Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Скачиваний:
8
Добавлен:
10.05.2023
Размер:
365.9 Кб
Скачать

1 На момент подписания номера в печать постановление Президиума вас рф по делу № а50-25754/2011 опубликовано не было.

ИНТЕРВЬЮ

«Вексель должен обращаться, а не гнить в судебно-следственных архивах»

Вадим Анатольевич Белов  профессор кафедры ком- мерческого права, доктор юридических наук Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова

О том, каким изменениям подвергнутся ценные бумаги с принятием нового Гражданского кодекса РФ, о проблемах вексельного обращения и судебных подходах к разрешению спорных ситуаций, рассказывает профессор кафедры коммерческого права, доктор юридических наук Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова Вадим Анатольевич Белов.

Биография

В 1993 году окончил юридический факультет МГУ. Кандидатскую диссертацию защитил в 1997 году. Опубликовал более 30 монографий по вексельному праву, банковскому праву, денежным обязательствам, документарным и бездокументарным ценным бумагам. Автор академического курса «Гражданское право» (в 4-х томах). Основатель и редактор серии книг «Научное наследие». Доктор юридических наук (2004), доцент, профессор кафедры гражданского (1998–2011), коммерческого (с 2011) права МГУ им. М. В. Ломоносова. Главный эксперт, руководитель направления правовой политики Генеральной дирекции ОАО «Северсталь».

– В законопроекте о внесении изменений в ГК РФ значительное внимание уделено ордерным ценным бумагам. Тут и подробное регулирование перехода прав по таким бумагам, и особенности истребования от добросовестного приобретателя, и восстановления прав по утраченным бумагам, и обездвижение их… Как Вы оцениваете эти новеллы?  – Множество норм об ордерных ценных бумагах объясняется, главным образом, перенесением в ГК РФ норм о вексельном индоссаменте. В целом получилось довольно неплохо. Но есть одна глобальная общая ошибка: в индоссаменте у нас продолжают видеть одну только передаточную надпись и в то же время связывают с его совершением переход прав по бумаге! Однако если мы говорим о переходе прав по ценной бумаге, то индоссамент должен быть не надписью, а сделкой (о чем в ГК РФ не говорится). А если речь идет о передаточной надписи, то индоссамент может быть лишь средством формальной легитимации держателя ордерной бумаги, но не основанием перехода прав «по ней».

– Немного смущает термин «переход прав по ценной бумаге»…  – Совершенно верно! Проект содержит неверную формулировку. Надо говорить о переходе прав не «по бумаге» (что это вообще такое?), а о переходе прав «на бумагу» как на вещь. Основания такого перехода – те же самые юридические факты, что и основания перехода прав на любые движимые вещи – договоры купли-продажи, мены, аренды, дарения, подряда и т. д. Также сюда следует отнести принятие наследства, присвоение находки или приобретательную давность. Завершилось что-то из этого оформлением индоссамента – хорошо. Это значит, что для собственника бумаги снимаются вопросы, связанные с осуществлением удостоверенных ею прав. Не завершилось – плохо, но не смертельно, ибо собственником документа он все равно быть не перестанет, хотя юридическое значение этого документа будет для него иным, поскольку преимуществами формальной легитимации он (за ее отсутствием) воспользоваться просто не сможет. Надо сказать, что Гражданский кодекс РФ предусматривает разные способы восполнения этого недостатка в формальной легитимации.

– Особо хотелось остановиться на процессе перехода прав. Какие, на Ваш взгляд, особенности в обороте ценных бумаг могут появиться, если Проект будет принят?  – Каких-либо особенностей оборота ордерных ценных бумаг, честно говоря, я от Проекта не жду. В основе предлагаемых изменений находятся, как я уже сказал, нормы о вексельном индоссаменте (давно известные правоприменителю и им прекрасно применяемые). Что же касается нововведений – то тут не предвидится ничего неожиданного. Новации в нашем законе – это почти всегда положения, уже прошедшие «горнило» практики, устоявшиеся и, можно сказать, общеизвестные.

– Вексель может быть отнесен к ордерным ценным бумагам. Эти новеллы не потребуют корректировки вексельного законодательства?  – Корректировки вексельного законодательства – точно нет. Во-первых, гражданское законодательство будет в точности его повторять, но даже если оно чего-то не повторит и содержательно разойдется с вексельным, то (это во-вторых) не страшно: специального характера и, значит, верховенства вексельного закона над общим, гражданским, не только материальным, но и процессуальным (оно ведь содержит не только материальные, но и процессуальные и даже процедурные нормы!), никто не отменял.

