – не более.

А вот то, что Баг не давал Крюку относительно задержанного никакого повеления, ни единым словом, ни устным, ни письменным даже не намекнул, что было бы желательно вывести захваченного ночью человеконарушителя за пределы его тюремной клети в Срединном участке хоть на мгновение, – это Баг знал наверняка. Не подозревал. Знал.

Не писал Баг никаких таких бумаг. И устно не распоряжался. И составить не велел, и печать свою к составленной бумаге такого свойства – не прикладывал.

Напротив: он чаял, если состояние человеконарушителя позволит, во второй половине этого хлопотливого дня уединиться с задержанным в уютном кабинетике участка, где из мебели есть лишь маленький стол и два стула – тот, что для посетителей, надежно привинчен к полу, – и вдумчиво, с результатами научных разборов и заключениями штатных обдумывателей в руках, побеседовать с ночным гостем, задать ему все те вопросы, какие за это короткое время у него, у Бага, накопились; и задать их так, чтобы дошли они до самого человеконарушительского нутра, до самой его зловонной печени, а если надо – то еще и заехать пару раз кулаком скорпиону в лоб, благо кабинетик тот имел вполне звуконепроницаемые стены. Ощущение неотвратимо уходящего времени – Баг с некоторых пор всем телом чувствовал, как минуты просачиваются сквозь пальцы, а их так осталось мало, этих минут, до того, как свершится что-то важное, быть может, даже катастрофическое – было настолько сильным, что достойный ланчжун мысленно смирился с необходимостью применить к задержанному самые крайние меры, вплоть до веревочной петли и палки.

Полчаса пути до Александрии – включив сирену, Баг вел цзипучэ на пределе возможностей, с риском обходя другие повозки, нахально проскакивая на желтый свет, при необходимости вылетая даже на встречную полосу, – показались ему совершенно невозможным сроком. Рядом, на переднем сиденье бешено несущегося цзипучэ, прижав уши и молотя по спинке хвостом, напрягся, словно в засаде, Судья Ди; глаза кота хищно горели. Настроение хозяина передалось и ему, и когда Баг в очередной раз взглянул на хвостатого, то подумал злорадно, что ежели задержанный каким-то чудом найдется, так, пожалуй, можно будет запросто обойтись лишь рекомендованными в уложениях способами ведения беседы с подследственным, а звуконепроницаемые стены на сей раз не понадобятся. Завидев Судью Ди в этаком состоянии, человеконарушитель тут же расскажет все – даже то, о чем его никто и спрашивать-то не помышлял бы. «Как хорошо, что этот кот на моей стороне», – подумал Баг.

Взвизжав тормозами, он осадил цзипучэ у Срединного участка, вспугнул привратных вэйбинов и вихрем ворвался в приемную.

– Где?!

Яков Чжан вскочил, захлопал белобрысыми ресницами:

– Кто?

Баг притормозил: негоже бросаться на своих. Надо разобраться.

– Где бумага? Повеление Крюку сопровождать задержанного человеконарушителя?

– Вот, извольте, драгоценный преждерож… – Баг оборвал его властным взмахом руки, выхватил бумагу.

Заполнял ее, похоже, сам Крюк.

«Сим повелеваю есаулу Максиму Крюку… сопроводить задержанного ныне, 22-го… буде придет в себя… для проверки некоторых обстоятельств… в известное ему место…» Печать: ланчжун Управления внешней охраны Багатур Лобо. Все верно. Его печать.

Баг потянул за шнурок на шее и вытянул из-за пазухи свою официальную печать. Снял крышку и тупо уставился на вырезанные древним почерком «чжуань» иероглифы.

Потом явственно вспомнил ночь: вот он выходит вместе с Хисм-уллой в приемную, Крюк протягивает ему еще теплые после принтера листы с записью рапорта о происшествии в апартаментах Гийаса ад-Дина, Баг достает печать – как сейчас – и ставит печать на этих бумагах… на всех этих бумагах…

Не может быть.

Баг прикрыл глаза и собрался досчитать до шестидесяти. Но на числе «восемь» понял, что испытанное средство не помогает. А вспоминать утонченные комментарии Чжу Си на двадцать вторую главу «Лунь юя» было просто недосуг. Ярость душила честного человекоохранителя – ярость тем более безудержная, что к ней примешивалась изрядная доля недоумения.

Ах, скорпион!…

Что же, я сам тогда, выходит, эту бумагу и пропечатал? Не глядя?

Да, но кто ж мог подумать, что Крюк – Крюк!… страшно даже внутри себя это сказать… внедренцем окажется?! Как можно было помыслить об этом?! Сколько раз я ему так бумаги-то пропечатывал, часто и не глядя на некоторые… Вернейший же человек, наипреданнейший единочаятель…

Да что же это такое творится? Никому верить нельзя, да?

– Где Крюк? – отрывисто, злясь на себя, спросил Баг. – Где есаул?

– Не могу знать, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо! – Яков Чжан вытянулся. – Сегодня с утра его тут не видели.

