Глава 17 Неполноценные матери

Миф о «безупречной матери» создает иллюзию, что некоторые могут, а другие не имеют права быть не­полноценными. Конечно, эта мысль далека от истины. Любая мать может в тот или иной момент попасть в категорию неполноценных, выражение «не бывает чело­века без недостатков» в любом случае относится ко всем взрослым людям, и каждый из нас хотя бы раз в жизни чувствовал себя беспомощным.

В чем заключается человеческая неполноценность? Объективно — в невозможности обеспечивать, постоян­но или периодически выполнять все обязательства, на­лагаемые занимаемой позицией (исполняемой ролью), или той, что представляется таковой. Так, например, материнская позиция обязывает всегда быть рядом, защищать, воспитывать, заботиться, из поколения в по­коление передавать наследие. Субъективно неполноцен­ность связывается с безусловной любовью - с этим непо­мерным, по мнению родителей, требованием их детей: непомерным по сравнению с их собственной любовью и изначальной зависимостью.

227

Неполноценность объективная и субъективная

Независимо от характера материнской неполноцен­ности, объективного или субъективного, она, скорее все­го, будет причинять страдания дочери, даже если дочь не способна ее определить и описать. Тем не менее, весьма желательно, чтобы дочь смогла заметить, даже если речь идет о воображаемых недостатках матери, не говоря уж о действительных слабостях, что всемогущес­тво, которое приписывала дочь матери в раннем детстве, может быть поставлено под сомнение. Таким образом, становится понятно замечание психоаналитика Жана-Бертрана Понталиса: «Без сомнения, ваша мать - единс­твенное существо в мире, которое нельзя заменить, тем не менее, находятся упрямцы, особенно, среди дочерей, которые пытаются ее изменить». Мать, конечно, никем не заменишь, но если дочь пытается ее изменить, на самом деле она всего лишь перестает признавать безусловное всемогущество, которое мать навязала дочери и которое предстоит отринуть. Это становится возможным, когда дочь обнаруживает, что у матери есть недостатки.

Вот почему неизбежное осознание материнской не­полноценности, предполагаемой или реальной, влечет за собой чувство вины, которое, в свою очередь, заставля­ет дочь поверить, что она несет за нее ответственность, хотя на самом деле она ответственна только за то, что перестала обожать свою мать и видит ее недостатки, — далеко не всегда означающие неполноценность. В своих крайних проявлениях оспаривание материнского всемо­гущества дочерью может дойти до «матрицида» (ср. -геноцид, инфантицид): воображаемого или, в исключи­тельных случаях, реализованного, как в американском фильме Питера Джексона «Небесное создание» (1994). В его основу легло нескольких реальных случаев, об од­ном из которых он рассказывает: две девочки подрос-

ткового возраста убивают мать одной из них, считая ее препятствием для своей исключительной дружбы.

Где проходит граница между субъективно пережи­ваемой неудовлетворенностью потенциально бесконеч­ных ожиданий дочери и объективным неисполнением матерью своих обязанностей? Как отличить недостат­ки, которые дочь обнаруживает у матери, с целью ос­вободиться из-под ее власти, от реальной материнской неполноценности? Во втором случае неполноценность в форме отклонений в материнском поведении часто обнаруживается свидетелем (как мы видели, неполно­ценность из-за злоупотреблений гораздо труднее распоз­нается, как, например, в платоническом инцесте, из-за демонстрации безграничной любви). Художественные произведения помогут нам выявить различные формы объективной материнской неполноценности.

Объективная материнская неполноценность становит­ся более очевидной, если она сказывается на всей сово­купности личностных проявлений матери, а не только на сфере ее отношений с дочерью. Итак, мы уже имели дело с «экстремальными матерями», речь идет не прос­то о том, что у них «проблемы с дочерью» - так может сказать в тот или иной период почти каждая мать. Од­нако не всегда молено установить истинное соотношение между степенью объективной неполноценности матери и интенсивностью субъективно переживаемых дочерью завышенных ожиданий, которые могут быть связаны с ее собственными психологическими особенностями. Постороннему наблюдателю материнская неполноцен­ность может показаться как минимальной, так и, на­против, очень серьезной. Если со стороны и возможно определить, подвержена дочь, по ее же собственному мнению, влиянию этой неполноценности, в любом слу­чае, остается неясным способ, с помощью которого она сама себя ввергает в эту реальность, дабы найти там решение. Например, дочь может использовать неполно-

229

ценность матери, действительную или мнимую, чтобы переложить на нее ответственность за любые несчастья, от которых страдает сама.

