Shkepu_Эстетика Розенкранца

Что касается безобразного, дело обстоит иначе. Оно есть то, что оно эмпирически есть через себя самого; но факт, что оно «безобразное» возможен лишь через свое отношение к прекрасному, в котором находит свою меру. Таким образом, как и добро, прекрасное является абсолютной сущностью, а безобразное, как и зло, является сущностью относи тельной.

Но не в том смысле, что в определенном случае безобразное могло бы быть сомнитель ным. Это невозможно, ибо необходимость прекрасного устанавливается через него само го. Безобразное же относительно, так как оно не может измеряться через самое себя,

атолько посредством прекрасного. В повседневной жизни каждый руководствуется соб ственным вкусом, согласно которому прекрасным кажется нечто такое, что другой нахо дит безобразным, и напротив. Но если мы освободим этот случайный характер эмпириче ски эстетических рассуждений от его неуверенности и неясности, сразу же обозначится необходимость критики и посредством такой критики установление самых высоких прин ципов. Как область условного прекрасного мода полна феноменов, которые, осмыслива ясь в аспекте идеи прекрасного, могут считаться исключительно безобразными, но кото рые временно считаются прекрасными не потому, что они действительно таковы в себе и для себя, а исключительно потому, что дух определенной эпохи находит именно в таких феноменах свое точное выражение, а также потому, что эпоха свыклась с ними. Дух заин тересован в моде, прежде всего, удовлетворением собственного настроения, которому мо жет послужить в качестве адекватной представленности и безобразное. Поэтому, прошед шие моды, особенно недавнего прошлого, оцениваются, как правило, как безобразные или комические, поскольку смена настроения осуществляется только через контрасты.

Покорившие мир римляне республиканского периода считались утонченными. Цезарь и Август еще не носили бороду, и только начиная с романтической эпохи Адриана, когда империя все больше и больше становилась жертвой варварских нашествий, густая борода снова вошла в моду. Как будто чувствуя свою слабость, римляне хотели удостоверить свою храбрость и мужество. Самые удивительные метаморфозы моды представляет нам история первой французской революции. В философском аспекте они были проанализи рованы В. Гауфом [3].

Прекрасное, таким образом, являет собой первую границу безобразного, вход в него,

акомическое — вторую его границу, выход из него. Прекрасное исторгает из себя безоб разное, комическое, напротив, сращивается с безобразным, очищая его в то же время от отталкивающих черт, выявляя его относительность и ничтожность по сравнению с пре красным. Исследование понятия безобразного, его эстетика, имеет четкую логику. Оно должно начаться с того, чтобы вспомнить теорию прекрасного, причем не столько для то го, чтобы представить его в полноте его значения, как следовало бы поступить с метафи зикой прекрасного, а только в той мере, в какой могут быть выделены фундаментальные самоопределения прекрасного, из и через отрицание которых рождается безобразное. Такое исследование должно завершиться понятием превращения, используемое в изоб

мария шкепу ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАРЛА РОЗЕНКРАНЦА

ражении уродства благодаря тому, что оно становится средством комического. Безуслов но, комическое не раскрывается здесь в деталях, а только в той степени, в какой требует ся выявление процесса превращения.

ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ ВООБЩЕ

То, что безобразное является отрицательным явлением, достаточно ясно следует из вышесказанного. Общая теория отрицательного находится с безобразным в отноше нии, которое сводится к тому, что безобразное также выражает нечто отрицательное. Как чистая абстракция идея отрицательного вообще не обладает чувственной формой. А то, что не способно проявить себя в чувственной форме, не может стать эстетическим предметом. О понятиях «ничто», «иное», «безмерное», «несущественное», «отрицатель ное вообще», как логических абстракций мы не можем иметь общий образ и представле ние, поскольку, как таковые, они не принимают чувственно воспринимаемую форму. Прекрасное — это идея, так как оно представлено в чувственном бытии как свободная оформленность некоторой гармонической тотальности. Как отрицание прекрасного бе зобразное разделяет с ним качества чувственного явления и не может существовать толь ко идеально, когда бытие присутствует лишь в форме концепции бытия, а его конкретная реальность исключена из времени и пространства.

И точно также, как мало может быть названа безобразною концепция «отрицательного вообще», так мало может быть названо и отрицательное, представленное несовершенством.

НЕСОВЕРШЕННОЕ

В том смысле, в котором мы утверждаем, что прекрасное является идеей, можно так же утверждать, что оно является совершенством. Достаточно часто, особенно в эстетике прошлого столетия, понятие прекрасного отождествлялось (в том числе и Баумгартеном) с понятием совершенства. И все же, совершенство в своей сущности не находится в пря мой связи с прекрасным. Могут существовать хорошо приспособленные животные, то есть, в рамках биологической конечности — прекрасно организованные как живые ор ганизмы и именно поэтому особенно безобразные, наподобие верблюда, ленивца, карака тицы, бульдога, чесоточной лягушки и т. п. Ошибка индивидуального мышления, заблуж дение, ложное суждение, неверный вывод представляют собой несовершенство интеллек та, которое не подчинено природе эстетического. С этой точки зрения не ставшие еще виртуозной привычкой добродетели производят впечатление несовершенства, но, в стремлении к совершенству, они способны достигать бесконечную силу эстетического притяжения. Безобразный характер является одновременно и плохим характером.

Понятие несовершенства относительно. Оно всегда зависит от меры, послужившей ему началом собственной самооценки. Листок несовершенен по сравнению с цветком,

карл розенкранц ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО [введение]

цветок несовершенен по сравнению с плодом, если мы будем оценивать значимость цвет ка, отправляясь от плода как нормального бытия растения. Но в эстетическом аспекте несовершенство в ботаническом, или, точнее, экономическом смысле, цветок, как пра% вило, выше оценивается, чем плод. В этом смысле, несовершенство так мало идентично безобразному, что как эстетическая ценность оно способно преодолеть даже то, что с точки зрения реальности и тотальности, предстает завершенным. Если в несовершенном проявляется направленность к истине, добре и красоте, тогда такая направленность может стать прекрасной, даже если и не в степени совершенства. К примеру, ранние про изведения подлинного художника еще сохраняют в себе следы многих недостатков и не совершенств, и все же в них проступает печать гения, призванного творить великие произведения. Стихи Шиллера и Байрона еще несовершенны, но все же часто, и именно через особенности этого несовершенства, заявляют о будущем их авторов.

