17. Творческий путь Сумарокова. Трудолюбивая пчела (Ангелина Монахова)

Сначала А. П. Сумароков под руководством отца получил домашнее

образование (до 1727 года его учителем был некий И. А. Зейкен или Зейкин,

дававший в то же самое время уроки наследнику престола, будущему императору

Петру II). В 1732 году Сумароков был определен в новооткрытый Сухопутный

шляхетный корпус, специальное учебное заведение для детей высшего

дворянства. Учащиеся этой "рыцарской академии" получали поверхностные, но

разнообразные знания и большей частью оставались людьми малообразованными,

что не мешало им делать впоследствии крупную военную и штатскую карьеру.

Одновременно с А. П. Сумароковым в корпусе учились один из ранних русских

поэтов, М. Г. Собакин, известные военные деятели П. А. Румянцев, кн. А. М.

Голицын, гр. П. И. Панин, поэт-переводчик и крупный деятель екатерининского

времени А. В. Олсуфьев и др.

Среди "кадетов" были любители поэзии и театра, выступавшие почти с

самого начала существования корпуса в качестве поэтов и участников

любительских спектаклей, вскоре ставшие последователями Тредиаковского.

Впрочем, в первые годы имя Сумарокова в этой связи не встречается. Лишь ко

времени окончания им Сухопутного шляхетного корпуса были напечатаны две его

"Оды" (1740). В них Сумароков продолжал традиции кадетских поэтов,

воспевавших "благодеяния", которые оказывала "дворянскому корпусу"

(сословию) императрица Анна Иоанновна, а по форме подражал пользовавшемуся

тогда большой популярностью Тредиаковскому.

В 1740 году Сумароков окончил курс обучения в Сухопутном шляхетном

корпусе и был выпущен адъютантом к вице-канцлеру гр. М. Г. Головкину, одному

из виднейших вельмож конца царствования Анны Иоанновны и регентства Анны

Леопольдовны. Падение Головкина после воцарения Елизаветы Петровны (1741) не

отразилось на судьбе Сумарокова, и он вскоре же стал адъютантом фаворита

новой императрицы, гр. А. Г. Разумовского, прослужив в этой должности более

десяти лет.

В 1756 году Сумароков был назначен директором только что

организованного Российского театра. Заслуги его в этой области очень

значительны: благодаря его энергии театр, несмотря на противодействие

придворных кругов, сохранился. Впрочем, в конце 1761 года Сумарокова

заставили уйти в отставку. С этого времени он занимался исключительно

литературной деятельностью. Умер он 1(12) октября 1777 года в Москве, куда

переехал в 1769 году.

III

Литературная деятельность Сумарокова, начавшаяся во второй половине

1730-х годов, продолжалась не менее сорока лет. Приблизительно к концу

1750-х годов мировоззрение его полностью оформилось, и Сумароков стал

наиболее крупным литературным выразителем идеологии передового дворянства

середины XVIII века. И общее мировоззрение Сумарокова, и его политические

симпатии, и его эстетические позиции - все это определялось его пониманием

роли и значения дворянства в русском государстве как основной движущей силы

общественного прогресса.

По своим философским воззренияv Сумароков был очень близок к

сенсуалистам. В статье "О разумении человеческом по мнению Локка" он

сочувственно излагает доводы английского философа против учения о врожденных

идеях. Считая, подобно многим своим современникам, что "естество разделяется

на духи и вещество", Сумароков вполне последовательно заявлял как

сенсуалист: "Что "такое" духи, я не знаю, а вещество имеет меру и вес".

Вслед за сенсуалистами Сумароков признавал чувства источником человеческих

знаний. Однако в своих философских воззрениях он отдал гораздо большую дань

рационализму, так как в индивидуальной и общественной жизни человека отводил

большое место "разуму", "рассудку": "Логическое и математическое

доказательства - не педантство, но путь к истине, которым шествуя и

просвещенный разум имея проводником до последних границ нашего умствования,

заблудиться невозможно". Отрицание врожденных идей привело Сумарокова к

заключению, что "природа не изъясняет истины в душах наших и, следовательно,

никакого нравоучительного наставления не подает". Истина постигается

человеком в результате специального развития его "разума", который тоже не

является прирожденным: "Воспитание, наука, хорошие собеседники и прочие

полезные наставления приводят нас к беспорочной жизни, а не врожденная

истина".