– Тема векселя хорошо изучена. Однако ваши и кандидатская, и докторская диссертации посвящены именно векселю. В связи с чем такой интерес?  – В свое время меня эта тема просто очень заинтересовала (что за зверь такой – вексель?!), потом понравилась. Она действительно была хорошо изучена, но лишь по состоянию на определенный момент времени. К началу 90-х годов прошлого столетия результаты этого изучения оказались основательно подзабыты. Настолько основательно, что в моем, к примеру, студенческом конспекте лекций по гражданскому праву вопрос о векселе занимает… несколько строк. Остались с тех пор и проблемы, все-таки изученные не до конца, такие, например, как юридическая природа переводного векселя. Д.И. Мейер в свое время написал, что юридическая природа переводного векселя в высшей степени затруднительна, поэтому мы вообще ею не будем заниматься. Нечто подобное повторил потом и П.И. Стучка в своем курсе гражданского права – даже «марксистские методы» не помогли! Ну и, наконец, современность породила еще ряд вопросов, которые хотя и являются более частными, но без знания фундаментальных основ их не разрешить. Откуда эти вопросы взялись? Частью от развития вексельного законодательства, частью – от утраты традиций его толкования и понимания, некоторые (особенно у нас в России) – от изменения практики применения векселя.

– Действительно, насколько востребован вексель в современном обороте? Ведь это некий денежный суррогат...  – Если говорить о внутреннем обороте в России, то, по моим ощущениям, он сейчас востребован гораздо меньше, чем, скажем, 10 лет назад. Но если посмотреть на статистику арбитражных актов, то можно четко выделить два периода. Первый – с середины 90-х и до середины 2005 года. Второй – с середины 2005 года по настоящий момент. Так вот, количество судебных актов, касающихся векселей, в эти разные периоды примерно одинаково. То есть то, что раньше было наработано за 10 лет, теперь наработано за 7. Следовательно, количество спорных «вексельных» вопросов, по крайней мере, не уменьшается. В международном обороте – по-разному: в сделках с партнерами из стран-участниц германской или французской системы права вексель почти не используется, а вот в отношениях с контрагентами из стран, представляющих англо-американскую систему права, вексель по-прежнему в ходу. Джентльмены продолжают верить друг другу на слово, а что представляет собой вексель, как не честное слово?

– Какой сейчас, на Ваш взгляд, самый актуальный вопрос вексельного правоприменения?  – Для меня совершенно неожиданным было выявление вопроса о том, кто и как должен доказывать факт предъявления векселя к платежу. С моей точки зрения, этот вопрос не должен был иметь никакого значения, по крайней мере, по отношению к требованию к прямому должнику. Причина проста – коль вексель не оплачен до наступлении срока платежа, по нему надлежит заплатить. Хочу заметить, что арбитражная практика скорректировала мое представление по этому вопросу. Вексельные суммы, которые подлежат оплате, разные. Одно дело, если речь идет о сумме основного долга, и другое дело, когда мы говорим о взыскании пеней и процентов (ст.ст. 48 и 49 Положения о векселях). При этом нужно различать ситуации: одно дело, когда вексель был предъявлен, но не был оплачен, другое дело – если вексель никто даже не пытался предъявлять. Даже если бы плательщик хотел его оплатить, в этом случае он не имеет такой возможности, поскольку не знает, кому оплачивать. Соответственно, плательщик оказывается в просрочке, которая обусловлена просрочкой самого кредитора, не предъявившего векселя. В этом случае, как известно, согласно ст. 406 ГК РФ должник платить проценты и пеню не обязан. Таким образом, либо вексельный кредитор должен доказать факт предъявления векселя, либо предъявление уже предполагается и тогда опровержение этого факта возлагается на должника. Положение о векселях дает ответ на этот вопрос, но только лишь применительно к весьма экзотической ситуации, когда речь идет об обороте векселя без издержек (ст. 46 Положения о векселях). Тут факт не предъявления векселя доказывает должник. Что делать во всех остальных случаях – не очень понятно. То ли применять эту норму в порядке аналогии, то ли, наоборот, для общей ситуации применять норму от противного. Тогда доказывать факт предъявления векселя должен кредитор. Суды склоняются к последнему варианту решения. Это, конечно, несколько стесняет положение векселедержателя. Но, с другой стороны, если мы встанем на противоположную точку зрения, это еще больше стеснит положение вексельного должника, поскольку практически невозможно доказать отрицательный факт.

– Если оплаты по векселю не происходит и кредитор обращается в суд, возникает вопрос: можно ли в процессе судебного разбирательства доказать факт предъявления векселя, демонстрируя оригинал векселя в суде?  – На мой взгляд, препятствий к этому нет. Но надо понимать, что непосредственно в судебном заседании вексель никто не оплатит. Наверное, можно считать такое предъявление надлежащим, но при одном условии – после такого предъявления векселя в суде, разбирательство на какое-то время будет отложено и у должника возникнет возможность чисто физически оплатить вексель. Но тут сразу возникает вопрос о моменте начала течения просрочки. Думается, что суд взыщет проценты и пени только с момента предъявления векселя, то есть с момента судебного заседания.