Следовательно, несовершенное в значении недостатков начала не должно отождеств ляться с понятием ошибочного или неудовлетворительного, по отношению к которым это понятие часто употребляется в значении эвфемизма. Как необходимый уровень развития несовершенство в любом случае находится на пути к совершенству, причем таким обра зом, что ошибочное или неудачное составленное представляют реальность, которая не только заставляет ожидать лучшего, не только будит желание более высокого совер шенства, но и находится в положительной противоречивости с такими понятиями. В по ложительном смысле несовершенное требует всего лишь последующего развития, чтобы предстать перед нами в полноте того, что оно уже есть в себе. Неудачно составленное яв ляется тем отрицательным несовершенством, которое включает в себя еще нечто, что не должно в нем присутствовать. Рисунок может быть несовершенным, но красивым, и все же, отрицая принципы эстетики, плохой рисунок является искажением.

Наше исследование изначально предполагает адекватное понимание относительной природы прекрасного, которая укоренена в самом искусстве и может быть выражена сле дующим образом: из того, что некоторая вещь прекраснее другой вещи, не следует, что менее красивая вещь является безобразной. Речь лишь о различиях степеней, которые еще не искажают красоту.

Во первых, мы должны помнить, что все виды искусства находятся в отношении коор% динации относительно искусства вообще, даже если между собой они могут состоять в отношении соподчинения. Относительно вида вообще все типы одинаково обоснованы, что все же исключает то, чтобы один относительно другого находился на более высоком уровне. Архитектура, скульптура, живопись, музыка или поэзия абсолютно равны между собой как виды искусства, но верно и то, что в их вышеперечисленной последовательнос ти выражена иерархия, в которой непосредственно исследуемый вид преобладает над предыдущим в возможностях более адекватного выражения сущности и свободы духа.

Относительно отдельного вида искусства истинно одно и то же уточнение, так как ко личественные особенности каждого из них относятся к искусству как видовые. Если при

мария шкепу ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАРЛА РОЗЕНКРАНЦА

держиваться этого принципа, то можно избежать любую дискуссию относительно вы бранного нами вида, так как эта соподчиненность не позволяет забыть о существующем соотношении. Как драматический вид, поэзия объективно совершенна, а лирическая и эпическая поэзия подчинены ей, но отсюда не следует, что лирическое и эпическое как необходимые формы поэзии не способны достигать абсолютного характера. Таким обра зом, рассматриваемая в ее относительности, архитектура менее совершенна, чем скульп тура, живопись и т. д. И все же, в единстве особенности формы и материала каждый вид искусства может достигать абсолюта. Иными словами, это означает, что соподчинен ность как таковая никак не относится к безобразному. Если некоторый вид или направле ние искусства охарактеризовать как неразвитый или несовершенный, то это не будет тождественным эстетической деградации. Не включая в себе понятие безобразного, та кое утверждение было относительным, что с необходимостью вытекало бы из этих иерар хических отношений. Относительно конкретных произведений искусства часто принято выражать сравнительную степень прекрасного посредством простых количественных схем. Утверждают, например, что «Мюнхгаузен» является наиболее значимым произве дением Иммерманна и этим одновременно утверждается, что оно является и самым пре красным его произведением. Но менее прекрасное ни в коем случае еще не тождественно безобразному.

БЕЗОБРАЗНОЕ В ПРИРОДЕ

В природе, для которой существование в пространстве и времени является наиболее су щественным, безобразное принимать бесконечные формы. Становление, свободе процес сов которого в природе подчинено все, делает возможным в любой момент избыток и на рушение меры, способствуя разрушению чистых форм, к которым внутренне устремлена природа и, таким образом, становление делает возможным безобразное. Поскольку в сво ем полихроническом существовании отдельные формы обрушиваются на жизнь, в своих морфологических процессах они мешают друг другу и сталкиваются между собой.

Благодаря симметричности своих пропорций и своей простоте геометрические и сте реогеометрические формы, треугольник, квадрат, круг, призма, куб, сфера и т. п. внутрен не красивы. Как универсальные, абстрактно эстетические формы, они обладают идеаль ным бытием лишь в материальной представленности, так как в конкретном виде возможны лишь как формы некоторых природных конфигураций кристаллов, растений и животных. Здесь движение природы представляет собой переход от окостенелых прямолинейных со отношений к гибкости живых линий и к удивительному слиянию прямой и кривой.

С точки зрения эстетики, до тех пор, пока простая материя подчинена лишь закону гравитации, она представляет собой нейтральное состояние. Она не необходимо прекрас на и не необходимо безобразна — она случайна. К примеру, для того, чтобы быть совер шенной как масса, Земля должна быть совершенной сферой. Но она не является таковой.

карл розенкранц ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО [введение]

Земля приплюснута у полюсов и растянута в зоне экватора, к тому же ее поверхность представляет собой максимальную беспорядочность рельефа. Рассматриваемый стерео метрически профиль поверхности Земли предстает самыми непредсказуемыми очертани ями беспорядка случайных возвышенностей и углублений. И относительно половины по верхности Луны нельзя утверждать, что хаос возвышенностей и углублений делают ее прекрасной. Кажущийся издалека лишь сверкающим небесным телом, серебряный диск Луны красив, но совокупность его долин, пропастей и конусов — нет.

Линии, по которым двигаются небесные тела в своем многообразном эллипсическом

испиралевидном движении, не могут рассматриваться в качестве эстетических предме тов, ибо они являются линиями лишь в наших схемах. Но бесконечное множество небес ных тел действует на наше восприятие не своей массой, а светом. Любующиеся небом при бегают к некоторой иллюзорной фантазии, благодаря названиям созвездий Лебедь, Ли ра, Геркулес, Орфей и др. Как красиво они звучат! Современная астрономия стала более прозаичной, воспевая в именах, которые она дает созвездиям, сектант, телескоп, воздуш ный насос, типографию и другие важные открытия такого рода.

Тот факт, что механические процессы подобно импульсу, выбросу, падению, рывку могут стать красивыми, обусловлен не только формой движения, а также природой таких объектов и мерой их скорости. К примеру, раскачивающиеся качели не могут быть ни пре красными, ни безобразными. Но представим себе, что на качелях сидит грациозная девушка, которая тихонько раскачивается в прозрачном весеннем воздухе, и тогда это предстанет образом ясной красоты. Освещающий темноту ночи полет ракеты, воспламе няющейся в наивысшей точки и как будто сливающейся со звездным небом, прекрасен не столько механическим движением, сколько благодаря скорости и свету.