Цель человеческой жизни - "благо". "Что на природе и истине основано,

то никогда премениться не может, а что другие основания имеет, то

похваляется, похуляется, вводится и выводится по произволению каждого и без

всякого рассудка". Для того чтобы согласовать столь различные и несходные

"умствования" и "действия", люди изобрели "мораль" и "политику": "Мораль

печется о благе участном "частном, личном", политика - о благе общем".

Понятно, что чем "яснее" "разум" людей, тем правильнее их "мораль" и

"политика".

Эти положения являются основой всей системы общественно-политических

взглядов Сумарокова. Люди, по его мнению, отличаются в общественной жизни

только степенью ясности своего "разума". Раз люди одинаково получают

впечатления при посредстве чувств, а врожденной истины нет, раз истина

достигается усилиями "разума", значит от природы все люди равны, так как при

рождении в одинаковой мере лишены "разума". С этой точки зрения и дворянин и

крепостной, и господин и слуга одинаковы и равны. Различие между ними, по

Сумарокову, возникает лишь как следствие воспитания, развития "разума".

"Здравым рассуждением приближаемся мы к центру познания, которого смертные

никогда не могут коснуться. Кто больше до сего центра доходит и кто меньше

его преходит, тот справедливее действует".

Таким образом, дворянин, получающий образование, воспитанный

соответствующим образом, окруженный культурными людьми, стоит, по мнению

Сумарокова, выше крепостного, необразованного, невоспитанного, окруженного

такими же, как и он сам, некультурными людьми. Следовательно, Сумароков

признает равенство людей по природе и неравенство их в социальной

действительности; образованных и воспитанных дворян он считает "первыми

членами общества", "сынами отечества". Этими же положениями определяются и

представления Сумарокова о "морали" и "политике".

На основе эклектического соединения во взглядах Сумарокова элементов

сенсуализма и рационализма и формировались его политические и социальные

убеждения: утверждая равенство людей "по природе", он оправдывал их

неравенство в общественной жизни.

Все эти взгляды нашли полное отражение в художественном творчестве

Сумарокова. В сатире "О благородстве" он напоминает дворянам, что

....от баб рожденным и от дам,

Без исключения всем праотец Адам.

На вопрос:

Какое барина различье с мужиком? -

Сумароков отвечает:

И тот и тот - земли одушевленный ком.

А если не ясняй ум барский мужикова,

Так я различия не вижу никакого.

Положение "первого члена общества" дворянин должен оправдать своим

отношением к делу, к интересам "общества":

В сатире "О честности" поэт излагает свою положительную программу

дворянской морали, рисует образ "идеального" дворянина:

Иначе понимал Сумароков место крестьян в жизни дворянского "общества".

Для него "мужик" - человек

("Эпистола е. и. в. государю великому князю Павлу Петровичу в день

рождения его 1761 года сентября 20 числа")

Он считал: «Кто черен родился, тому вовек так быть.Для всего существует назначенный, непреложный порядок:

("Змеи голова и хвост")

Попытки не только нарушить, но даже осудить установленный общественный

порядок крепостнического государства, оспорить законность социального

неравенства вызывали резкие возражения со стороны Сумарокова.

В притче "Пени Адаму и Еве" поэт подверг осмеянию жалобы крестьянина на

свое положение.

Для Сумарокова "пени" "мужика" - "несвойска дрянь". Своей притчей

Сумароков пытается доказать, что труд крепостного крестьянина - естественное

следствие человеческого несовершенства.

Учения, ставившие вопрос об изменении строя крепостнического

государства, вызывали возмущение Сумарокова:

("Новый календарь")

Однако, признавая незыблемость общественного устройства современной ему

России, Сумароков не одобрял рабских форм эксплуатации крепостной массы

помещиками, - и именно потому, что дворяне должны во всем быть безупречны.