– Как Вы считаете, могут ли стать препятствием к надлежащему предъявлению векселя в суде полномочия судебного представителя (точнее – их отсутствие)?  – Да, отчасти это возможно. Вряд ли стоит ожидать, что в доверенности такого представителя окажется полномочие платить по векселю. Но тут мы выходим на весьма сложный вопрос – а что такое исполнение по обязательству? Если исполнение признать сделкой, то действительно, необходимо лицо, уполномоченное на совершение сделки. Если исполнение признать юридическим поступком, то любой работник вправе совершать такие действия. В данном случае поступок будет состоять в действиях по оплате векселя. С этой точки зрения, нет препятствий и для предъявления векселя судебному представителю, не имеющему соответствующих полномочий.

– А если должник сошлется на не то место предъявления векселя? Ведь вряд ли в векселе в качестве места предъявления будет указан арбитражный суд...  – Не так часто бывает, что речь идет о каком-то конкретном месте платежа. Есть ситуации, когда место платежа указывается наиболее общим образом, например, «город Москва». Кроме того, само вексельное законодательство не придает юридического значения таким уточнениям. Даже в тех случаях, когда будет указан конкретный адрес (улица, дом, офис), все, что находится за пределами обозначения населенного пункта, все, что уточняет это (комната, квартира и т. п.), уже не имеет вексельно-правового значения. Если кредитору удалось найти плательщика в городе, указанном как место платежа, то, как правило, этого достаточно для того, чтобы констатировать предъявление в надлежащем месте.

– Иными словами, если кредитор пришел в офис и не обнаружил директора, но потом встретил его, например, на выставке, то допустимо прямо там и предъявить вексель?  – На выставке – вряд ли, поскольку предполагается, что предъявление должно производиться там, где плательщик имеет физическую возможность произвести оплату. Это явно не помещение выставки. А вот если в городе, указанном в качестве места платежа, имеется несколько офисов должника, то предъявление векселя в любом из них будет являться надлежащим местом предъявления.

– А если организация-должник поменяла свое место нахождения?  – Полагаю, что для целей векселя это большого значения иметь не должно. Не найдя должника по указанному адресу, следует отправиться к нотариусу, который далее уже будет оформлять протест векселя в неплатеже.

– Возможен ли оборот векселя после того, как он оказался приобщен к материалам судебного дела?  – Интересный вопрос. Если вексель продолжает находиться в материалах дела, это еще не означает, что суд становится его законным держателем или собственником. Законным держателем будет оставаться тот, кто легитимирован непрерывным рядом индоссаментов, собственником – тот, кто в состоянии обосновать свое право на вексель как движимую вещь в общегражданском порядке. Поэтому, тут возможны следующие ситуации. Первая: собственник векселя может истребовать этот вексель из владения суда (ст. 16 Положения о векселях тут неприменима, но ст. 301 ГК РФ не делает никакого исключения на этот счет). Вторая: законный держатель может, получив доступ к этому векселю (например, взяв материалы дела для ознакомления), совершить на нем индоссамент (который, правда, скорее всего, будет иметь лишь последствия обыкновенной цессии – см. об этом ст. 20 Положения о векселях– но все-таки). Это, конечно, очень необычные ситуации, но, тем не менее, теоретически они возможны. Наконец, не вижу никаких проблем в том, чтобы выдавать подлинные векселя (с оставлением в материалах дела заверенных судом копий) из материалов дела должникам, которые их оплатили – ведь по законодательству именно они и приобретают права на векселя. Кстати, с начала 2000-х годов именно такие рекомендации дают нижестоящим судам суды окружные.

– Встречаются ли на практике случаи индоссирования векселей, лежащих в материалах арбитражных дел?  – Да, безусловно. В качестве примера могу сослаться на дело, рассмотренное ФАС Московской области. В данном случае, вексель изменился прямо в процессе рассмотрения дела: в суде первой инстанции было установлено, что на векселе был индоссамент (передаточная подпись), но он не был подписан, а ко времени подачи кассационной жалобы эта подпись появилась.

– И как среагировал суд?  – Суд решил так: коль скоро на момент рассмотрения дела в суде первой инстанции подписи индоссанта не было, значит, не было и индоссамента. Соответственно, лицо, предъявившее требование по этому векселю, не было законным векселедержателем. Поэтому отказ суда в удовлетворении требования о взыскании было правомерным. Что же касается последующего появления подписи на стадии кассации, то, очевидно, такая подпись появилась уже после рассмотрения дела в суде первой инстанции, то есть уже после наступления срока платежа по векселю. Следовательно, надо применить ст. 20 Положения о векселях – об индоссаменте, который имеет последствия обыкновенной цессии. Суд своеобразно перестраховался – выдвинул требование о соблюдении еще и формы цессии; поскольку она соблюдена не была, заявителя жалобы отказались признавать законным векселедержателем.

– Таким образом, архив суда может стать тем местом, куда могут периодически приходить векселедержатели и учинять последующие индоссаменты?  – Теоретически да. И это свидетельствует как раз о том, что практика приобщения подлинных векселей к материалам дела (арбитражного, гражданского, уголовного) «в качестве доказательства» – неправильная. Лучше было бы приобщать в материалы дела заверенные копии векселей. Суд ведь и сам может заверить ксерокопию документа после его осмотра. Единственное, пожалуй, исключение следовало бы сделать для дел о подделках и подлогах – их без исследования подлинного векселя и вправду не разрешишь.