Динамические процессы природы не прекрасны и не безобразны, так как в их случае форма никогда не достигает выражения. Сцепление, магнетизм, электричество, гальва низм, химизм в своем действии как таковом, просты. Но результаты их действия могут быть красивыми, как, например, яркость электрической искры, зигзагообразный луч мол нии, величественный раскат грома, превращения цветов в химических процессах и т. п. Широкое поле открывается фактическими конфигурациями эластических мобильностей того или иного газа. Большая свобода движения газа порождает как прекрасные, так и бе зобразные формы. Изначальной формой экспансии газа является равномерно распрост раняющаяся во всех направлениях сфера. Но поскольку газ распространяется до беско нечности, его сферическая форма размывается из за преграды твердых тел, или же через смешивание с другими газами, в которых он хаотически растворяется. Какую богатую

инеисчерпаемую игру сумеречных конфигураций, напоминая обо всем и ни о чем, пред ставляют нам облака! [4]

Замкнутый характер образований в органической природе выражает принцип своего существования. Отсюда происходит отрыв прекрасного от случайного, с которым оно было связано в неорганической природе. Поскольку оно обладает индивидуальным быти

мария шкепу ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАРЛА РОЗЕНКРАНЦА

ем, органическое образование сразу же принимает четкий эстетический характер. Но именно это порождает в более детерминированной форме возможность безобразно го. В этом смысле содержание прекрасного в природе должно следовать за превращени ями природы. Мы не можем здесь специально останавливаться на этом вопросе

ирекомендуем читателю наиболее удачные работы Ж. А. Бернардена де Сен Пьера, Г. Х. Эрстеда и Ф. Т. Фишера [5]. В природе в целом, через борьбу прямых и кривых линий, бла гозвучие, симметричность и гармония формы восходят от простых кристаллических фи гур до царства растений, до неисчислимых конфигураций в животном мире, в котором кривая торжествует тысячами искривлений и колебаний. Это процесс, который одновре менно включает в себя бесконечные метаморфозы и градации колорита.

Рассматриваемые сами по себе отдельные кристаллы прекрасны. В агрегатном состоя нии, смешанные с другими, они часто принимают фантастические комбинации, как хоро шо видно по изумительным экземплярам, что представлены в репродукциях книги о ми нералах Шмидта [6].

Огромные конгломераты поверхности земли принимают самые разные, часто — необъ яснимые формы. Горы могут казаться красивыми, когда их контуры соответствуют чистым

ислегка волнистым линиям; возвышенными, когда они поднимаются подобно стене огром ных волн, с огромными, протыкающими небо вершинами; некрасивыми, когда демонстри руют глазу мерзкие трещины и хаотический беспорядок; смешными, когда провоцируют нашу фантазию причудливыми и гротескными разломами. В непосредственной же реаль ности, при свете дня, эти формы производят еще более странные эффекты. Прелесть Ау ма ту, писка Во хя те гор Цзи Цзин комплекса семи звезд Китая [7] подчеркивают собой сияние лунного света. Между химическими свойствами и формой существует и та корре ляция, которую выделяет Хаусманн в классической работе, посвященной отношению структуры земли, растительного и животного миров. Охлаждение накаленной когда то поверхности Земли, как и игра воды и воздуха, начертили огромные линии на ее облике [8].

Растения прекрасны почти без исключения. Согласно одной теологии, ядовитые рас тения должны бы быть безобразными, но именно они демонстрируют бесконечное мно жество изящных форм и прелестных цветов. Их наркотические действия способны приве сти к смерти, но растение безразлично к такому действию. Разве оно предназначено для убийства? Наркотик способен привести к летальному исходу, но состоянием опьянения, которое оно порождает, может помочь жизни победить болезнь. Понятие яда относи тельно и греческая фармакология часто использует его в качестве лекарства [9].

Но поскольку растение обладает жизнью, оно способно стать и болезнетворным. Жизнь с ее свободой порождения закономерно приводит к этому. В зависимости от их совместимости растения могут расти беспорядочно, заполняя пространство и утвержда ясь, таким образом, деформированными способами. Они могут подвергаться насилию

иагрессии извне, попадая под произвол, который их калечит и изменяет. Но они могут высыхать и деградировать, заболевая по внутренним причинам, а с болезнью может раз

карл розенкранц ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО [введение]

виться обесцвечивание и деградация как явления безобразного. Во всех этих случаях ес тественная причина уродства очевидна. Это не некоторый сатанинский, чуждый жизни

ирастению принцип, а само растение, которое, будучи живым, подвергнуто болезни и, как следствие, через наросты, атрофию, измельчение и искажение, как и потери нормаль ного цвета через появление пятен, бледности может утратить свою первоначальную фор му. Чуждой растению причиной является внешнее насилие, которое может напустить на него гроза, вода, огонь, животные или человек. Это внешнее воздействие может и изу родовать, и сделать красивым. Зависит от типа воздействия. Гроза может сорвать листья с дуба, обломать ветки, превращая его, таким образом, из великого дерева в изувеченное растение. Но когда равномерно бьет по покрытым листьями ветвям, покачивая их, гроза также может подчеркнуть упругую и энергичную сторону его прекрасной кроны. Нор мальные превращения в метаморфозах растения нейтральны по отношению к безобраз ному, поскольку, как необходимые ступени, они не содержат в себе ничего уродливого. Превращение бутона в цветок и цветка в плод сопровождается тихим и неуловимым вол шебством. Когда поздней осенью бледнеет хлорофил в листьях и они раскрашиваются ты сячами красных или «ржавых» тонов, этот процесс порождает множество художествен ных эффектов. И как же прекрасен вид созревающих золотых полей, когда они фактиче ски сохнут!

Но в животном мире возможностей для появления безобразного больше, чем в расти тельном, так как здесь богатство форм бесконечно, а жизнь утверждается энергичней

иуверенней. Чтобы верно понять безобразное в животной форме, необходимо подчерк нуть, что природа стремится, прежде всего, защитить жизнь и ее видовые проявления, бу дучи в этом смысле безразличной к отдельной особи и к прекрасному. Этим объясняется то, почему природа создает действительно безобразные экземпляры, то есть животных, которые становятся безобразными не в результате мутаций, старения или заболевания, а которым безобразная форма присуща внутренне. В нашем эстетическом познании это порождает множество ошибок — когда, с одной стороны, некоторый тип будет читаться прекрасным вследствие привыкания к нему, а из за отклонения от него будет считаться безобразным; другая ошибка происходит, когда некоторый организм обобщается в фор ме, в какой он предстает перед нами с той или иной гравюры или как коллекционный экземпляр. Но совершенно иначе выглядят животные в своей естественной среде — ля гушка в воде, ящерица в траве или в трещине скалы, обезьяна, карабкающаяся на дерево, полярный медведь на льдине и т. п.

