Anna Shinoda. Nauchitsja ne tonut
.pdfтрогательно; я как домохозяйка пятидесятых годов. У Омара и Чейза было бы достаточно материала для шуток как минимум на весь наш последний год обучения.
Я сполоснула туалетную щетку, кинула ее под раковину, сняла мои резиновые перчатки для уборки и направилась на кухню.
Люк был там, держа Бабушкину кофейную банку одной рукой, вытаскивая купюры другой.
«Люк?» Я почувствовала, как Скелет зашел в комнату. Чувствовала, как он стоит за мной.
«Привет. Клэр. Эм, Птенчик. Тебе надо что-нибудь в магазине? Бабушка попросила меня купить муки.»
Я купила муку два дня назад. Я открыла шкафчик и показала на большой мешок, настолько полный, что тот мог взорваться.
«Возможно, она перепутала. Я только купила ее,» сказала я ему. Скелет подобрал сжатый пакет сахара рядом с мукой и потряс его. «Может, она имела в виду сахар? Кажется, что его почти не осталось.»
Люк охотно согласился. «Ладно. Могу купить сахар. Чтонибудь еще?»
«Курицу сегодня на ужин. И, Люк» - я показала на кофейную банку – «не бери деньги от туда. Это Бабушки неприкосновенный запас.» я открыла шкафчик рядом с раковиной и достала десяти долларовую купюру, оставив
217!
пять, курица будет стоить где-то пять или шесть долларов, а сахар – где-то два. Я протянула купюру.
Он положил деньги обратно в банку, взяв десятку у меня из руки. Взяв ключи от грузовика с крючка рядом с дверью, он сказал, «Мне кажется, что надо еще заправить грузовик,» и он взял последние пять долларов из шкафчика.
Мы заправляли его вчера, вместе, возвращаясь из магазина техники. Я прикусила губу.
Когда грузовик съехал на грунтовую дорогу, я открыла Бабушкину кофейную банку. Осталось всего $137.00. Было $607.00, когда Мама и я считали деньги в первый день нашего приезда. Хотела бы я, чтобы Бабушка поместила деньги в банк, где они были бы в безопасности, вместо этой дурацкой банки кофе. Я закрыла мои глаза, чтобы больше не смотреть на Скелета, надеясь, что он исчезнет, когда я их открою.
«Может, Бабушка правда попросила его купить бакалейных товаров,» сказала я вслух Скелету, мои глаза все еще были закрыты. «Может, она сама взяла деньги из банки. Может, он не крал деньги.»
Может и крал. Скорей всего он крал.
Должна ли я сказать Бабушке? Нет, не Бабушке. Что на счет Мамы? Единственная вещь, которая объединяет нас, это то, что мы любим Люка, несмотря на все, что он сделал. Даем ему второй шанс. Доверяем ему. Я думала
218!
сказать ей, лишь чтобы получить от нее совет. Но я решила, что я не могу. Она скажет мне, что я ошибаюсь. Или хуже, она найдет способ обвинить меня. Сделает так, что не хватающие деньги будут моей ответственностью, это будет моя вина, что они исчезли. Я решила закрыть рот на замок.
* * *
Мы ждали, пока Люк вернется домой. Он всегда аккуратно относится к инструментам, убирая их после того, когда он закончил работу на сегодня. Его ящик для инструментов был открыт рядом с сараем до самого заката солнца. Уже время ужинать, так что я приготовила пасту вместо курицы. Люк пропустил ужин.
Мама пошла спать, но Бабушка и я остались, наши спицы для вязания синхронно щелкали. Мы говорили о наших проектах – ее одеяльце для внучки друга, моя шапка – бродя вокруг темы, о которой мы обе думали: Люк. Наконец, где-то в одиннадцать вечера Бабушка встала.
«Я пошла на боковую,» заявила она. «Тебе, скорей, не хочется ждать его, Клэр дорогая.»
«Еще чуть-чуть –» начала я.
«Клэр.» Бабушка вновь села рядом со мной. «Я провела много ночей на диване в ожидании твоего дедушки. Твой брат будет бороться в этими алкогольными демонами. Может, он вернется трезвым. Может, после того как он сделает что-нибудь, о чем он вечно будет жалеть. А
219!
может и не будет. Но одно я могу точно сказать: Сидеть на диване и ждать, это пустая трата время.»
