Ду­хов­ность — это ра­бо­та

Та­кое со­бы­тие не ве­дет к бла­жен­но­му псев­до­бла­го­по­лу­чию, то есть от­ды­ху, как час­то мно­гие под­соз­на­тель­но, ино­гда са­ми то­го не по­ни­мая, на­де­ют­ся. И свои уст­рем­ле­ния к от­ды­ху обо­зна­ча­ют как ду­хов­ные уст­рем­ле­ния. Про­стое же­ла­ние от­дох­нуть от слож­но­стей жиз­ни вы­да­ет­ся за стрем­ле­ние к ду­хов­но­сти, а под ду­хов­но­стью здесь по­ни­ма­ет­ся не­ко­то­рое бла­жен­ное со­стоя­ние, ко­гда мож­но на­ко­нец за­слу­жен­но от­дох­нуть.

Ду­хов­ность — это ра­бо­та, ра­бо­та люб­ви. Лю­бой лю­бя­щий че­ло­век зна­ет, что лю­бовь это не от­дых. Лю­бовь есть пре­дель­ное на­пря­же­ние всех чувств, мыс­лей, ощу­ще­ний. Это пол­но­та жиз­ни, а пол­но­та не мо­жет быть от­ды­хом. Пол­но­та не мо­жет по­ро­дить ощу­ще­ние рас­слаб­ленно­сти. Хо­тя пе­ре­жи­ва­ние пол­но­ты бы­тия и по­ро­ж­да­ет ощу­ще­ние пре­бы­ва­ния в Ми­ре как до­ма, ис­чез­но­ве­ние ощу­ще­ния не­уве­рен­но­сти: а там ли я, а здесь ли мне на­до бы­ло бы жить, в это ли вре­мя, сре­ди этих ли лю­дей? И во­обще, име­ет ли цен­ность од­на пер­со­наль­ная жизнь, мо­жет быть, нуж­но мыс­лить сра­зу па­ке­та­ми во­пло­ще­ний? Как не­ко­то­рые го­во­рят: а что там мыс­лить од­ной жиз­нью, по­ду­ма­ешь, ка­кое-ни­будь эн­ное ко­ли­че­ст­во де­сят­ков лет!

От­но­ше­ния с Ми­ром

Из­вест­но, что ко­гда че­ло­век на­хо­дит­ся в со­циу­ме, со­ци­ум пы­та­ет­ся его за­фик­си­ро­вать в кон­крет­ном оп­ре­де­лен­ном об­ра­зе, по­это­му не при­ня­то, что­бы че­ло­век имел не­сколь­ко об­ра­зов, это сра­зу вы­зы­ва­ет на­пря­же­ние и не­га­тив­ную оцен­ку. А вот ко­гда он «ве­рен се­бе», то есть ве­рен од­но­му и то­му же кос­тю­му, од­ной и той же при­чес­ке, од­но­му и то­му же вы­ра­же­нию лица, вот то­гда мо­ло­дец, со­ци­аль­ная «ца­ца». Это ес­те­ст­вен­но, по­то­му что со­ци­ум стре­мит­ся к по­вы­ше­нию уров­ня пред­ска­зуе­мо­сти. Это ха­рак­тер­ная осо­бен­ность его уст­рой­ст­ва. Ес­ли че­ло­век не осоз­на­ет уст­рой­ст­ва, внут­ри ко­то­ро­го он пре­бы­ва­ет, то ду­ма­ет, что так и на­до и что он та­кой и есть. Не­ко­то­рые умуд­ря­ют­ся этот об­раз, этот кос­тюм, это вы­ра­же­ние ли­ца не сни­мать да­же но­чью. На вся­кий слу­чай.

Ко­гда че­ло­век вы­би­ра­ет дру­гие от­но­ше­ния с Ми­ром и ему уда­ет­ся их реа­ли­зо­вать, он от­кры­ва­ет свое мно­го­об­ра­зие, свою пла­стич­ность. И то­гда вер­ность са­мо­му се­бе вы­ра­зит­ся в реа­ли­за­ции как мож­но боль­ше­го диа­па­зо­на сво­его мно­го­об­ра­зия. Че­ло­век по­во­ра­чи­ва­ет­ся к Ми­ру раз­лич­ны­ми сто­ро­на­ми, и Мир в от­вет по­во­ра­чи­ва­ет­ся к не­му свои­ми раз­но­об­раз­ны­ми гра­ня­ми. Та­кой че­ло­век не из­ме­ня­ет че­му-ли­бо или ко­му-ли­бо, та­кой че­ло­век из­ме­ня­ет­ся.