– Прелестно… – пробормотал себе под нос Баг. – Просто замечательно.

– Осмелюсь спросить… – Яков Чжан опасливо шагнул к Багу. Простодушное румяное лицо его выражало крайнюю озабоченность. – Что-то не так, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо?

Баг мрачно посмотрел на него и достал сигарету.

– Немедленно объявить розыск есаула Крюка! – угрюмо и уже совсем спокойно ответил он. – Буде таковой обнаружится, задержать, невзирая ни на что, не слушая никаких слов, и доложить мне немедля! Разослать портреты! Буде таковой сам появится в участке, также задержать и препроводить в изолированную клеть, где и держать до моего прихода под усиленным надзором. – Подумал и добавил: – Сразу по задержании связать на совесть, дабы оный есаул не мог нанести вреда своему здоровью или, например, жизни. Ясно ли?

– Так точно! – И Яков Чжан затопал в комнату связи.

«Милое дело… – подумал Баг, затягиваясь. – Может, он просто с ума спятил? Давеча – Ртищев и ад-Дин, сегодня – Крюк. Кто следующий?»

Пустая приемная молчала в ответ. Лишь дежурный вэйбин осторожно выглянул из своего кабинета и тут же скрылся.

И Богдана нет.

Хоть бы он в Логу-то что-нибудь раскопал. А то уже голова пухнет. Мертвое дело. Не за что уцепиться, все сыплется… Ладно. Надо Алимагомедова поставить в известность.

Баг злобно умертвил окурок в служебной пепельнице.

– Дежурный! Старшего вэйбина Чжана ко мне! – И когда расторопный Яков влетел в приемную, бросил ему на ходу: – Я в Управление!

В кабине цзипучэ Баг распахнул «Керулен», удобно примостившийся в креплениях по правую руку от водительского сиденья, и на всякий случай бегло просмотрел сводку городских происшествий. Ничего примечательного. Ничего.

В Александрии все спокойно.

– Ну, кот? Что скажешь? – спросил он Судью Ди. Если коту и было что сказать, то он все равно по обыкновению промолчал. Однако посмотрел на Бага внимательно.

Баг тронул повозку с места и уже безо всякой сирены, тихо и неторопливо вырулил на Проспект Всеобъемлющего Спокойствия. Днем на Проспекте движение было довольно оживленным. Вписавшись между многотонной грузовой повозкой, прибывшей, судя по ярким надписям, из Свенски, и высокопроходимой «рязаночкой» с легким прицепом, на коем пристроена была небольшая лодка – отдыхать люди едут, на озера, Гуаньинь милосердная! и не знают, не ведают ничего! – цзипучэ, отдавшись на волю транспортного потока, потек в сторону огромного здания Управления, упершись в которое Проспект заканчивался: направо и налево уходил в обе стороны проспект поменьше, Лигоуский, а по обеим сторонам квадратного здания шли узкие улочки, именуемые Первой и Второй Управленческими.

Выехав на обширную стоянку перед Управлением, Баг привычно остановил повозку рядом с цзипучэ Алимагомедова – таким же «юлдузом», как и у Бага, только серого цвета и без многочисленных фар на крыше, – на том месте, где на асфальте белым было выведено: «Ланчжун Лобо».

Взяв Судью Ди под мышку, Баг направился к зданию. Привычно полюбовался просторной, рельефной лепниной на фронтоне – массивной эмблемой Управления, щитом и копьем Георгия Победоносца. Прошел мимо странно смотревшегося средь череды Ордусских повозок варварского «кадиллака» с открытым верхом, удивился: кто это из Управления себе этакую страшилу прикупил? А потом замедлил шаги, ибо увидел – рядом с гранитными ступенями, поднимающимися к огромным дубовым, окованным медью дверям, по обе стороны от коих застыли дежурные вэйбины со сверкающими алебардами, прохаживались нихонский князь Люлю – как всегда, нарочито недобритый, и его спутник Сэмивэл Дэдлиб. Гокэ о чем-то негромко беседовали.

«… Ибо таков благородный муж, что к нему прибегают самые диковинные звери и прилетают самые удивительные птицы… » – пронеслось в голове изречение из двадцать второй главы «Лунь юя».

Нихонец Люлю вздернул голову, встретился взглядом с Багом.

Заулыбался.

– Милейший господин Лобо! – Он пошел навстречу Багу. – Добрый день, прекрасный день!

– Рад вас видеть, – отвечал Баг с легким поклоном. Судья Ди ударил его хвостом по спине. – А мы вас поджидаем. Верно, Сэм? Мне кажется, пришло время нам поговорить, а?

В рукаве у Бага запиликала трубка, и он вытащил ее свободной рукой. – Лобо.

– Это Богдан.

– Ты где, еч?

– В Александрии. Минутах в пяти от Управления.

– Очень хорошо. Жду тебя в своем кабинете. В обществе нихонского князя и его спутника.

– Даже так? Немедленно буду.