Неуравновешенность

«Ни разу в жизни мать не протянула мне руку», — с этих слов начинается роман «Удушье» (1946) Виолет­ты Ледюк, создавший красивый и печальный образ, в высшей степени характерный для этого типа матерей, которые одновременно очень доступны для детей, но не способны подарить им чувство защищенности, до­статочное для того, чтобы в нужное время дочь могла бы отделиться от нее, не страдая от ощущения потерян­ности.

Чувство незащищенности может также возникнуть из-за материнской неуравновешенности. Неуравнове­шенная мать подпадает под категорию неполноценных, так как она не способна прореагировать на действия своих близких, особенно тех, кто непосредственно от нее зависит, более или менее предсказуемым образом, чтобы они могли соотнести свои чувства с ее реакци­ей, понять и опереться на нее. Прекрасный тому пример предлагает нам фильм Уэйн Уонг «Моя мать, я и моя мать» (1999), с Сьюзен Сарандон в главной роли, в кото­ром рассказ об отношениях матери и дочери ведется от лица четырнадцатилетней дочери-подростка.

Покинутая отцом, когда девочке было всего три года, мать вновь выходит замуж за тренера по фигурному ка­танию, который очень нравится дочери, но вскоре бро­сает его, так как он ей не подходит. Мать состоит из бесчисленных недостатков, которые постоянно раздра­жают дочь: от сущих пустяков (она слишком громко хрустит, когда ест чипсы) до ее манеры вмешиваться в жизнь дочери (она забирает ее с собой в Беверли Хилз, разлучая с остальной семьей, двоюродным братом и

лучшей подругой) только ради своей собственной при­хоти. Их жизнь постоянно сопровождается конфликта­ми и ссорами, вперемешку с взаимной нежностью.

Но материнские недостатки не исчерпываются тем, что она все время нервирует дочь: ее неполноценность вполне очевидна. Эксцентричная, взбалмошная, инфан­тильная, она колеблется между позицией надежной ма­тери («У тебя всегда будет крыша над головой, и пока ты со мной, ты не будешь голодать»), поверенной «под­ружки» и маленькой безалаберной девочки (она забы­вает платить по счетам за электричество и т.д.), Это вынуждает дочь взвалить на себя всю ответственность за них обеих. Бесконечные переезды, отсутствие денег и ночлега, но непозволительные обеды в дорогих ресто­ранах, — их жизнь хаотична и экстравагантна. Любые отношения с мужчинами, которые мать пытается завя­зать, заканчиваются неудачей. Она активно вовлекает дочь в свои переживания, может разбудить ее в пять ча­сов утра, чтобы рассказать о проведенной ночи любви, а потом пойти вместе с ней встречать рассвет.

Дочь тщетно старается восстановить связи с отцом и всеми силами пытается отделиться от матери: блестя­щая учеба в школе позволяет ей получить стипендию в другом штате, в университете ее мечты, вдали от матери. Она пытается объяснить это ей: «Пойми, это слишком тяжело. Я хочу жить своей жизнью, и чтобы ты жила своей. Я знаю, что тебе будет страшно остаться без меня, но я с трудом переношу наш образ жизни. Мне плохо оттого, что я говорю тебе все это, но с меня хватит, я устала от этой роли, я больше не могу, позволь мне жить моей собственной жизнью!». Мать отказывается продать свой автомобиль, чтобы добавить средств к более чем скром­ной стипендии дочери и дать ей возможность переехать. Покидая мать, дочь завершает эту историю такими сло­вами: «Даже если вы не можете больше этого вынести, даже если она портит вам жизнь, есть что-то такое в

231

моей матери, какое-то особенное очарование, какая-то сила, и когда она умрет, мир обеднеет, он станет слиш­ком правильным, слишком рациональным». Воспитан­ная неуравновешенной матерью, дочь, в конце концов, понимает, что любит ее, хотя, в то же время ненавидит их образ жизни, от которого она так страдала.