Ко­гда че­ло­век в та­ких от­но­ше­ни­ях с Ми­ром и с со­бой, то, ес­те­ст­вен­но, его от­но­ше­ния с дру­ги­ми людь­ми то­же при­об­ре­та­ют иной ха­рак­тер. Он ви­дит не толь­ко то, что ему уп­ря­мо под­совы­ва­ют, то есть не­кий за­кре­п­лен­ный об­раз дру­го­го че­ло­ве­ка, его та­ко­вость, а на­чи­на­ет ви­деть по­тен­ци­аль­ное мно­го­об­ра­зие ка­ж­до­го. Та­кой че­ло­век мо­жет пре­одо­ле­вать не­кий обя­за­тель­ный уро­вень кон­фликт­но­сти за счет то­го, что ви­дит пе­ред со­бой мно­го­мер­ное су­ще­ст­во, что да­ет но­вые воз­мож­но­сти на­хо­ж­де­ния пу­тей друг к дру­гу, воз­мож­но­сти на­хо­дить та­кие пу­ти об­ще­ния, ко­то­рые пре­одо­ле­ва­ют стан­дарт­ный кон­фликт. И, об­ра­ща­ясь к это­му мно­го­мер­но­му су­ще­ст­ву, че­ло­век мо­жет по­со­дей­ст­во­вать его про­бу­ж­де­нию и его ощу­ще­нию се­бя мно­го­мер­ным.

По­это­му и го­во­рят, что са­мое ду­хов­ное, что мо­жет сде­лать ду­хов­ный че­ло­век для дру­гих лю­дей, — это быть са­мим со­бой. Ес­ли в его за­да­чу вхо­дит быть са­мим со­бой сре­ди лю­дей и при этом не мас­ки­ро­вать­ся, то­гда это ко­лос­саль­ная ра­бо­та, по­то­му что он сво­им по­ве­де­ни­ем, сво­ей ре­ак­ци­ей, сво­им об­ра­ще­ни­ем к дру­гим все вре­мя про­во­ци­ру­ет во­круг се­бя дру­гое взаи­мо­дей­ст­вие с Ми­ром.

Что мо­жет сде­лать че­ло­век, что­бы пре­ду­го­то­вить се­бя к та­кой встре­че с Ми­ром, к та­ким с ним от­но­ше­ни­ям?

Все по­пыт­ки осоз­на­ния, пе­ре­жи­ва­ния, прак­ти­ки, на­прав­лен­ные на это, свя­за­ны пре­ж­де все­го с во­про­сом: кто Я? По­че­му этот во­прос ва­жен? По­то­му что на­ше Я не под­да­ет­ся ра­цио­наль­но­му ос­мыс­ле­нию. Все, что мож­но ска­зать ра­цио­наль­но­го о на­шем Я, — Я есмь, Я — это Я. По­ду­мать что-ни­будь о Я ни­ка­кой воз­мож­но­сти нет. Это вы­зы­ва­ет в соз­на­нии ог­ром­ное на­пря­же­ние.

Что­бы снять его, мы на­чи­на­ем Я пре­вра­щать в не­что дру­гое, ина­че как-то не­при­выч­но, не­лов­ко и не­удоб­но. Ведь у со­ци­аль­но­го субъ­ек­та за сло­вом Я вста­ют био­гра­фия, за­слу­ги, опыт, об­раз, ка­че­ст­ва лич­но­сти, от­но­ше­ния с людь­ми, уро­вень ин­тел­лек­та. И как-то не­удоб­но та­ко­му че­ло­ве­ку вдруг ни с то­го ни с се­го ска­зать се­бе: да что ж я се­бе и мы все се­бе уже сколь­ко вре­ме­ни «пуд­рим моз­ги», из­ви­ни­те за не­ко­то­рую вуль­гар­ность это­го вы­ра­же­ния, ведь все это к Я име­ет та­кое же от­но­ше­ние, как, ска­жем, бу­тыл­ка к ми­не­раль­ной во­де. Как ни кру­тись, про Я ни­че­го нель­зя ска­зать, кро­ме то­го, что Я — это Я. И не толь­ко ска­зать, но и по­ду­мать. Про­сто бес­смыс­лен­но. По­то­му что ну что си­деть — и я это я, я это я, я это я, я это я. Это что, про­цесс раз­мыш­ле­ния, что ли?

Та­ким об­ра­зом, че­ло­век ни­ко­гда не ду­ма­ет о се­бе ре­аль­но. Ре­аль­но он все­гда ду­ма­ет о чем-то: о сво­ем, о чу­жом, о де­вичь­ем. Он ду­ма­ет, ска­жем, о сво­ем те­ле, о сво­их лич­ных про­бле­мах, о сво­их ду­шев­ных пе­ре­жи­ва­ни­ях, о судь­бе сво­его по­ко­ле­ния, о чу­жом бо­гат­ст­ве, о чу­жих дос­то­ин­ст­вах, о чу­жих ус­пе­хах, о чу­жих тер­ри­то­ри­ях и т. д. и т. п. Так при­выч­но, и имен­но по­это­му в жиз­ни по­ка очень не­мно­го встре­ча­ет­ся лю­дей, ко­то­рые од­на­ж­ды бро­си­ли се­бя об­ма­ны­вать и пе­ре­ста­ли ду­мать, что Я это еще что-то, кро­ме Я.