Всвоей эстетической упорядоченности кристаллы могут формироваться эмпирически несовершенно, если процесс их образования нарушен, но в их природу включена красота стереометрической фигуры. Растения могут пережить мутацию или увядать и разрушать ся по внутренней причине, но, согласно их природе, они прекрасны. Если в определенных формах они сразу же преодолеют эту деформацию какой либо смешной чертой, наподо бие кактусов, моркови, семейства тыквенных, этим явлением часто пользуются художни

мария шкепу ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАРЛА РОЗЕНКРАНЦА

ки, с целью изображения фантастично комических фигур [10]. Но в случае животного ос тается бесспорным то, что могут возникнуть формы неразвитого уродства, которые уже не способны смягчить свой ужасный вид комической чертой. Реальное основание таких образований обусловлено естественной необходимостью приспособления животного к совершенно разным условиям, областью и формой рельефа, сопровождающие его на протяжении разных исторических периодов. Подчиняясь такой необходимости, при рода вынуждена варьировать в пределах одного и того вида — например, собаки — до бесконечности. Некоторые медузы, сепии, пауки, камбалы, ящерицы, лягушки, грызу ны, обезьяны положительно безобразны [11]. Некоторые из этих животных важны, или, по меньшей мере, интересны для нас подобно рыбе «торпеды». Другие впечатляют в сво ем уродстве величиной и силой, как гиппопотам, носорог, верблюд, слон, жираф. Изред ка организация животного принимает комический вид, как в случае цапли, пингвинов, некоторых видов мышей и обезьян. Многие животные прекрасны, наподобие некоторых видов ракушек или бабочек, жуков, голубей, попугаев, лошадей. Мы отмечали, что безо бразные формы возникают в переходные периоды животного мира, поскольку на уровне формы в них проявляются колебания и неустойчивость между разными типами. К приме ру, многие амфибии безобразны, так как они одновременно и водные, и наземные живот ные. Они еще рыбы и уже не рыбы, воплощая, таким образом, двойственность, которая также выражена как внешне, так и внутренне. Чудовищные формы животных доистори ческих эпох возникли особенно потому, что огромные организмы вынуждены были при способиться к внешним условиям рельефа и температуры. Рыба ящерица и рыба птица, огромные рептилии, способные выжить в тех огромных болотах и в атмосфере горячих и удушливых паров. Двойственный характер состояния земли того времени должен был отразиться и в двойственном характере животной формы. И сегодня там, где земля нахо дится в состоянии процесса образования и нетронутой жизни, еще можно встретить гибридные формы существования, наподобие австралийского утконоса.

Таким образом, животное по своему происхождению может быть некрасивым из за своих непосредственных характеристик. И все же, оно может стать безобразным, даже если в первоначальной форме было красивым, так как, подобно растениям, может под вергаться деградации, внутренне или внешне обусловленной мутациею, или через болезнь. В общих случаях, уродство животного сильнее уродства растения, так как его организм более целостен и замкнут, в то время как в том, что определяет его контуры, бесконечно карабкающееся растение подвластно некоторой дозе случайного. Изменение животного порождается в себе и для себя. Оно может быть раненым или подвергнуться ампутации того или иного органа и в таком случае животное автоматически будет обезо бражено. Оно не может заменить свои органы другими, исключая излишнюю волосяную растительность, когти и других, способных вырастать вновь. Можно сорвать розу, не причиняя вред кусту и не нарушая его целостную красоту. Но нельзя отрезать крылья птице или хвост кошке, не разрушая их форму и не притупляя их удовольствие к жизни.

карл розенкранц ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО [введение]

По абсолютно априорной причине или, напротив, вследствие определенного излишества, ей несвойственного, животная форма может стать безобразной. В своей количественнос ти и соразмерности части животного организма жестко предопределены, так как пребы вают в органической взаимосвязи друг с другом. Лишний, или расположенный не в со ответствующем, предположенном для этого вида месте, орган противоречит базовой структуре животного и обнаруживает это противоречие. Если, к примеру, родится овца с восемью копытцами, тогда это дублирование необходимого количества копыт является уродливым отклонением.

Внутренняя определенность величины животной формы обусловливает и то, что каж дый отдельный орган обладает величиной, определяющейся «балансом органов» таким образом, что вследствие увеличения или уменьшения этой меры возникает диспропорция, которая с необходимостью будет безобразной. Как правило, подобная гипертрофия или атрофия является следствием некоторых болезней, которые могут быть и наследственны ми, возникая из самых темных глубин жизни. Деформация может возникнуть еще в эмб рионе или во время родов. Сначала болезнь разрушает организм частично, а впоследствии

— полностью, и с этим разрушением обычно связано депигментация и деформация. Чем прекраснее животные, тем безобразнее становится образ их деградированного, ослаб ленного, распухшего и покрытого нарывами организма. Лошадь, бесспорно, самое краси вое животное, но именно поэтому она выглядит отвратительнее других во время болезни, старения, с выпавшими глазами, с висячим животом, с выпяченными ребрами, с отдельны ми плешинами.

Из вышесказанного следует, что безобразность животной формы, встречаем ли ее

впервичном выражении или в результате случая и болезни, вполне объяснима, и мы не должны исходить из допущения ее неестественной причины, как это делает Карл Дауб

вработе об Иуде Искариоте [12]. Необходимость соединения природой различных кон трастов в одном организме — помещения млекопитающих типа китов и дельфинов в воде или мышей в воздухе, вооружения ящериц и амфибий равной способностью жить в воде и на земле — так же понятна, как и необходимость случайного, которое увеличивает жи вотное извне или же деформирует его изнутри через болезнь. Почти не требует доказа тельств, что свирепость плотоядных и яд некоторых животных, в том числе и распыляю щиеся ими в качестве самозащиты дурно пахнущие выделения, так же мало относятся к прекрасному или безобразному, как и яд некоторых растений с их формой. Если бы сверхъестественное объяснение происхождения безобразного как зла, коверкающего природу, было бы верным, хищные животные и ядовитые змеи в таком случае в принципе должны были бы быть безобразными, что не всегда верно, поскольку ядовитые змеи или семейство кошачьих характеризуется, как правило, красотой и даже величавостью. Неес тественное в природе бессмысленно, так как, не обладая свободой, самосознанием и во лей, оно не способно на преднамеренное нарушение закономерности. Для животных не существует законов самооценки и пиетета, а значит и возможность вины. Мастурба

мария шкепу ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАРЛА РОЗЕНКРАНЦА

ция, инцест и геноцид — понятия, относящиеся исключительно к духовной сфере и страх перед беззакониями животного мира, которые как таковые не существуют, был бы прояв лением сентиментализма.