– Но ведь существует риск, что вексельный долг в ходе исполнительного производства будет взыскан, а вексель при этом останется на руках у кредитора?  – Да, конечно. Но в большинстве случаев должник в подобной ситуации не особенно рискует: даже если вексель, оставленный в руках недобросовестного кредитора, будет им индоссирован добросовестному приобретателю, должник все равно сможет заявить последнему возражение об оплате. Это позволит сделать уже неоднократно упомянутая ст. 20 Положения о векселях. Проблемы могут возникнуть только с векселями, предъявленными к платежу досрочно, и с векселями, содержащими бланковые индоссаменты. Но тут уж должникам не на кого пенять, кроме как на самих себя – надо было платить по векселям, не доводя дело до суда. В крайнем случае, можно уточнить правила исполнительного производства: никаких вексельных взысканий по исполнительным листам до тех пор, пока вексель не будет передан приставу-исполнителю!

– Для чего?  – Для того, чтобы тот после оплаты торжественно вручил его должнику, а тот «комиссионно» (то есть еще более торжественно) уничтожил его «путем сжигания». Вексель – это инструмент оформления материально-правовых отношений частных лиц друг с другом, а не форма процессуального взаимодействия с судом. Если вексель не оплачен – он должен обращаться, а если оплачен – опускаться в «шрёдер». Во всяком случае он не должен гнить в судебно-следственных архивах – это противно природе векселя.

– Для чего нужно упрощенное (приказное) производство при протесте векселя в неплатеже? В выдаче судебного приказа можно отказать, если должник не согласен с требованием кредитора. Но если кредитор обратился в суд, да еще и с опротестованным векселем, значит, очевидно, что должник с его требованием «не согласен» – разве не так?  – Совершенно верно. В том виде, в каком эти нормы сейчас сформулированы в АПК РФ, они и вправду мало полезны. Каких-либо преимуществ упрощенное производство по сравнению с обычным не имеет. Но это проблема неудачной редакторской правки закона. Насколько мне известно, когда вводился этот институт, изначальная редакция была несколько иная. Предполагалось, что должник не просто может заявить о своем несогласии платить по векселю – но что он обязан доказательно о нем заявить! Вот это ключевое слово и было потеряно. Вместе с этим был утрачен и смысл упрощенного производства в части взыскания по опротестованному векселю. Имелось-то в виду, что отказ в выдаче судебного приказа возможен не при всяком заявлении должника о своем несогласии, но только при заявлении доказательном, обоснованном.

– Вексель, имеющий дефект формы или содержания, не подлежит реализации в рамках процедур об исполнительном производстве. Тем не менее по такому векселю можно получить исполнение. Не получится так, что недобросовестные должники будут использовать такой запрет как условие для переведения своих активов перед арестом в ничтожные векселя?  – Нашей судебной практикой был сформулирован такой принцип: непризнание векселя в качестве ценной бумаги не исключает его признание общегражданским долговым документом (распиской). Соответственно, за кредитором признается право требования, напоминающее заемное. А права требования к должнику, как известно, могут быть реализованы в процессе исполнительного производства, как по любому другому имуществу. Дефектные векселя должны быть не предметом реализации в исполнительном производстве, а документами, удостоверяющими предмет реализации – денежные требования. В силу п. 2 ст. 385 ГК РФ они должны разделить судьбу реализованного требования.

– А насколько пристав правомочен проводить юридическую квалификацию векселя – содержит такой вексель дефект или нет?  – На мой взгляд, в такой квалификации нет ничего странного. Статья 75 Положения о векселях содержит исчерпывающий перечень составляющих векселя. Установить, отвечает ли вексель указанным реквизитам, может любое дееспособное лицо. Это проблема не столько пристава, сколько чрезмерно активного должника, который будет пытаться доказать приставу, что вексель имеет дефект, чтобы предотвратить его реализацию. Приставу, уверенному в собственной правоте, вряд ли целесообразно вступать в спор. Ему легче просто попытаться реализовать вексель в порядке, предусмотренном законом об исполнительном производстве: если прав должник, а не пристав, и документ действительно дефектен с точки зрения вексельного права – его просто никто не купит.

– Является ли правило о предъявлении векселя должнику претензионным порядком, при несоблюдении которого иск подлежит оставлению без рассмотрения?  – Нет, не является. Отечественная арбитражная практика в процессе рассмотрения вексельных споров сформулировала ряд правил, согласно которым ни предъявление векселя, ни совершение протеста векселя в неплатеже, ни нотификация (ст. 45 Положения о векселях) не рассматриваются в качестве претензионного порядка. Названные случаи образуют некие специальные условия, выдвинутые вексельным законодательством. Соответственно, им нельзя придавать значение, аналогичное каким-либо схожим институтам гражданского права. При несоблюдении этих правил иск не должен оставаться без рассмотрения, но должны быть применены последствия, предусмотренные специальным законодательством о векселях.