В своих прозаических произведениях публицистического характера

Сумароков проводил резкое разграничение между понятиями "крепостной" и

"раб": "Между крепостным и невольником разность: один привязан к земле, а

другой к помещику". {Сборник Русского исторического общества, т. X. СПб.,

1872, стр. 84.}

Сумароков не признавал "рабства" крестьян в отношении к помещикам, он

считал, что крестьяне, как, впрочем, и все остальные классы общества, кроме

дворян, высшего духовенства и верхнего слоя купечества, являются "рабами

отечества", а не помещиков. Поэтому крепостные не могут быть, по мнению

Сумарокова, продаваемы: "Продавать людей, как скотину, не должно" {Там же,

стр. 85-86.}. Чтобы оправдать институт владения крепостными, Сумароков

выдвигал положение, что помещики могут продавать принадлежащую им землю, к

которой прикреплены крестьяне, а вместе с нею и проживающих на ней

крепостных. Отдельной же продажи крепостных он не признавал. Вместе с тем он

считал, что крепостное состояние не только нормально, но и необходимо для

правильного функционирования дворянского государства. В записке, поданной в

Вольное экономическое общество в конце 1767 года, Сумароков писал: "Прежде

надобно спросить: потребна ли ради общего благоденствия крепостным людям

свобода? На это я скажу: потребна ли канарейке, забавляющей меня, вольность,

или потребна клетка, - и потребна ли стерегущей мой дом собаке цепь? -

Канарейке лучше без клетки, а собаке без цепи. Однако одна улетит, а другая

будет грызть людей; так одно потребно для крестьянина, а другое ради

дворянина". Далее Сумароков спрашивает: "Что ж дворянин будет тогда, когда

мужики и земля будут не его; а ему что останется?" Кончается записка

Сумарокова такими безапелляционными словами: "Впрочем, свобода крестьянская

не токмо обществу вредна, но и пагубна, а почему пагубна, того и толковать

не надлежит". {А. И. Xоднев. История имп. Вольного экономического общества.

СПб., 1865, стр. 24-25.}

Стоя прочно на этих позициях, Сумароков считал себя обязанным в своих

притчах и сатирах нападать на дворян, которые продают и проигрывают в карты

крепостных. В притче "Ось и Бык" Сумароков язвительно говорит о "нежном

господчике", который проматывает труды крепостных; в сатире "О благородстве"

с негодованием клеймит "господского сына", который

Философские взгляды Сумарокова определили его эстетические позиции.

Если в вопросах теории познания он был близок к сенсуалистам, то в своих

литературно-теоретических построениях и в известной мере и в своей

художественной практике он оставался рационалистом.

Наиболее существенной чертой классицизма, литературного направления, к

которому принадлежал Сумароков, является рационализм как философская основа

эстетики. Только то прекрасно, утверждали классики, что "разумно". Только то

морально, что отвечает требовниям "разума".

Однако "разум" не всесилен; ему приходится бороться с идущими из

"природы" "страстями", нарушающими стройность мира, воздвигнутого на

принципах "разума". Где царит "разум", там все прекрасно, морально, там

"благо" общее и частное; где господствуют "страсти", там - хаос, борьба

личных интересов, там торжествует безнравственность. Источник общественных

зол - "страсти", из которых самыми вредными являются жажда богатства и

самовластие.

Поэтому подавление "страстей", борьба с ними должны, по мнению

сторонников классицизма, составлять основную задачу искусства.

Отсюда вырастала одна из важнейших особенностей классицизма - его

политическая направленность. Поскольку "политика печется о благе общем",

задача писателя должна состоять в том, чтобы способствовать укреплению

государственного целого, строящегося на принципах "разума". В трагедии,

эпопее, оде поэт-классик обязан пропагандировать высокие идеи

государственности, идеи "морали" и "политики". "Общее благо" должно быть

поставлено превыше всего. А так как "общество" Сумароков понимал как

общество дворянское, то и "общее благо" в его понимании было "благо"

дворянское, и задачей искусства должно быть воспитание дворянского сознания

исключительно в сословных интересах.

"Разум" во все времена, у всех людей одинаков. Поэтому то, что было

прекрасно в древности, прекрасно и сейчас. Что прекрасно у древних греков и

римлян, то должно считаться прекрасным у новейших народов, у французов,

например, и у русских. Этим ходом рассуждений определялось отношение

классиков к античному искусству.

Прекрасное, отвечающее требованиям "разума", утверждали классики, поэт

может построить, если откажется от своих индивидуальных эстетических исканий

и будет строго следовать "правилам" искусства, будет придерживаться

признанных образцов. "Правила" и "подражание" считались классиками

единственным путем подлинного искусства. Чем меньше проявляет писатель

фантазии, личного момента в своем творчестве, тем больше у него возможностей

создать истинно художественное творение. Отказ от индивидуального, местного,

национально-своеобразного был естественным следствием рационалистического

понимания идеи вечного и неизменно "прекрасного". Французские классики драмы

- Корнель, Расин, Вольтер - настолько избегали обращения к местному

материалу, что не посвятили ни одной трагедии темам из истории Фракции. Если

же классики и обращались к художественным обработкам национальной истории

("Генриада" Вольтера, многие трагедии Сумарокова), то и здесь они удаляли

почти все носившее печать национального, оставляя одни только имена.