«Бабушка?» Я открыла рот от удивления. «Я не знала, что Дедушка…»
«Об этом не стоит говорить. Но когда ты родилась, он уже покончил с этим. Черт, я даже ничего не готовила с вином целых тридцать лет.» Она похлопала меня по колену, потом воспользовалась подлокотником, чтобы подняться. «Теперь иди в кровать. Если будешь смотреть на дверь, это не приведет его быстрей домой.»
На нижней ступеньке лестницы я вздохнула, задержала дыхание на пару секунд, прежде чем выдохнуть. Это глупо. Я знаю, что это глупо. Но все же, поднимаясь по лестнице, я почувствовала, как по коже пробежались мурашки. Я трусливый лев. Я верю в приведений. Хотела бы я, чтобы я могла как по волшебству появиться в спальне. Но я не могу, так что я задержала мое дыхание и пробежала по лестнице так быстро, насколько могли мои ноги.
Я не спала допоздна, лежа в кровати, притворяясь, что читаю, и слушая, слушая, слушая. Бабушка была права. Если я буду беспокоиться, это не приведет Люка домой быстрее. Я думала о ней и, может, даже о Маме, которые вместе сидели на диване, притворяясь, что они играли в Китайские шашки, но на самом деле ждали, пока Дедушка вернется из бара. Я попыталась представить, какой он был, когда он пил. Злой? Безразличный? Неразумный?
220!
Испуганный? Невольная дрожь заставила меня натянуть одеяло на голову, когда я подумала о том, как Бабушка сказала, «Может, он вернется трезвым. Может, после того как он сделает что-нибудь, о чем он вечно будет жалеть.»
Я не хочу думать о Дедушке каким-либо другим образом, как я думала о нем раньше. Его низкий голос, который мямли старые молитвы, когда он собирал старое железо и плавил его, чтобы сделать что-то новое. Его жесткие руки, которые водили щеткой по спине коровы. Его тело, такое плотное и высокое, что трактор казался маленьким. А поздно вечером, он, сидящий на переднем крыльце, курящий сигарету и смотрящий на звезды, называя мне созвездия. Я не могу думать о нем по-другому. Точно так же, как я хотела помнить только о хороших вещах, которые делал Люк.
Люк. Это частично и моя вина. Если бы я не сказала ему, что нам нужны были бакалейные изделия, может, он был бы сейчас в кровати.
Позже ночью у проснулась, услышав, как грузовик громко съехал с проезжей части. Из окна второго этажа я увидела, как Люк вывалился с места водителя, в руках пакет с сахаром. Он споткнулся на трех ступеньках, которые вели к задней двери. Держа ключи от дома, его руки дергались вверх и вниз, из стороны в сторону кругами. После нескольких попыток, ключ скользнул в замок. Он чертовски пьян. Я хотела побежать вниз и накричать на него. Но кадры с разбитым окном и
221!
каплями крови остановили меня. Я включила мой ночник и взяла мою книгу, позволяя словам оттолкнуть мои мысли. Когда я уже настолько устала, что не могла прочитать ни сточки, я легла на спину, сосредоточив взгляд на двери.
Он не поднимался в комнату. Каким-то образом, я все таки уснула.
Утром я нашла Люка, развалившегося на диване. Все еще одетого, с ботинками и всем. Громко храпящего. Запах мочи, пива и чего-то прокисшего наполнял гостиную.
Пакет сахара лежал на тумбочке на кухне. Вместе с одним долларом сдачи. Все лишь одним долларом. И никакой курицы. Проверив грузовик, я успокоилась, что хотя бы бак полон. Когда я вернулась в гостиную, Мама, Бабушка и Скелет стояли рядом с диваном, смотря с опаской, как кто-нибудь смотрел бы на обрыв.
Бабушка сказала, «Нам стоит молиться за него.» Скелет толкнул Люка.
«Стоит ли разбудить его?» Я хотела помочь. Я дала ему взять деньги. Я даже дала их ему. Мне стоило послать его в сарай работать, сказать, что нам ничего не нужно. Но. Я хотела верить ему. Я хотела, чтобы он вернулся с полным баком газа, и сахаром, и курицей, и сдачей, и со всем этим до ужина. Я хотела, чтобы он показал мне, что он вновь не опустится.