Подобный тип инверсии, когда мать ведет себя как подросток, может принимать гипертрофированные формы. Примером может служить английский телеви­зионный сериал «Абсолютно неправдоподобно» (2000) Дженифер Сандерс. Он рассказывает о матери - жертве моды, за которой наблюдает «чудовищно правильная» дочь.* Аналогичный случай можно найти в эпизодах «Агриппины», мультипликационной ленты Клер Бретеше, в которой дочь поучает собственную мать. Здесь речь идет не столько о материнской неполноценности из-за ее неуравновешенности, сколько о полном обмене ролями между матерью и дочерью - гораздо более про­блематичном для дочери, как мы увидим в дальнейшем, что не вполне соответствует представленным комичес­ким формам.

Дочери своих дочерей

Существует такой тип женщин, которые постоянно ощущают внутреннюю пустоту и способны выразить свою любовь только в форме вечного запроса. Их де­прессивная опустошенность проявляется в том, что они как будто все время отсутствуют, что ребенок пережи­вает как отсутствие любви. Такие женщины могут, как привлекать мужчину, так и отталкивать. Но такие отно-

* Отсутствие в нашей работе примеров из телевизионных лент обус­ловлено не принципиальными соображениями, а тем, что отношения матери и дочери в них чрезвычайно скупо представлены. В подтверж­дение более подробно см.: Сабина Шалвон-Демерсей «Тысяча сценари­ев. Исследование воображения в период кризиса», 1994.

шения невозможны для ребенка, и, особенно, для доче­ри. Когда мать не в состоянии дать дочери ту любовь, в которой та нуждается, не имеет значения, каковы этому причины, какова интенсивность и длительность таких проявлений, они однозначно воспринимаются дочерью как нелюбовь. В таких случаях дочь, даже если это все­го-навсего грудной младенец, постарается - теми спо­собами, которыми она располагает в соответствии с ее возрастом, физическим и психическим развитием, — пе­реложить на себя ответственность за свою мать.

Сознательно или нет, добровольно или невольно, дочь становится матерью своей матери, чтобы запол­нить «психические прорехи», которые возникают из-за нехватки материнской любви, о чем Андре Грин пишет как о «полной, окончательной и хронической недоста­че».* Есть мнение, что дочери в большей степени, чем мальчики, предрасположены к тому, чтобы занять мес­то «матери для своей матери», так как идентифицируют себя с ней (или наперекор ей) - с той маленькой девоч­кой, которой та была, чему также способствует половая идентичность. Эта ситуация кажется экстремальной, пока дочь молода, и совершенно нормальной, если дочь взрослая, а мать старая.

«Мне бы хотелось, чтобы ты занималась мной, чтобы ты обняла меня и утешила меня», — говорит пожилая мать взрослой дочери, которая отвечает ей: «Но ведь это я была ребенком!» — «Разве это имеет какое-то зна­чение?» - возражает мать. Эта мать — Шарлотта из фильма «Осенняя соната», с которой выясняет отно­шения ее дочь Ева. Мы наблюдаем, как неспособность «женщины в большей степени, чем матери» исполнять предназначенную роль по отношению к дочери может принимать не только уже известные формы отсутствия

А. Грин «Нарциссизм жизни, нарциссизм смерти», 1983.

233

или самоисключенности, но и приводит к подобному об­мену ролями. В своем представлении мать перемеща­ет дочь на место собственной матери и ожидает от той, кого она сама же родила, что она восполнит любовь, недополученную когда-то в детстве от собственной ма­тери. В результате у нее не будет ни матери, ни дочери, поскольку ей самой не удается быть хорошей матерью, несмотря на все ее оправдания.