Из всего этого проистекала одна из характернейших особенностей

классицизма, а именно его внеисторичность. Классики, в частности Сумароков,

не стремились изображать в своих произведениях - например, трагедиях - тех

или иных персонажей в соответствии с исторической и национальной

обстановкой. В трагедиях Сумарокова "Хорев", "Синав и Трувор", "Мстислав",

"Димитрий Самозванец" и др. действие происходит в древней России, в

"Артистоне" - в Персии, в "Гамлете" - в Дании, но это никак не отражается ни

в построении сюжета, ни в трактовке характеров, ни в языке действующих лиц.

Сумарокова во всех трагедиях больше всего занимали морально-воспитательные,

или, если следовать его терминологии, "политико"-воспитательные задачи. Цель

трагедии - "вести к добродетели", "очищать через разум страсти". Отсюда

возникает острая конфликтность трагедий Сумарокова. Главной коллизией в них

является борьба "долга" и "любви", "чести" и "интереса", то есть тех же

"разума" и "страстей".

Те же воспитательные цели преследовал Сумароков и в своих одах и других

произведениях лирического характера. Подобно другим классикам, он широко

пользовался мифологическими именами и сюжетами. Эту особенность классицизма

обычно понимают как чисто внешнее украшение, только как искусственное

"подражание" античной древности. Между тем у Сумарокова мифология имела

определенный, принципиально-эстетический смысл.