Когда речь идет о прекрасном и безобразном в природе, мы обычно не думаем об этих частностях, а видим красоту, которая включает в себя все формы природы как характер ное единство. Пейзаж бывает монотонным, когда то или иное образование природы есте ственно доминирует в нем — гора, речка, лес, пустыня и т.п., контрастным, когда две формы будут противоположными; или гармоничным, когда определенное противоречие снимет себя в более высоком единстве. Благодаря смене дней и сезонов каждая из этих базовых форм может пройти через бесконечное разнообразие стадий. Эстетическое впе чатление от воздействия того или иного пейзажа зависит прежде всего от освещения. Пу стыня кажется возвышенной, устрашающе величественной, когда тропическое солнце раскаляет ее как Сахару; меланхолически возвышенной, когда, к примеру, луна купает в своих серебристых лучах пустыню Гоби. Но каждая из этих фундаментальных пейзаж ных форм способна выразить себя и прекрасно, и безобразно. Ассоциирующаяся обычно с монотонностью уродливость достигает этого качества через индифферентизм некото рого абсолютного отсутствия формы, точно также как неоживленное дыханием ветра свинцовое море гладко недвижимо под серым небом.

ДУХОВНОЕ БЕЗОБРАЗНОЕ

Переходя от природы к духу, следует сразу же отметить, что абсолютной целью духа является истина и добро, которым он подчиняет прекрасное, точно также как органичес кая природа подчиняет их своей абсолютной цели — жизни. Христа как идеала свободы мы не представляем себе ни безобразным, ни прекрасным в смысле греческого идеала красоты. То, что мы называем духовной красотой, в действительности представляет со бой сущность добра и чистоты помыслов. Такая красота может пребывать в невзрачном, и даже некрасивом теле. В своей удивительной устойчивости воля в себе и для себя не входит в пределы эстетического. Нравственная уверенность в непреложности своего содержания беспокоится в первую очередь не о форме своего проявления. Искренность доброжелательного человека заставляет забывать о его неотшлифованных манерах, бедности костюма, ошибках речи. Но вполне естественно, чтобы истина и доброта его ха рактера порождали умение держать себя, которое излучается во внешнем чувственном проявлении и в этом смысле остается применимым утверждение К. Г. Лихтенберга, что каждая добродетель украшает и любой порок уродует.

Это верное само по себе утверждение можно сформулировать и в более общей форме, если иметь в виду, что любое чувство и познание свободы украшает, и любое отсутствие свободы уродует. В данном случае понятие свободы применяется только в смысле неогра ниченного в себе, абстрагируемого от истины собственного содержания самоопределе

карл розенкранц ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО [введение]

ния. Живой организм обречен на безразличие к самому себе, на то, чтобы быть только средством духа, позволяя последнему пройти через себя. Можно проверить истинность этой точки зрения на примере различных рас и социальных прослоек. Одновременно

сростом свободы увеличивается и красота ее конкретных явлений. Обладая большим ко личеством свободного времени, заполняя его игрой, любовью, поэзией, упражнениями

сружьем дети аристократии становятся прекраснее, поскольку эмансипировались от привязанности к природе, чувствуя себя свободнее. Тихоокеанские островитяне были прекрасными до тех пор, пока переживали радости любви, танца, борьбы и морских купа ний. Дахоемские и бенинские чернокожие прекрасны, ибо сочетают в себе боевой дух и рвение к полезной деятельности с чувственными удовольствиями. Поэтому они даже за интересованы в красоте. Их вождь имеет персональную охрану, состоящую их многих тысяч амазонок, очень красивых и храбрых девушек. Кто получает от вождя подарок, благодарит за него танцем перед всеми, то есть эстетическим действием.

Отдельный человек, который в некоторых моральных аспектах предстает злым, может все же быть красивым в той степени, в какой, наряду со свойственными ему недостатка ми, может обладать достоинствами и даже чувствительностью. В частности, он может об ладать формальной свободой, интеллигентностью, предусмотрительностью, трезвым умом, самообладанием, терпением — тем, что помогает злым людям отличаться своеоб разной живостью и внешним благородством. В этой области происходят удивительные вещи. Нинон Ланкло была, конечно, красивой и не менее тонкой, но таковой она была благодаря свободе от условностей. Она дарила свое искусство свободно и для собствен ного удовольствия, но не продавала его.

Поскольку тело относительно и может претендовать только на символическую цен ность, вполне объяснимо, как возможно, что отдельный человек, будучи даже физичес ким уродом, инвалидом, с неправильными чертами, со следами оспы на лице, может не только заставить забыть об этом, но и способен одухотворить эти несчастные формы

стаким выражением, очарование которого бесконечно притягивает к себе. Так уродли вый Мирабо умел вызывать страсть у самых красивых женщин с того момента, как они позволяли ему заговорить с ними, а Ричард III, благодаря такому духовному превосход ству, оказался способным превратить проклятия вдовы Генриха VI в любовные призна ния. Точно также в платоновском диалоге Алкивиад говорит, что Сократ некрасив, когда молчит, но прекрасен, когда говорит.

То, что зло как духовное уродство становится привычным и искажает облик человека, подтверждается самой его сутью, поскольку оно представляет собой отсутствие свободы, вытекающее из ее произвольного отрицания. Поведение и вид счастливых, пребывающих в естественном состоянии обществ могже быть прекрасным потому, что они еще облада ют естественной свободой. Заключаясь в том, что, хотя мы и понимаем зло, все же можем его желать, отсутствие свободы выражает самое глубокое противоречие со своей сущно стью и это противоречие не может не просочиться вовне.

мария шкепу ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАРЛА РОЗЕНКРАНЦА

Индивидуальные недостатки и пороки приобретают четкое выражение в облике: зависть, ненависть, ложь, жадность, скупость, распущенность накладывают свой особен ный отпечаток на индивидуальные черты. Можно заметить беглый, скрытный взгляд воро вок, движение которого французы называют латинским термином fur fureter и который

всвоем непрерывном выслеживании содержит в себе нечто ужасающее. Попадая в камеры больших тюрем, где переговариваются между собой от 60 до 100 воровок, можно увидеть этот специфический взгляд подсматривающего и хитрого, похожего на оптический прибор глаза. Разумеется, безобразное становится более выраженным, когда зло желанно в себе и для себя. Но, как ни парадоксально это звучит, тем, что в этом случае зло утверждается как систематическая тотальность, снова достигается определенная гармония воли и по средством нее — облика, что приводит к эстетическому подчеркиванию черт лица. Персо нифицированный порок может быть более неприятным и кричащим, чем зло как таковое, которое в своей отрицательности снова становится целостным. В своей односторонности большой порок бросается в глаза; через свою интенсивность, глубину, а, точнее, отсутствие глубины абсолютного зла, он накладывает отпечаток на поведение и облик индивида и мо жет существовать, не предоставляя работу судебным органам. Рабы вожделений, будучи богатыми и обладая широкой культурой, развлекаясь самыми тонкими изощрениями соб ственного эгоизма, пребывающие в состоянии постоянного кокетства, измученные собст венной пресыщенностью салонные люди часто опускаются до самой низкой ступени зла.