«Не надо,» предупредила Мама. «Дай ему выспаться.»
222!
Ему надо вставать. Чтобы доказать, что он не повторит этого вновь. Не поступит больше с нами так. Я наклонилась, чтобы потрясти его за плече.
Мама поймала меня за руку. Круто сказала, «Клэр. Люк опьянен. Не буди его. Это опасно.» Потом она сменила тему. «Мы хорошо поработали здесь, заботясь о Бабушке, но мне понадобится сегодня твоя помощь в покраске сарая.»
Краска ложилась, плотная как мед, но однородная как масло. Люк хорошо поработал, хорошо отшлифовав дерево. Работая против солнца, мы покрасили сторону в тени, переходя к другой, когда на той становилось слишком солнечно, с запада на восток.
Бабушка сделала сэндвичи и принесла их нам, когда церковные колокола прозвонили полдень. Мы тихо жевали в тени, сидя на траве и игнорируя тварь, спящую на диване, как мы его и оставили этим утром.
В конце дня, я собрала мусор, чтобы добавит его к куче. Мама легла, солнечные лучи на ее спине, освещающие окружающие поля. Она зажгла кучу в одном угле, ее руки, к удивлению, дрожали.
«Весь мусор,» она прошептала. «Мой отец использовал каждую маленькую вещь, пока она не испортится или не сломается… и даже потом он не избавлялся от нее, потому что он верил, что может сделать из нее еще чтото.» Ее маленькое пламя переходило от газет к деревянным доскам, быстро охватывая всю кучу.
223!
Пара рук легли на мои плечи. Руки Люка.
Мама тихо посмотрела на него, ее челюсти были сжаты, глаза наполнены истощением.
«Мам, Птенчик. Бабушка и я закончили готовить ужин. Идите в дом есть. Я присмотрю за огнем.»
Мама всего лишь кивнула и направилась к задней двери, ее шаги были медленными и твердыми.
«Люк, мы можем поговорить?» Я ждала объяснений. Извинения.
«О чем, Птенчик?» О чем? Будто он не знает.
«Мы все волновались за тебя этим утром,» начала я.
«Ох, да. Это. Извини. Я увлекся вчера. Я был в магазине и встретился в одним из парней из бара, и он пригласил меня на вечеринку. Я просто сошел с пути, это все.» Люк обнял меня рукой и сжал. «Не волнуйся за меня.»
«Но я ничего не могу с этим поделать. То, как ты спал, будто ты и не проснешься.» Мой разум представил кому, вызванную наркотиками. Как его рвет и он захлебывается этим.
«Я в порядке, Клэр. Не волнуйся за меня.» Он сложил руки на груди.
«Но я волнуюсь.» «Не стоит.» Его голос внезапно стал резче.
«Эй, знаешь, может тебе стоит остаться с нами сегодня. Не уходить с твоими друзьями.» Предложение. Просто предложение.
224!
«Может, тебе стоит оставить меня в покое.» Он отвернулся и зажег сигарету, сделав долгую затяжку, долго выпуская дым, управляя им. Его глаза стали строгими. Строгими и стеклянными, налитые кровью с прошлой ночи.
«Я люблю тебя,» сказала я. Прошу, услышь меня, Люк. Прошу.
Тишина.
Я оставила его одного с его огнем.
Он ушел раньше, чем мы покончили с ужином.
225!
Глава 34:
Сочувствие Спасет Его
ТОГДА: Возраст Четырнадцать
В конце восьмого класса школы, мой ужасный класс по английскому организовал поход на мюзикл Les Misérables. Продавая сладости, мы заслужили билеты и школьный автобус для поездки до театра.
В начале пьесы – это была первая или вторая сцена? – главный герой вышел из тюрьмы, его обвинили в краже хлеба, чтобы семья его могла поесть. Вся публика жалела его – жалела, что его семья голодала, жалела, что ему проходилось красть, жалела, что ему пришлось отсидеть срок. Я чувствовала сочувствие публики. Это было нечестно. Должна ли кража хлеба, когда твои дети умирают от голода, считаться преступлением?
Выйдя из тюрьмы, он основал храм со священником, который принял его, накормил и позаботился о нем. Посреди ночи главный герой решил украсть у этого доброго человека. Его поймали, но когда полиция привела его обратно к епископу, епископ не только не
226!