Биография

http://az.lib.ru/s/sumarokow_a_p/text_0080.shtml

в своих "вздорных одах" он пародировал высокопарные строфы Ломоносова, а Тредьяковского изобразил в "Трессотиниусе", в лице тупого педанта, то читающего неуклюжие и смешные стихи, от которых все бегут, то рассуждающего о том, какое "твердо" правильнее - о трех ли ногах или об одной. Противниками Сумарокова на литературном поприще были еще Эмин и Лукин , но Херасков , Майков , Княжнин , Аблесимов склонялись перед его авторитетом и были его друзьями. С цензурой Сумароков вел постоянную борьбу. В большинстве случаев непримиримость Сумарокова объяснялась его неуклонным стремлением к истине, как он ее понимал. С сильнейшими вельможами своего времени Сумароков так же спорил и горячился, как и со своими собратьями по перу, и ни шутом у них, ни льстецом не мог быть уже по самой своей натуре. Отношения Сумарокова к И.И. Шувалову были проникнуты искренним и глубоким уважением. Сумароков управлял театром не особенно долго: из-за каких-то в точности неизвестных столкновений с артистами и недоразумений или, вернее, интриг, Сумароков был в 1761 г. уволен от звания директора театра. Хотя это не охладило в нем страсти к сочинительству, но он был очень огорчен и с особенной радостью встретил воцарение Екатерины II . В похвальном слове, написанном по этому поводу, он в сильных выражениях нападал на невежество, укрепленное пристрастием и силой, как на источник неправды в жизни; он умолял государыню исполнить то, что смерть помешала исполнить Петру Великому - создать "великолепный храм ненарушимого правосудия". Императрица Екатерина знала и ценила Сумарокова и, несмотря на необходимость подчас делать этой "горячей голове" внушения, не лишала его своего расположения. Все сочинения его печатались на счет Кабинета. Любопытно и для характеристики времени и нравов, и для определения взаимных отношений Сумарокова и императрицы, дело его с содержателем московского театра Бельмонти, которому он запретил играть свои произведения. Бельмонти обратился к главнокомандующему Москвы, фельдмаршалу графу П.С. Салтыкову , и тот, не вникнув хорошенько в дело, разрешил ему играть произведения Сумарокова. "Мои трагедии, - писал по этому поводу Сумароков, - моя собственность... Я уважаю фельдмаршала, как знаменитого градоначальника древней столицы, а не как властелина моей музы; она не зависит от него. По чреде, им занимаемой, я его почитаю; но на поприще поэзии я ставлю себя выше его". Вместе с тем Сумароков пожаловался императрице на Салтыкова. "Вы лучше всех знаете, - отвечала ему Екатерина, - какого уважения достойны люди, служившие со славой и убеленные сединами. Вот почему советую вам избегать впредь подобных прений. Таким образом вы сохраните спокойствие души, необходимое для произведений вашего пера, а мне всегда приятнее будет видеть представление страстей в ваших драмах, нежели в ваших письмах". Этот ответ немало подбавил горечи к последним годам жизни Сумарокова, омраченной периодами тяжкого запоя. Враги смеялись над ним, дирекция театра отказывала ему в праве иметь бесплатное место на представлениях его пьес; сочинения его перепечатывались с целью искажения. Богач Демидов преследовал его по долговому обязательству в 2000 руб. и забавлялся его стесненным положением, требуя уплаты не только капитала, но и неустойки за просрочку. Не был счастлив Сумароков и в семейной жизни. Он был женат три раза. Из четырех сыновей один умер в молодости; трое других утонули, стараясь спасти друг друга. С 1771 г. Сумароков жил то в Москве, то в деревне, изредка наезжая в Петербург, по делам или по вызову императрицы. Сумароков умер в Москве, 59 лет от роду, и похоронен в Донском монастыре. При всех слабостях и странностях, Сумароков имел доброе сердце и готов был последним поделиться с бедняком. Он никогда не упускал случая заступиться за гонимого, выразить резкий протест против поругания человеческого достоинства в крестьянине. Самомнение его было чрезвычайно велико: он называл Вольтера единственным, вместе с Метастазием, достойным своим совместником. Стихотворения Сумарокова вышли в свет в 1769 г.; затем все сочинения его были изданы Н.И. Новиковым дважды, в 1781 и 1787 гг. Всего больше выдаются из них драматические произведения, которыми Сумароков стяжал у современников славу "отца российского театра" и "северного Расина". Конечно, серьезно сравнивать Сумарокова с французским трагиком нельзя; он уступал ему и по силе таланта, и по оригинальности. Образцом для Сумарокова служили Расин и Вольтер. Его трагедии отличаются всеми внешними свойствами ложноклассической французской трагедии - ее условностью, отсутствием живого действия, односторонним изображением живого действия, односторонним изображением характеров и т. д. Сумароков не только перерабатывал, но прямо заимствовал из французских трагедий план, идеи, характер, даже целые сцены и монологи. Его Синавы и Труворы, Ростиславы и Мстиславы были лишь бледными копиями Ипполитов, Британников и Брутов французских трагедий. Современникам трагедии Сумарокова нравились идеализацией характеров и страстей, торжественностью монологов, внешними эффектами, яркой противоположностью между добродетельными и порочными лицами; они надолго утвердили ложноклассический репертуар на русской сцене. Будучи лишены национального и исторического колорита, трагедии Сумарокова имели воспитательное значение для публики в том отношении, что в уста действующих лиц влагались господствовавшие в то время в европейской литературе возвышенные идеи о чести, долге, любви к отечеству и изображения страстей облекались в облагороженную и утонченную форму. О характере переделок Сумарокова может дать понятие хотя бы следующее место из "Гамлета" (действие I, явление