ГЛАВНАЯ ТЕМА

Лицо, контролирующее компанию. Как его привлечь к ответственности

Александр Германович Гармаев  юрист корпоративной практики юридической фирмы VEGAS LEX

Наталья Витальевна Абцешко  юрист Группы международных проектов юридической фирмы VEGAS LEX

  • В каких случаях привлекается к ответственности лицо, фактически контролирующее компанию

  • Какие факты следует доказать, чтобы привлечь контролирующее лицо к ответственности

  • Когда суд может отказать в привлечении «контролера» к ответственности

Практика привлечения к ответственности лиц, фактически контролирующих компанию, известна многим развитым правопорядкам. Зародившись в странах общего права, эта доктрина получила название «прокалывание корпоративного покрова» (Piercing the corporate veil). Суть ее заключается в привлечении к ответственности лиц, фактически контролирующих ту или иную компанию по решениям, принятым такими лицами. Принцип ограниченной ответственности для участника юридического лица не позволяет привлекать таких лиц к ответственности. «Контролеры» совершали от имени компании различные сделки, в результате которых страдали интересы, как правило, добросовестных участников оборота. Сами же «контролеры» ответственности за свои действия не несли. В условиях отсутствия законодательного решения этого вопроса отечественные суды стали использовать иностранный опыт (в основном – английский), применяя его на практике с учетом российской специфики. Приживется ли иностранный опыт в условиях российской действительности, предвидеть сложно. Пока можно только констатировать, что первый такой отечественный опыт привлечения к ответственности лиц, контролирующих юридических лиц, оказался положительным.

Привлечение к ответственности компаний, которые действуют через аффилированные структуры, стало возможным

Тенденцией последних лет становится распространение в арбитражной практике ответственности на лиц-контролеров в спорах, не связанных с налоговыми отношениями. Такие дела встречаются как в практике Высшего арбитражного суда РФ, так и в практике нижестоящих судов, где выработанные судами критерии применения доктрины «снятия корпоративного покрова» обнаруживают сущностное сходство с практикой английских судов.

Первым случаем прямого признания и применения этой доктрины на уровне ВАС РФ стало постановление Президиума ВАС РФ от 24.04.2012 № 16404/11 по делу № А40-21127/2011 (далее – Постановление № 16404/11).

В рамках данного дела рассматривался спор, инициированный российской компанией, о взыскании с латвийских банков «Парекс банк» и «Цитаделе банк» 624,27 млн руб. депозита и процентов по нему. Особенность дела состояла в том, что иск был предъявлен в российский арбитражный суд к банкам, которые не имели на территории России официально зарегистрированных по банковскому законодательству подразделений.

Суды первой и апелляционной инстанций пришли к выводу, что иск не подлежит рассмотрению в российском арбитражном суде, поскольку заявленные требования юридически не связаны с территорией России.

Суд кассационной инстанции отменил акты нижестоящих судов и направил дело на рассмотрение по существу спора, посчитав, что на территории России находится имущество банков в виде прав требования к клиентам. И, соответственно, данный спор может быть рассмотрен российским арбитражным судом на основании п. 1 ст. 247 АПК РФ.

Президиум ВАС РФ Постановлением № 16404/11 по формальным причинам отменил постановление суда кассационной инстанции и оставил в силе акты судов первой и апелляционной инстанций, фактически отказав компании в удовлетворении заявленных требований.

Так, в названном постановлении было указано, что «…истцом заявлен иск из договоров банковского депозита, которые заключены не через представительство банков в РФ, а с материнским банком в Риге… депозиты переданы в материнский офис другого ответчика, расположенный также в Риге… и в настоящее время денежные средства находятся на депозитном счете в Латвии… Указанные отношения демонстрируют тесную связь с территорией Латвийской Республики… Наличие тесной связи рассматриваемых правоотношений с территорией Российской Федерации в целях признания компетенции арбитражных судов Российской Федерации для разрешения настоящего спора не подтверждается…».

Если резолюция Президиума ВАС РФ по существу спора не вызвала большого резонанса, то мотивировочная часть Постановления № 16404/11 оказалась крайне интересной.

Исследовав вопрос о возможности предъявления в российский арбитражный суд иска к банкам, осуществлявшим фактическую деятельность на территории России через аффилированных лиц без регистрации собственных подразделений, Президиум ВАС РФ прямо применил доктрину «снятия корпоративного покрова».