Истина пробивается в одну из тех редких минут ис­кренности, когда Шарлотта забывает о своей привычной роли и своих лицемерных признаниях: «Я всегда была глубоко убеждена, что люблю вас, Хелену и тебя». «Я всегда боялась тебя [...] Я боялась того, что ты требова­ла от меня. Я думала, что не способна соответствовать всем твоим ожиданиям [...]. Я не хотела быть твоей ма­терью. Я хочу, чтобы ты знала, что теперь ты стала моей единственной опорой, но это так сильно пугает меня, что я еще больше чувствую себя беззащитной», — эти слова вырвались у нее помимо воли, на секунду раньше, чем она смогла взять себя в руки и вовремя умолкнуть. «Разве я тебя обманываю? Разве я ломаю комедию? Не­ужели все это - правда? Сама не знаю...», — мать уже ни в чем не уверена, это и есть главная истина, столь далекая от прежней ее убежденности в собственной пра­воте. Превосходство этой женщины, которая столько не додала собственной дочери, обернулось на деле полной материнской несостоятельностью, неспособностью дать то, что она сама когда-то не получила. В то же время, свою неспособность отвечать на запросы дочери она вос­принимает как необоснованные приставания, дабы оп­равдать собственную неполноценность.

У дочерей, чьи матери перемещают их на место собс­твенной матери, или принуждают их играть ее роль, никогда не бывает детства, если только им не повезет и рядом не будет любящих отца, бабушки или дедуш­ки, которые будут обращаться с ней как с ребенком,

а не маленькой женщиной, так рано сложившейся и «такой смышленой», «сильной» и такой милой со своей мамочкой. Алис Миллер приводит столь часто встре­чающийся случай старшей дочери, которая занимается младшими детьми вместо отсутствующей или слишком занятой матери, выполняя в семье роль «жемчужины в короне».* Если же дочь живет с одной только мате­рью, обмен ролями происходит «по полной программе», и его не смягчают связями с другими родственниками: с отцом, бабушками и дедушками или иными членами семьи. Так Джойс Кэрол Оутс рассказывает в романе «Мария» (1988) о матери, которая то отсутствует в жиз­ни дочери, то заполняет собой все, буквально не дает ей свободно вздохнуть. Мать позиционирует себя как ребе­нок-тиран, вынуждая дочь превратиться в мать-корми­лицу не столько даже для младенца, второго ребенка, которым реальная мать также не способна заниматься, сколько для нее самой. Марии приходится стать любя­щей ребенком-матерью для своей матери, ее терапев­том, утешительницей или назойливой приставалой, ее Альтер-эго («Ее зовут Мария, она так похожа на меня

- она знает все, что знаю я», — говорит о ней мать). Дочь в подобных случаях всегда одинока, ужасно одинока,

- особенно в присутствии матери.

Именно такую ситуацию переживает Розетта, героиня одноименного фильма (2000) Жан-Люка и Жан-Пьера Дарденнов. Она живет вдвоем с матерью-алкоголичкой в трейлере. Отношения между матерью и дочерью све­дены к минимуму. В полном одиночестве молчаливая Розетта обречена ежедневно противостоять тягостной нищете. Чтобы выбраться из нее, не имея никакого обра­зования, она должна любыми способами искать работу. У нее нет никакой ни родственной, ни иной моральной

Алис Миллер, «Развитие драмы одаренного ребенка».

235

поддержки, нет друзей, она даже не знает, что это такое - дружеская или социальная связь. И каждый вечер она поздно возвращается на заброшенный пустырь, который служит им кемпингом, только затем, чтобы немного при­вести в порядок мать, которая занимается проституцией за бутылку пива. Розетта обращается с матерью точно так лее, как та обращалась с ней в детстве: грубо, без ма­лейшего намека на нежность: «Ты опять сосешь пиво!», «Ты думаешь только о том, чтобы пить и трахаться!», «Подбери свои лохмы!». В конце концов, именно дочь решает отправить мать на курс детоксикации, но мать отказывается возвращаться в «нормальный» мир, в ко­торый Розетта стремится всеми фибрами души. «Я не хочу выходить отсюда!» — бормочет мать и сталкивает дочь в пруд, на берегу которого они боролись; и тут же уходит, даже не пытаясь помочь ей выбраться и нимало не заботясь о том, что дочь может утонуть.

«Мама!» — шепчет Розетта, барахтаясь в воде, в пол­ном одиночестве, как барахтается она и в жизни. Но напрасно ожидает она помощи от «мамы», ведь Розетта и не получала ее никогда, так как сама она вынуждена быть матерью своей матери. Стоит ли удивляться, что дочь постоянно одна, что она так безнадежно одинока? Какое чудо должно произойти, чтобы она окончательно не захлебнулась?