Комедии Сумарокова имели меньший успех, чем трагедии. И они, большей частью, переделки и подражания иноземным образцам; но в них гораздо больше сатирического элемента, обращенного к русской действительности. В этом отношении комедии Сумарокова, из которых лучшая - "Опекун", вместе с сатирами, баснями и некоторыми эклогами, представляют богатый материал для изучения духа эпохи и общества. Цель комедии Сумароков определил в одном из своих стихотворений; ее назначение - "издевкой править нрав; смешить и пользовать прямой ее устав". В его комедиях богатейший подбор "презрительных вещей", которые безобразили русскую жизнь и происходили или от невежества, или от ложно понятого, поверхностно усвоенного европейского образования. Не стесняясь в выражениях напал Сумароков и на темные стороны старого русского общества - на дворянскую спесь, ханжество, бездельничанье, самовластие помещиков, любовь к угодничеству и лести. Особенно же досталось от Сумарокова "крапивному семени", "хамову отродью", как он называл подъячих и судей: их он без пощады преследовал за лицеприятие, взяточничество, казнокрадство. Сам Сумароков много страдал от подъячих; еще в детстве ему пришлось однажды лично отвезти одному из них взятку в 50 руб., и он на всю жизнь не мог отделаться от впечатления этого визита. "Слово чернь, - говорит он в одном из своих филиппик против московской публики, - принадлежит низкому народу, а не слово подлый народ; ибо подлый народ суть каторжники и прочие презренные твари, а не ремесленники и земледельцы. У нас сие имя всем тем дается, которые не дворяне. Дворянин! Великая важность! Разумный священник и проповедник величества Божия, или кратко богослов, естествослов, астроном, ритор, живописец, скульптор, архитектор и проч. по сему глупому положению члены черни. О несносная дворянская гордость, достойная презрения! Истинная чернь суть невежды, хотя бы они и великие чины имели, богатство Крезово и влекли бы свой род от Зевса и Юноны, которых никогда не бывало". Большую часть своих комедий Сумароков написал в Москве, и нападки его на современные нравы относятся преимущественно к московской публике. По его выражению, невежеством в Москве "все улицы вымощены толщиной аршина на три". Для исправления своего Москва не одного, а "ста Мольеров требует", - писал он Екатерине. Во всяком случае, общественная и критическая мысль Сумарокова шла впереди поэтического чувства: в его поэзии гораздо более рассудочного элемента, чем истинного вдохновения. Лучшая из его песен - та, где нашло себе выражение опять-таки сатирическое чувство автора: "Хор к превратному свету". Оды Сумарокова напыщенны, вялы и лишены, в противоположность одам Ломоносова, исторического и общественного содержания. Но в баснях и эпиграммах живая, насмешливая, задорная натура Сумарокова сказалась вполне; не отличаясь высоким художественным достоинством, они любопытны по тем бесчисленным штрихам живой современности, которые рисуют эпоху ярче самых обстоятельных описаний. Новиков считал басни Сумарокова "сокровищем российского Парнаса". Забота о внешней форме и об аллегории стояла в них на последнем плане; мораль также отступала перед широким сатирическим содержанием, взятым из условий окружающей жизни. Крылов не только знал и изучал басни Сумарокова, но иногда заимствовал основные черты их сюжетов. Ябеды и крючкотворства Сумароков не мог не задеть даже в своих эклогах, посвященных "прекрасному российского народа женскому полу", где в духе Фонтенеля изображал перипетии сентиментальной любви на лоне природы, при участии Аврор и Диан, нимф и зефиров. К эклогам близки идиллии Сумарокова, в которых воспевается тоска любовников, изнывающих друг по другу. Те же мотивы и в песнях-романсах Сумарокова, которые он тщетно пытался подделать под народный лад. В тяжелые минуты душой Сумарокова овладевало религиозное чувство, и он искал утешения от скорбей в псалмах; он переложил псалтырь в стихи и писал духовные сочинения, но в них столь же мало поэзии, как и в его духовных одах. Его критические статьи и рассуждения в прозе имеют в настоящее время лишь историческое значение.

Литература. Н. Булич "Сумароков и современная ему критика" (Санкт-Петербург, 1854); важные дополнения и поправки к этому труду в статье В. Гаевского , "Журнал Министерства Народного Просвещения" (1854, № 7); см. также разбор А. Пыпина ("Санкт-Петербург, Ведомости", 1854, № 83); "Александр Петрович Сумароков", Владимира Стоюнина (Санкт-Петербург, 1856); "Русская поэзия", под ред. С.А. Венгерова , вып. II (избранные сочинения, вступительные статьи М.Д. Хмырова и Н.Н. Булича). Евг. Ляцкий.

В переводческом творчестве Александра Петровича Сумарокова четко проявляется тенденция, возобладавшая к концу XVIII века, а именно тенденция к переделке подлинника. Наиболее показателен следуюший пример. В 1748 году А.П.Сумароков опубликовал драму под названием «Гамлет».