В частности, Президиум посчитал доказанным факт создания на территории РФ представительств банков, руководствуясь следующим:

1) банки ведут деятельность на территории России через компании со сходным наименованием, которые заключают сделки и фактически выступают в качестве подразделений банков;

2) компании со сходным наименованием были созданы банками в целях обхода российского законодательства о банковском контроле;

3) у потребителей банковских услуг в России сформировалось мнение о том, что представительства, указанные на официальных сайтах банков в различных доменных зонах среди прочих представительств банков в иностранных государствах, являются легальными представительствами банков в России;

и 4) подход к оценке факта наличия на территории государства подразделения иностранной компании, основанный на фактических обстоятельствах конкретного дела, соответствует современной международной практике, в частности, практике Суда справедливости Европейского союза.

Президиум ВАС РФ сослался на дело SAR Schotte GmbH v. Parfums Rothschield, рассмотренное Судом справедливости Европейского союза, в котором Суд указал, что филиал или представительство считаются существующими даже в том случае, если юридическое лицо не имеет собственного юридически оформленного подразделения на территории иностранного государства, но, тем не менее, ведет деятельность на данной территории через независимую компанию со сходным наименованием, которая заключает сделки от своего имени и фактически выступает в качестве подразделения данного юридического лица.

Как итог – согласно Постановлению № 16404/11 иск к иностранной компании может быть отнесен к компетенции российского арбитражного суда даже при отсутствии у такой компании зарегистрированного на территории Российской Федерации подразделения.

Необходимыми условиями для признания такой возможности являются:

а) фактическое ведение деятельности иностранной компанией на территории России через аффилированную компанию и (или) формально независимую компанию со схожим наименованием;

б) спорные правоотношения тесно связаны с территорией России (например, если на территории РФ заключалась сделка с такой аффилированной компанией).

Таким образом, ключевая роль доктрины «снятия корпоративного покрова» для приведенного подхода в Постановлении № 16404/11 состояла в том, что именно указанная доктрина позволила Президиуму Высшего арбитражного суда РФ «преодолеть» юридическую самостоятельность банков от компаний со сходными наименованиями, через представительства которых фактически оказывались банковские услуги.

Лицо, фактически контролирующее компанию, можно привлечь к ответственности за причиненный ущерб

После учреждения в юрисдикциях общего права компании с организационно-правовой формой, предполагающей ограничение ответственности, такая компания не только рассматривается как отдельное юридическое лицо по отношению к своим директорам, акционерам, работникам и лицам, контролирующим компанию, но и ответственность данной компании не распространяется на указанных лиц, и наоборот – ответственность указанных лиц не распространяется компанию. В этом заключается суть концепции «корпоративного покрова» (corporate veil), который отделяет указанных лиц от независимого юридического лица. Однако в исключительных случаях суды юрисдикций общего права готовы снять «корпоративный покров» и идентифицировать компанию с лицом, контролирующим данную компанию, с целью предоставления средств правовой защиты добросовестным участникам экономического оборота.

В судебной практике и нормативных правовых актах юрисдикций общего права, где зародилась доктрина «снятия корпоративного покрова», еще не до конца сформулированы четкие параметры или принципы, которые позволили бы спрогнозировать исход дела в том случае, когда суд рассматривает вопрос о привлечении к ответственности лиц-контроллеров.

В Англии и Уэльсе учреждение компании путем ее регистрации было введено в 1844 году, а концепция ограниченной ответственности возникла в 1855 году в связи с принятием Акта об ограниченной ответственности. Вскоре появился широко известный прецедент: решение 1897 года Палаты Лордов по делу «Саломон против "Саломон энд Ко."» (Salomon v Salomon & Co.), который и закрепил принципы корпоративного лица и ограниченной ответственности. Данные принципы появились отдельно, поскольку согласно английскому праву существует возможность учредить компанию с неограниченной ответственностью. В рамках вышеназванного дела Палата Лордов постановила, что компания является независимым от контролирующего его акционера лицом и не может быть рассмотрена как агент такого акционера исключительно на основании участия или контроля акционера в компании. Также Палата Лордов подтвердила, что акционер не обязан в случае ликвидации компании возмещать убытки кредиторам. Так в судебной практике был зафиксирован принцип ограниченной ответственности в английском праве, который последовательно применяется английскими судами уже много лет.

Однако после принятия решения по делу «Саломон против "Саломон энд Ко."» английские судьи ощутили серьезное давление общественного мнения, согласно которому выработанное правило ограниченной ответственности предлагалось не абсолютизировать. Так, в ряде случаев судьи рассматривали связь между двумя компаниями одной группы как агентские отношения и, таким образом, обходили принцип привлечения лица-контроллера к ответственности (дело 1939 года «"Смит, Стоун энд Найт" против "Бирмингем Корпорэйшн"» (Smith, Stone & Knight v Birmingham Corporation).