Ес­ли вы к это­му ка­ким-ли­бо об­ра­зом се­бя не по­до­дви­гае­те, то, ес­те­ст­вен­но, ни­ка­кая лю­бовь ме­ж­ду ва­ми и Ми­ром со­сто­ять­ся не мо­жет. По­то­му что по­це­луй че­рез но­со­вой платок рез­ко от­ли­ча­ет­ся от не­по­сред­ст­вен­но­го по­це­луя. Плат­ком в дан­ном слу­чае бу­дет все, что вы на­зы­вае­те со­бою. Это все вста­нет ме­ж­ду вами и Ми­ром, с ко­то­рым вы хо­ти­те об­нять­ся. Ес­ли это не те­ло ва­ше, а это вы; ес­ли это не мыс­ли ва­ши, а это вы и есть, и т. д. Так что пред­став­ляе­те, сколь­ко мес­та ме­ж­ду ва­шим Я и Ми­ром за­ня­то! Там где-то да­ле­ко на го­ризон­те Они, Дру­гой, Чу­жой. А Мир еще даль­ше. По­это­му кро­ме то­го, что нуж­но ос­во­бо­дить­ся от стра­ха быть про­сто Я, нуж­но еще ос­во­бо­дить­ся от стра­ха быть не Мы.

Че­ло­век — су­ще­ст­во со­ци­аль­ное, сде­лан­ное из лю­дей, по­это­му у боль­шин­ст­ва лю­дей ре­аль­ное со­дер­жа­ние Я — Мы. Ча­ще все­го лю­ди ощу­ща­ют се­бя толь­ко как часть Мы, а са­ми по се­бе буд­то и не су­ще­ст­ву­ют. А Мы — это не Они. Ка­кой Мир? О чем речь? Вы по­ни­мае­те, что до Ми­ра тут про­сто не до­б­рать­ся. Ка­кое ми­ро­зда­ние, ка­кой Кос­мос?!

Как мож­но ре­аль­но про­бить­ся сквозь все эти бар­ри­ка­ды, зам­ки, рвы, все за­щит­ные со­ору­же­ния, ко­то­рые от­де­ля­ют ме­ня от ме­ня, не го­во­ря уже — ме­ня от Ми­ра? Ведь это все не дрянь ка­кая-ни­будь, ко­то­рую про­сто взять и, как по­мой­ное вед­ро, вы­не­сти и вы­бро­сить. Это все соз­да­но эво­лю­ци­ей че­ло­ве­ка. Это ве­ли­ко­леп­ней­шие, по­тря­саю­щие шту­ко­ви­ны, без ко­то­рых мы не ста­ли бы людь­ми. И все это хо­ро­шее, за­ме­ча­тель­ное, ка­че­ст­вен­ное на­до от­дать. Во имя че­го?! Во имя ка­ко­го-то при­зра­ка ду­хов­но­сти.

Это у че­ло­ве­ка, у ко­то­ро­го экс­та­ти­че­ски слу­чи­лось, ко­то­рый в си­лу ка­ко­го-то ко­лос­саль­но­го по­тря­се­ния, пе­ре­жи­ва­ния воз­лю­бил Мир, это у не­го нет про­бле­мы: от­да­вать — не от­да­вать. Он су­ма­сшед­ший. Он су­ма­сшед­ший влюб­лен­ный. Амок. Бе­зум­ный Медж­нун. У не­го нет про­блем. Так он и не раз­го­ва­ри­ва­ет про ду­хов­ность. Он в ней пре­бы­ва­ет. Он не ста­но­вит­ся ни док­то­ром фи­ло­со­фии, ни мас­те­ром тра­ди­ции. Он про­сто пре­бы­ва­ет в этой сво­ей люб­ви, и все. Ему по­вез­ло или не по­вез­ло — это кто как счи­та­ет.