По сравнению с природой, духовное может интенсифицировать зло, потому что если

внекоторых животных природа производит безобразное более прямо и положительно, человек искажает и деформирует естественную, данную ему изнутри красоту, что пред ставляет собой самоотрицание свободы, на которое животное не способно.

Таким образом, происхождение зла и его уродливых отражений во внешнем облике че ловека является истинной данностью его свободы, а не внешней трансцендентностью. Зло

— это поступок человека, поэтому он носит ответственность за его последствия. И по скольку человек существенным образом относится к природе, из этого следует, что все оп ределения безобразного, которые мы смогли бы отождествить с органической и особенной животной природой, возможны и в его случае. Безусловно, в соответствии со своей сущно стью, человек должен обладать красивым обликом, но эмпирическая реальность, включая факторы случайности и произвола, предоставляет и безобразные формирования, причем не только в единичных случаях, но и в качестве широкого распространения наследственных признаков. И все же такие формы не представляют собой общие виды в том смысле, в кото ром бывают уродливые от рождения животные, прототип которых уже содержит в себе уродство, противоречивость и деформацию. В аспекте идеи человека они представляют со бой несчастные случаи, эмпирическая необходимость которых, характеризуясь единичным или частным характером, относительна. Единичный характер проявляется, когда человече ский организм деформирован внутренней болезнью, например, золотухой, свинкой, горба тостью, переломом и тому подобным; частично, когда деформация порождена необходимо

карл розенкранц ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО [введение]

стью приспособления организма к определенной среде. В случае такого приспособления к определенному рельефу человек должен пройти через те же процессы, что и животное. Теллурическое разнообразие земной коры выражается в разнообразии структурного типа и внешнего облика тем больше, чем больше они обусловливают разнообразие типов жизни. Жители гор и степей, охотник и рыбак, пастух и крестьянин, те, кто живут у полюсов и в тропиках, с необходимостью приобретают иной антропологический тип. Даже идиотизм может быть приписан этим условиям, так как в некоторых местах он непосредственно свя зан с перенасыщающими горные воды растворами известняка. Идиот же безобразнее чер нокожего, поскольку к искаженности его облика прибавляется еще интеллектуальная бес смысленность и духовная немощь. Его лишенные выражения глаза, узкий лоб, отвисшая нижняя губа, жадность и сексуальная грубость, безразличие к реальности, помещают его на более низкой ступени по отношению к чернокожему и уподобляют обезьяне, которая с эстетической точки зрения обладает перед ним преимуществом не быть человеком.

Следовательно, уродство не имманентно сущности человека. Понимание человека как мыслящего и свободного существа предполагает выражение этих свойств в симметрии его форм, в различии рук и ног, а также правильной осанке. Если, подобно бушмену или идиоту, человек некрасив от природы, то в такой деформации отражается отсутствие ме стной свободы, как и свободы относительно наследственной. Болезнь производит урод ство во всех случаях, когда деформирует скелет, кости и мускулы, к примеру, в случаях сифилиса или гангренозных поражений, как и тогда, когда пигментирует кожу, как при гепатите, или когда покрывает ее наростами, как при скарлатине, чуме, лишае, различных форм сифилиса или капиллярного грибка и т. п. Самые отвратительные деформации по рождает сифилис, поскольку он сопровождается не только омерзительными язвами, но и разложением костей. Сыпь и гнойники похожи на чесоточного клеща, который роет себе проходы под кожей; их существование как паразитарных организмов противопо ложно сущности живого организма как целостности. Такие формы противоречия пре дельно безобразны. Болезнь порождает уродство особенно тогда, когда деформирует внешний вид человека, как в случае шизофрении. Но она перестает быть источником уродства когда, как в случае кахексии, туберкулеза и лихорадки придает организму трансцендентное выражение, вследствие чего человек выглядит неземным существом. Беспомощность, горящий взгляд, бледное или разрумяненное от температуры лицо способно более непосредственно выразить сущность духа. Душа предстает отделенною от тела. Она еще пронизывает его, но лишь как условный, чистый знак. В признаках оздо ровления тело уже ничего для себя не означает, представляя собой лишь целостное выра жение покидающего его духа, приобретая заново свою независимость от природы. Кто не видел пораженную туберкулезом юную девушку или юношу на одре смерти, которые выглядели при этом преображенными? У животного такое состояние невозможно. Из этого следует и то, что смерть не обязательно должна искажать лицо — она способна наложить на него и отпечаток прекрасного, ясного выражения.

мария шкепу ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАРЛА РОЗЕНКРАНЦА

Таким образом, если при определенных условиях болезнь способна сделать человека даже красивым, ее преодоление тем более может стать предпосылкой прекрасного. По степенное возвращение здоровья придает взгляду непринужденное выражение, а щекам легкий румянец. Напряжение сосудов и мышц, как и игра жизненных сил, заявляет о се бе в стремлении к наслаждениям, излучая особенно выраженную красоту и придавая телу то невыразимое очарование, в котором волшебство омоложения еще содержит в себе противоречие хрупкости, а жизнь предстает в противоречивости смерти. Выздоравлива ющий представляет собой зрелище для Богов.

Мы не можем пока что подвергнуть анализу душу больного, потому как она может вы ражаться и отличным от простого заболевания способом. А именно, когда заболевающая в себе душа обусловливает отражение в себе и того противоречия, в котором она пребы вает в себе как дух. Или, точнее говоря, психическое заболевание имеет то же значение, что и зло — безобразное в духе как таковое. А это уродство внутреннего проявляется во внешнем. Кретинизм, сумасшествие, бред, психопатическая ярость уродуют человека. К этому же относится и пьянство как искусственно спровоцированное самоотчуждение духа. Ясность, с которой дух во всех своих возможностях концентрирует все условия, все свои формы и познает себя как индивида, как рационального существа вообще, придают действительное существование и таким существованием — подлинное господство над те лом. В случае психических расстройств человек как идиот утрачивает универсальность самосознания или опредмечивает в качестве внешнего предела как сумасшедший. Как ши зофреник, индивид чувствует себя изнутри разорванным силой определенного противо речия и спасает себя из напряженности этой борьбы только при помощи фикции, считая себя другим, или же прибегая к насилию. Во всех этих случаях больной приписывает как реальному миру, так и воображаемому мнимые значения. Идиот все больше опускается до уровня животного, а в случае сумасшедшего на печальном, с отпечатком отвращения лице появляется странный, отстраненный от реальности предметов и присутствующих людей взгляд, с отвратительной суетливостью или же неподвижностью фиксирующийся на чем то неопределенном. И даже в случае шизофреников, которые страдают от глубо чайшего раздвоения сознания, по торжественности, с которой они иногда представляют себя, и по пустому и лишенному предметности пафосу их характера, можно заметить знак разрыва духа от самого себя.