При этом английские суды подходят весьма осторожно к применению доктрины «снятия корпоративного покрова». Так, в решении по делу 1990 года «Адамс против "Кейп Индастриз плс"» (Adams v. Cape Industries Plc) было прямо указано, что привлечение к ответственности лица, контролирующего компанию, возможно только при существовании обстоятельств, подтверждающих, что контролируемая компания является лишь фасадом, скрывающим истинные обстоятельства. Ключевым выводом по данному делу для целей применения доктрины «снятия корпоративного покрова» является вывод английских судов о важности мотивации лица, использующего компанию в качестве прикрытия. К примеру, в решении по делу 2002 года «"Трастор Эй Би" против Смолбоун и др. (№ 3)» (Trustor AB v. Smallbone and others (№ 3)) судья указал, что суд вправе привлечь к ответственности лиц-контроллеров в случаях, когда компания использовалась ими в качестве средства или прикрытия (фасада) для сокрытия действительного положения дел. Таким образом, пресекалась попытка избежать или скрыть какую-либо ответственность лиц-контроллеров.

Изменить подсудность спора путем предъявления иска к контролирующему лицу не получиться

Одним из значимых для развития практики применения ответственности к лицам, фактически контролирующим компанию, является попытка изменить подсудность российского суда на суд английский путем привлечения к ответственности английской компании.

По обстоятельствам дела банк «ВТБ Капитал Пи Эл Си» (далее – Банк) выдал российскому обществу кредит на сумму 225 млн дол. на приобретение 6 российских предприятий и связанных с ними обществ у компании «Нутритек Интернэшнл Корп» («Nutritek»). Указанная сделка была обеспечена залогом заводов в пользу Банка в целях обеспечения исполнения обязательств должником.

Российское общество нарушило условия выплаты кредита. Реализация заложенного имущества позволила Банку выручить не более 40 млн дол. Данная сумма была на порядок ниже, чем сумма, указанная в оценке стоимости таких активов, предоставленной Банку компанией Нутритек. Банк подал иск к Нутритек, а также нескольким компаниям группы. Он просил суд привлечь к ответственности лицо, фактически контролирующее компании, не исполнившие свои обязательства.

Решением английского апелляционного суда в иске было отказано со ссылкой на тот факт, что английское право не предполагает предъявление требований из договора к лицам, которые не являются его сторонами.

Особую ценность решение по данному делу представляет в том смысле, что в нем были разъяснены общие принципы привлечения к ответственности лица, фактически контролирующего компанию:

1) суд вправе снять «корпоративную вуаль» лишь в том случае, когда имеет место факт некоего злоупотребления;

2) факт наличия злоупотребления не является достаточным основанием для применения, поскольку такое нарушение должно быть связано с использованием компании во избежание ответственности или в целях ее сокрытия контролирующим ее лицом;

3) факт владения и контроля над компанией не является достаточным основанием для привлечения контролирующего лица к ответственности. В данном случае необходимо доказать не только факт контроля над компанией, но и факт злоупотребления, состоящего в использовании компании в качестве фасада для сокрытия нарушения.

Ключевым выводом, сделанным судом, является отказ суда от распространения обязанностей, предусмотренных договором, на третьих лиц (лиц, контролирующих компанию) в результате «снятия корпоративного покрова» с таких лиц.

Данный вывод суда в очередной раз подтвердил лояльность английских судов к так называемому принципу privity of contract (вкратце этот принцип можно охарактеризовать так: «договор заключен только между его сторонами и действие договора распространяется только на них»).

По мнению суда, решения, на которые ссылался истец и согласно которым ему была предоставлена возможность обеспечить исполнение договора не только в отношении его сторон, но также и лиц, контролирующих стороны, были вынесены на основании некорректного толкования более ранних решений английского суда. Таким образом, в английской судебной практике была установлена отрицательная практика в отношении возможности рассмотрения третьих лиц в качестве сторон по договору на основании «снятия корпоративного покрова» между ними и стороной по договору.

Индивидуальные предприниматели не смогут использовать для ухода от ответственности учрежденные ими компании

Российская правоприменительная практика в последнее время стала активно использовать принцип привлечения к ответственности лица-контроллера, опираясь исключительно на сам факт совершения таким лицом недобросовестных действий. Следует отметить, что в неналоговых спорах случаи привлечения нижестоящими судами к ответственности лиц, фактически контролирующих компанию, стали появляться и до опубликования Постановления № 16404/11. Интерес вызывают мотивы судебных решений: суды стали активно обращаться к опыту зарубежных правопорядков, а также доктрины. Так, решением Арбитражного суда Красноярского края от 15.02.2012 по делу № А33-18291/2011 была «проколота вуаль» индивидуального предпринимателя (далее – ИП), использовавшего общество, где был единственным участником, для уклонения от погашения задолженности перед контрагентом по договору. Суд, удовлетворяя требования истца о взыскании с ИП задолженности по договору, пришел к выводу о правомерности предъявления иска к ИП, поскольку он «фактически извлекает прибыль из экономических отношений», независимо от факта «перезаключения» договора на общество. В обоснование своей позиции, вполне в духе английских судов, суд, в частности, указал следующее:

1) «…Юридическое лицо является самостоятельным участником гражданского оборота, однако… по сути своей является правовой фикцией (общепринятое в правовой доктрине, являющейся источником гражданского права, определение сущности юридического лица, данное Ф. К. Савиньи)…»;

2) «…В науке гражданского права, являющейся источником гражданского права, существует доктрина «снятия корпоративных покровов (вуали)» (sic!), согласно которой в случае если юридическое лицо создано лишь для видимости, в целях уклонения от ответственности, то по иску должен отвечать реальный владелец бизнеса…»;

3) «…в действиях ИП имеются признаки злоупотребления правом в виде систематического введения в заблуждение своего контрагента в вопросе того, интересы какого хозяйствующего субъекта в данный момент представляет ИП – себя, или общества».