Но мы с ва­ми толь­ко рас­су­ж­да­ем по­ка что и, мо­жет, так и бу­дем рас­су­ж­дать. Мо­жет, так и не слу­чит­ся эта лю­бовь. Но да­вай­те хо­тя бы рас­су­ж­дать гра­мот­но, че­ст­но и по­сле­до­ва­тель­но. Ес­ли мы это бу­дем де­лать гра­мот­но, че­ст­но и по­сле­до­ва­тель­но, то пой­мем, что тя­га к нар­ко­ти­че­ским пе­ре­жи­ва­ни­ям — не важ­но, чем они вы­зва­ны, нар­ко­ти­ком как та­ко­вым или чем-то под на­зва­ни­ем «ме­ди­та­ция», — по­ро­ж­да­ет­ся од­ним и тем же: же­ла­ни­ем впасть в не­кое со­стоя­ние и пой­мать не­кое пе­ре­жи­ва­ние о яко­бы един­ст­ве с Кос­мо­сом. И все это толь­ко по­то­му, что ес­ли на­чать раз­мыш­лять, то ста­нет по­нят­но, что до Кос­мо­са не до­б­рать­ся че­рез всю эту ком­па­нию: Я, а там еще Мы, а там еще Они…

Ес­те­ст­вен­но, что «на ба­за­ре ду­хов­ном» так мод­но. Хо­ро­шую це­ну пла­тят имен­но за имею­щие хо­ро­ший спрос пе­ре­жи­ва­ния нар­ко­ти­че­ско­го свой­ст­ва, по­то­му что они соз­да­ют ил­лю­зию не­по­сред­ст­вен­но­го кон­так­та с Кос­мо­сом. Не важ­но, что на пят­на­дцать ми­нут. Важ­но, что бы­ло. Са­мо­оцен­ка от это­го под­ска­ки­ва­ет не­ве­ро­ят­но. Ни­че­го, что по­сле это­го в ва­шей ре­аль­ной жиз­ни ни­че­го не из­ме­ни­лось. Ну и что?! Это не зна­чит, что я от­ри­цаю экс­та­ти­че­ские спо­со­бы по­зна­ния или экс­та­ти­че­ские спо­со­бы взаи­мо­дей­ст­вия с Ми­ром. Ни в ко­ем слу­чае. Экс­та­ти­че­ские спо­со­бы, экс­та­ти­че­ские со­стоя­ния дей­ст­ви­тель­но от­кры­ва­ют внут­рен­нее ви­де­ние, но толь­ко ес­ли эти со­стоя­ния по­ро­ж­де­ны лю­бо­вью, влюб­лен­но­стью. Экс­та­ти­че­ское вос­при­ятие ми­ра не мо­жет быть тех­ни­кой, ибо гра­ни­ца лю­бой тех­ни­ки, как из­вест­но, лю­бовь.

Лю­бая тех­ни­ка, лю­бая са­мая изы­скан­ная пси­хо­энер­ге­ти­че­ская прак­ти­ка не есть лю­бовь и не мо­жет быть лю­бо­вью. Прак­ти­ка мо­жет раз­ви­вать ва­ши ин­ст­ру­мен­ты, она мо­жет сде­лать из при­ми­тив­но­го при­ем­ни­ка су­пер­при­ем­ник с ко­лос­саль­ным диа­па­зо­ном и по­тря­саю­щей чув­ст­ви­тель­но­стью. Но она не мо­жет быть со­дер­жа­ни­ем пе­ре­дач, ко­то­рые этот при­ем­ник ло­вит.

И ес­ли прак­ти­ка пы­та­ет­ся под­ме­нить со­бою лю­бовь, то то­гда по­лу­ча­ет­ся при­мер­но так: сам се­бе пе­ре­даю, сам се­бя при­ни­маю, сам от это­го кайф лов­лю. Смеш­но? Я то­же сме­юсь, но сквозь сле­зы. По­то­му что мно­го ви­дел лю­дей, ко­то­рые имен­но так по­ни­ма­ют ду­хов­ную прак­ти­ку. Не толь­ко по­ни­ма­ют, но и, из­ви­ни­те за тав­то­ло­гию, прак­ти­ку­ют. Та­ких очень мно­го. К со­жа­ле­нию, это очень рас­про­стра­нен­ная ошиб­ка.

Ду­хов­ная прак­ти­ка тре­бу­ет вре­ме­ни, тре­бу­ет тер­пе­нья, ква­ли­фи­ци­ро­ван­но­го ин­ст­рук­то­ра. И она кон­тро­ли­руе­ма.

Лю­бовь — это со­бы­тие. Это со­бы­тие мо­жет слу­чить­ся, а мо­жет не слу­чить­ся. Есть лю­ди, ко­то­рые бо­ят­ся люб­ви да­же те­п­лой, не то что го­ря­чей, тем бо­лее ог­нен­ной, тем бо­лее кос­ми­че­ской. Я толь­ко про­шу не пу­тать это с «кос­ми­че­ски­ми же­ни­ха­ми и не­вес­та­ми», «го­ло­са­ми» и т. д. Это раз­ные ве­щи. Хо­тя и они то­же су­ще­ст­ву­ют.