Однако драма А.П. Сумарокова не была переводом ни в нашем, ни в тогдашнем смысле этого слова. Сумароков даже оскорбился, когда Тредиаковский ска-зал, что он перевел шекспировскую трагедию, а дал ему гневную отповедь в печати: «Гамлет мой, говорит он (т.е. Тредиаковский), не знаю от кого услышав, переведен с французской прозы английской шекспировой трагедии, в чем он очень ошибся. Гамлет мой, кроме монолога в окончании третьего действия и Клавдиева на колени падения, на шекспирову трагедию едва, едва походит». И это правда. Эта переделка построена по канонам классицизма; тема ее - борьба за престол, а в основе лежит конфликт любви и долга. Сумароков как классик стремился не передать на своем языке индивидуальное иноязычное произведение, а создать некое внеличное произведение, приближающееся к идеалу. При этим можно было как угодно обращаться с переводимым автором, если переделки улучшали его. Переводчик-классик относился бережно лишь этому автору, который, по его понятиям, сам приближался к идеалу. Но Шекспир был, по мнению Сумарокова, «английский трагик и комик, в котором очень худова и чрезвычайно хорошева очень много». И он переделывал это «худое» на «хорошее» [5. С.5-7]. Еще раз отметим, что та тенденция к переделке оригинала, его «улучшению», зародившаяся во Франции, получила значительное распространение и стала ведущей в России конца XVIII-начала XIX века.

Для русских переводов XVIII века характерны многочисленные случаи замены иноязычных имен и бытовых деталей оригинала русскими именами и деталями родного быта, изменения всей обстановки действия, то есть перенесение действия в российскую действительность. Такая практика получила название «склонение на наши нравы». Приме-ры склонения на наши нравы» легко можно найти в переводах многих литераторов того времени, в частности, у Гавриила Романовича Державина. Так в переводе Горация «Похвала сельской жизни» он создает чисто русскую обстановку. Читатель встречает здесь и упоминание о «горшке горячих добрых щей», и сугубо русскую реалию «Петров день». В то же время упоминаются и блюда французской кухни - устрицы, фрикасе, рагу. То есть, по сути, происходит стирание различий между переводом и собственным творчеством. Такая форма передачи произведения иностранной литературы для того времени была закономерным явлением, обусловленным стремлением переводчиков как можно активнее осваивать переводимые подлинники, делать их настолько своими, чтобы в переводах не чувствовалось их иноземное происхождение. Этот метод перевода, дольше всего сохранявшийся в театре, в России вызывал обсуждения и даже серьезные возражения. Так, драматург В.И.Лукин, переводивший пьесы для театра, отвечая на нападки критики, обосновывал данный метод необходимостью приспосабливать пьесы к русскому бытовому фону. Подобные споры свидетельствуют об оригинальности русской переводческой мысли XVIII века: раздаются голоса в защиту своеобразия подлинника, в пользу сохранения иноземного фона, а стороннику «склонения на наши нравы» приходится защищать свою позицию

Трудолюбивая Пчела

ежемесячное частное периодическое издание А. П. Сумарокова, выходившее при академической типографии, под цензурою академиков. Издание просуществовало только один год (1759), и прекратилось вследствие неудовольствий, возникших между Сумароковым с цензором Поповым и др. членами академии из-за недостатка материальных средств у издателя. Издание журнала оставило горький осадок в душе Сумарокова, который он излил в последней книжке "Т. Пчелы", в стихотворении, под названием "Расставание с музами". Сотрудниками Т. были: А. Аблесимов, И. Борисов, Ф. Геннингер. С. Глебов, И. Дмитревский, Г. Козицкий, К. Кондратович, В. Крамаренков, А. Лобысевич, Н. Мотонис, А. Нартов, Алексей, Василий и Семен Нарышкины, А. Ржевский, Е. Сумарокова и В. Тредьяковский. В 1780 г., уже по смерти Сумарокова, Академией наук вновь напечатано в СПб. 2-е изд. "Т. Пчелы" без перемен, страница в страницу. Ср. Неустроев, "Исторические разыскания" (СПб., 1879). Журнал высмеивал дворянский космополитизм, тунеядство, самодурство, невежество, взяточничество. Боролся за чистоту русского языка («Об истреблении чужих слов из русского языка», «О коренных словах русского языка». Выходил в 1759 (12 номеров). Наряду с "Праздным временем, в пользу употребленным" - первый частный журнал в России. В "Т. п." были представлены лит. жанры, унаследованные из антич. и европ. традиции ("Разговоры в царстве мертвых", сатирич. "Сны" и др.) и впоследствии прочно вошедшие в обиход рус. сатирич. журналистики. С полит. точки зрения занимал позицию, близкую партии вел. княгини Екатерины Алексеевны (буд. имп. Екатерина II).