Примечательно, что Арбитражный суд Красноярского края посчитал целесообразным сослаться на зарубежный опыт, классическое дело Salomon v A. Salomon CO Ltd. (1897), что в практике российских судов нижестоящих инстанций встречается не часто. Третий арбитражный апелляционный суд постановлением от 29.05.2012 оставил решение суда первой инстанции в силе, поддержав приведенные выводы.

Ответственность за банкротство распространяется и на лицо, формально контролирующее компанию

Привлечение к ответственности лиц, фактически контролирующих компанию, стало возможным вследствие отсутствия в законодательстве нормы, прямо регулирующей такие отношения. В специальном же законодательстве существуют нормы, позволяющие привлекать к ответственности таких лиц. Однако названная санкция распространяется только на лиц, прямо указанных в норме. Редчайшим случаем привлечения к ответственности лица, фактически контролирующего компанию в деле о банкротстве, является постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 27.02.2012 по делу № А60-1260/2009 (далее – Постановление от 27.02.2012).

В рамках данного дела, инициированного конкурсным управляющим, Н. Максимов был привлечен к субсидиарной ответственности по обязательствам ООО, признанного банкротом. При этом Н. Максимов какого-либо формального отношения к ООО не имел. В обоснование решения суд сослался на п. 3 ст. 56 ГК РФ, ч. 4 ст. 10 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» и п. 3 ст. 3 Федерального закона от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью», согласно которым в случае банкротства общества по вине его участников или по вине других лиц, которые имеют право давать обязательные для общества указания либо иным образом имеют возможность определять его действия, на указанных участников или других лиц в случае недостаточности имущества общества может быть возложена субсидиарная ответственность по его обязательствам.

При этом в Постановлении от 27.02.2012 суд указал, что поскольку данные положения закона содержат термины «иные лица», «иным образом определять», они распространяются «не только на лиц, имеющих право определять действия должника в силу наличия на то формальных оснований…, но и на лиц, осуществляющих фактический неформальный контроль за деятельностью должника через формально контролирующих лиц».

Для подтверждения факта наличия между Н. Максимовым и ООО отношений «неформального контроля» суд применил ответственность к лицу-контроллеру на основе следующих ключевых обстоятельств:

1) Н. Максимов являлся единственным акционером и президентом ОАО, организации, контролирующей более 70 предприятий металлургического профиля;

2) учредителями и последующими участниками ООО выступали физические лица, которые занимали различные руководящие должности в организациях, имеющих так или иначе отношение к группе лиц ОАО и (или) лично к Н. Максимову;

3) посредством ряда сделок с участием ООО был произведен вывод денежных средств из организаций, входивших в холдинг (ОАО), на счета организаций, находящихся под контролем Н. Максимова;

4) данные сделки осознанно совершались при отсутствии какого-либо экономического интереса для ООО и в ущерб как его имущественным интересам, так и имущественным интересам организаций, входивших в холдинг (ОАО);

5) Н. Максимов не представил суду каких-либо доказательств добросовестности и разумности при совершении ООО данных сделок.

Суд также констатировал, что ООО было учреждено для «установления фактического контроля над организацией, формально не входящей в структуру холдинга, с целью придания видимости ее участия в гражданском обороте как независимого общества». Конечный вывод суда заключался в том, что именно действия Н. Максимова довели ООО до банкротства, поэтому он может быть привлечен к субсидиарной ответственности по долгам данного общества.

ФАС Уральского округа постановлением от 12.05.2012 оставил решение суда апелляционной инстанции в силе.

Надо сказать, что классическая доктрина «снятия корпоративной вуали» применяется в Англии в рамках права справедливости (law of equity), то есть через судебные прецеденты при отсутствии в статутном праве специальных норм, позволяющих «прокалывать (снимать) вуаль». С этой точки зрения, описанное выше дело не может являться классическим примером применения доктрины PCV, поскольку нормы об ответственности контролирующих лиц при банкротстве обществ прямо предусмотрены законодательством. Но, поскольку данные нормы недостаточно детализированы и практика их применения в России находится лишь в начальной стадии формирования, рассматриваемое судебное решение по уровню «прецедентности» сопоставимо с применением классической доктрины по «снятию корпоративного покрова» в Англии.

В заключение отметим, что «прокалывание корпоративной вуали» не может быть универсальным инструментом и должно применятся только в исключительных случаях, чтобы не нарушить стабильность экономического оборота.

Соседние файлы в папке Учебный год 2023-2024