БЕЗОБРАЗНОЕ В ИСКУССТВЕ

Как стало видно, царство безобразного так же огромно, как и область чувственных феноменов вообще, поскольку зло и роковое самоотчуждение духа становятся эстетиче скими объектами только посредством внешнего самовыражения. Поскольку безобразное бывает только относительно прекрасного, оно может проявить себя отрицанием любой формы красоты как в силу природной необходимости, так и в силу свободы духа: приро

карл розенкранц ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО [введение]

да смешивает прекрасное и безобразное случайно. В эмпирической реальности духа про исходит то же. Поэтому, для того, чтобы наслаждаться прекрасным в себе и для себя, дух должен его порождать и совершенствовать в форме особого мира, который сущест вует только для себя. Так рождается искусство. В видимости оно тоже связано с потреб ностями человека, но единственной его мотивацией является все же жажда духа к чистой, незамутненной красоте.

Таким образом, если порождение прекрасного является долгом искусства, не должно ли показаться самым большим противоречием то, что искусство производит и безобразное?

И если захотим обосновать такую ситуацию, утверждая, что искусство и в самом деле производит безобразное, но как форму прекрасного, то, очевидно, к вышеназванному противоречию можно добавить второе и, как кажется, более глубокое, иначе как возмож но превращение безобразного в прекрасное?

Эти вопросы открывают новые сложности. Поскольку последние возникают естест венно, мы обычно пытаемся их обойти, прибегая к тривиальному тезису о том, что пре красное нуждается в безобразном или, по меньшей мере, пользуется им для того, чтобы выразить себя вообще, с еще большей силой, точно также как и порок выражает себя в ка честве условия добродетели. В мрачной бездне безобразного ясный облик прекрасного выделился бы еще ярче.

Но можем ли мы успокоиться таким объяснением? Его истина, а именно то, что в про тивостоянии уродству, прекрасное должно еще сильнее восприниматься как прекрасное, относительна. Если бы оно обладало абсолютным характером, в таком случае любая фор ма прекрасного должна была бы сопровождаться безобразным. В таком случае, красота Ахилла должна выделяться на фоне Терсея. Но такое утверждение неверно. Как чувст венное выражение идеи прекрасное абсолютно в самом себе и не нуждается во внешнем основании, в самозащите через противоположность самому себе. Оно становится пре красным не посредством безобразного. Наличие безобразного в преддверии прекрасного не может усилить прекрасное как таковое, а может усилить только волшебство наслаж дения им, — благодаря тому, что на фоне безобразного мы еще сильней переживаем превосходство прекрасного. Подобно тому, как, например, изобразив Данаю с расслаб ленным, окутанным облаком желания телом, готовому отдаться объятию золотого дож дя, многие художники посчитали возможным написать в глубине или в одном из углов картины сморщенную, с острым подбородком старуху.

Но прекрасное и возвышенное как таковые заставляют нас еще больше желать их бе зусловного и исключительного присутствия. Прекрасное самодостаточно настолько, что не только не нуждается в безобразном как сравнительного понятия — напротив, наличие последнего возмутительно. Абсолютная красота обладает успокоительным свойством и заставляет на время забыть об остальном. Зачем отклоняться от его счастливой полно ты к другому? Зачем отравлять себе наслаждение его созерцания, рефлексируя над его противоположностью? Разве наряду со статуей Божества в церкви есть место и для ста

мария шкепу ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАРЛА РОЗЕНКРАНЦА

туи коварного демона? Желает ли верующий пасть ниц еще перед чем нибудь, кроме изо бражения Зевса?

Следовательно, необходимо отказаться от неограниченного применения тезиса, что бе зобразное присутствует в искусстве ради прекрасного. Мы очень смутились бы, встретив его в архитектуре, скульптуре, музыке и поэзии. Контраст, в котором искусство часто нуждается, не должен достигаться через противостояние безобразному. Прекрасное все сторонне и поэтому в состоянии контрастировать своим собственным формам, как, к при меру, в случае Ифигении Гёте, где представлено множество прекрасных характеров; или

вслучае «Сикстинской мадонны» Рафаэля, где видим только величие, изящество, неж ность, достоинство и никаких проявлений безобразного, без контраста которого творение обошлось, вызывая бесконечный восторг к абсолютному как чудесному совершенству.

Телеологическое понимание безобразного не опирается на фундаментальные основа ния. Мы убедились, что относительно природы телеологическая точка зрения занята

впервую очередь жизнью и только после этого — красотой. Дух также ставит истину и добро впереди эстетических требований. Прекрасно, когда истина и добро проявляют ся красивыми, но это не необходимо. И это не должно пониматься так, что если истина и добро не воплощают идеальную красоту, то они безобразны. Самозарождающееся безобразное не имеет в природе или духе иной цели, кроме самого себя. Природа не пре достерегает нас о металлических, растительных и животных ядах посредством опреде ленных форм и устрашающих цветов. А самый уважаемый человек может иметь несчастье быть горбатым, наподобие Эдипу, или иметь покалеченную ногу, как Байрон.

Как же искусство, целью которого может быть только прекрасное, производит безоб разное? Причина, очевидно, глубже уровня рефлексии внешних отношений. Она вытека ет из сущности самой идеи. Конечно, искусство нуждается в чувственном моменте (и в этом заключается его ограничение относительно истины и добра), но в чувственном мо менте оно стремится и должно выражать явление идеи в ее тотальности. От сущности идеи зависит отдать свои чувственные проявления во власти полной свободы, превраща ясь, таким образом, в возможность отрицательного. Все формы, которые могут возник нуть из случайности и произвола, реализуют фактически эту свою возможность, но идея подтверждает свой удивительный характер особенно той мощью, которой, в суете пере крещивающихся феноменов, в борьбе между случайным и случайным, инстинктом и ин стинктом, произволом и произволом, страстью и страстью, способна все удержать единство своей закономерности в многообразии этих проявлений. И если искусство не хочет выразить эту идею односторонне, тогда оно не может обойти безобразное. В лю бом случае чистые идеалы представляют самый важный — положительный момент прекрасного. А если природа и дух будут представлены согласно их целостной драмати ческой глубины, тогда природное безобразное, зло и демоническое не должны отсутство вать. Несмотря на то, что они жили в идеале, греки все же имели циклопов, сатириков, гарпий, вещунов, химеры, у них был хромой Зевс, они воплощали в своих трагедиях ужас

карл розенкранц ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО [введение]

ные преступления (Эдиподия и Орестия), сумасшествие (Аякс), отвратительные болезни (гангрена ноги Филоктета) и, более того, в их комедиях встречаются пороки и гнусности различного порядка. Но зло полностью включено в сферу искусства начиная с христиан ства, которое стремится познать основы его природы, чтобы уничтожить его на корню.

По этой причине, для того, чтобы представить данное явление идеи в его тотальности, искусство не может обойти измышления зла. Желание свести идею к простому прекрас ному было бы неверным пониманием идеи. Из этого же отнюдь не следует, что с эстети ческой точки зрения безобразное равнозначно прекрасному. Производное происхожде ние безобразного порождает и здесь особенность. А именно — поскольку прекрасное на ходит свое основание в самом себе, оно может воплощаться искусством без посторонней причины, в то время как безобразное не обладает эстетической независимостью. Очевид но, эмпирическое безобразное может возникнуть и само по себе. Но с эстетической точ ки зрения абстрактное утверждение безобразного недопустимо, так как эстетически оно должно постоянно отражаться в прекрасном, в котором находит предпосылки собствен ного существования. Таким образом, можно сказать, что, поскольку безобразное не име ет основание в самом себе, оно получает необходимое объяснение в прекрасном. Можно стерпеть изображение уродливой старухи рядом с Данаей, но художник изобразил бы ее отдельно в крайнем случае и в специальном произведении, когда эстетический элемент был бы представлен ситуацией, или же в качестве портрета, подчиненного категории исторической правды. Конечно, зависимость безобразного от прекрасного не должна по ниматься так, что безобразное может превратить прекрасное в идеальное средство для самого себя. Это было бы абсурдным. Безобразное может возникать рядом с прекрасным случайно и, в то же время, в подчиненной прекрасному форме Безобразное может вы явить опасность, которой постоянно подвержено прекрасное в свободе своего движения, но оно не может стать прямым и исключительным предметом искусства. Только религии могут изображать безобразное как самоценный предмет в виде омерзительных идолов национальных религий и христианских сект.

В системе философского объяснения мира безобразное, как болезнь и зло, не отража ет ничего, кроме исчезающего момента и, в некоторой степени, включенное в этот широ кий контекст, не только становится терпимым, но может стать и интересным. Вырванное же из этого контекста, оно становится эстетически невыносимым. Если в центре «Страш ного суда» Ван Дейка представлены, с одной стороны, жуткие сцены ада, отчаяние осуж денных и издевательства истязающего их дьявола, то очевидно, что художник выразил это смешение омерзительных гримас только в соотношении с противоположной сторо ной, на которой изображено вхождение благословенных в светлые сады Рая. А эти пер сонажи изображены в соотношении с центральной картиной самого суда, посредством симметрических групп и прекрасных хроматических ступеней которых делает их понят ными. Но Ван Дейк не стал писать только ад, или же одного дьявола. В дидактических це лях мы также изолируем безобразное, но художник, который предельно четко изобразил

мария шкепу ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО КАРЛА РОЗЕНКРАНЦА

бы безобразное, никогда не станет утверждать, что он создал произведение искусства. Изображение Христа установил бы у себя в доме каждый. Но никто не поступил бы так с маской Мефистофеля. Такая индивидуализация предоставила бы безобразному незави симость, которая противоречит его природе. Подобно тому, как прекрасное может изолироваться в искусстве вплоть до чистой духовности, точно также все поэтические вы ражения, которые преднамеренно были избраны для сотворения безобразного объекта, несмотря на усилия мысли, популярности не достигли. Этим нельзя наслаждаться. У французов есть дидактические поэмы на порнографические темы и даже посвященные сифилису; у голландцев о вздутии и т.д.; но даже хранители таких стихов стыдятся, если у них их кто то увидит. Принц де Поллагония, о котором рассказывает Гёте [13], захотел изобразить безобразное в определенной систематической полноте посредством вида ис кусства, которое противится его воплощению самым решительным образом, а именно через скульптуру и, несмотря на приложенные усилия, не смог ничего создать, кроме тра гикомической, конфузной достопримечательности. Искусство допускает существование безобразного лишь комбинируя его с прекрасным. Но в этой корреляции безобразное способно породить сильное воздействие. Искусство нуждается в нем не только для пол ного охвата реальности, но и особенно для того, чтобы направить то или иное действие к трагическому или комичному.

Следовательно, если искусство изображает безобразное, было бы противоестествен ным, чтобы оно его приукрашивало, так как в этом случае безобразное уже не будет бе зобразным, не говоря уже о том, что приукрашивание безобразного только усилит его в качестве софистической выдумки эстетической лжи, которая интенсифицирует внут ренние противоречия. Попытка более красивого воплощения безобразного, то есть, отри цание прекрасного через воспроизведение положительного, была бы противоестествен ной его природе и в итоге привела бы ни к чему иному, как к карикатуре безобразного, к противоречию противоречия. Так казалось бы, но все же верно, что искусство должно идеализировать безобразное, то есть, интерпретировать его в соответствии с общими за конами прекрасного, которое безобразное нарушает своим существованием. Не в том смысле, что искусство должно скрыть, вырядить или фальсифицировать безобразное, об лагораживая его чужими достоинствами, а в том, чтобы придавать ему форму, согласно полноте истины по мере ее эстетического выявления. Это необходимо, ибо так искусство поступает так со всей реальностью. Искусство отражает истинную, а не общую эмпири ческую природу. Это природа, какою она должна быть, если бы собственная конечность позволила бы ей такое совершенство. Таким же образом представленная искусством история является объективной, но все же не обще эмпирической. Это история, соответ ствующая своей сущности и идеальной истинности своей идеи. В повседневной реальнос ти всегда присутствует самые возмутительные и отталкивающие формы безобразного, а искусство не имеет права воспроизводить их напрямую. Оно должно отобразить безоб разное во всей остроте его уродливости, но должно это делать с тою же идеальностью,

карл розенкранц ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО [введение]