Учебный год 2023-2024 / Преимущественное право покупки долей (акций)_Чупрунов (рекомендует Ягель)

71

грантором и контрагентом201. Как доктрина, так и судебная практика единодушно исходят из того, что требование о «переводе прав и обязанностей» является особым последствием нарушения положений закона о преимущественных правах, исключающим возможность применения норм о недействительности сделок (ст. 168 ГК)202. Российское право воспроизводит немецко-швейцарский подход к регулированию рассматриваемого вопроса: ГГУ и ШОЗ также по общему правилу не дают правообладателю возможности оспаривать сделки между грантором и контрагентом.

Такой вариант конструирования преимущественного права можно скорее поддержать. Цель преимущественного права, как было показано выше, состоит в том, чтобы дать правообладателю приоритетную возможность заместить (в экономическом смысле) контрагента в договоре с грантором. Подобная цель эффективно достигается только в том случае, если мы не ставим под сомнение действительность такого договора. Если бы мы допустили оспаривание сделок между контрагентом и грантором, то, во-первых, придали бы преимущественному праву покупки дополнительную функцию, существенно ограничивающую сделки с долями (по сути, приравняли бы его к праву на дачу согласия на продажу доли), а во-вторых, потенциально поставили бы под удар стабильность оборота. Кроме того, как справедливо отмечается в литературе, оспаривание сделки – это не слишком эффективный способ защиты интересов правообладателя, поскольку его использование ведет лишь к возврату сторон в первоначальное положение, а значит, позволяет грантору вновь предпринять попытку по отчуждению доли третьему лицу (которое, возможно, правообладатель уже не сможет признать недействительным в силу добросовестности такого третьего лица)203.

Ввиду того, что российское право принципиально отказалось от наделения

201См.: Гражданское уложение. Кн. 3. Вотчинное право / под ред. И.М. Тютрюмова. М., 2008. С. 151.

202См., напр.: Гражданское право. Т. 1 / отв. ред. Е.А. Суханов. С. 427 (автор раздела – А.М. Ширвиндт); Ем В.С. О критериях ничтожности сделок в новейшем гражданском законодательстве России // Вестник гражданского права. 2014. № 6. С. 158; п. 13 ИП № 131; подп. «е» п. 12 Постановления Пленума ВС РФ № 9 0, Пленума ВАС РФ № 14 от

09.12.1999 «О некоторых вопросах применения Федерального закона «Об обществах с ограниченной ответственностью»; абз. 4 п. 14 постановления Пленума ВС РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29.04.2010 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» (далее – постановление № 10/22).

203 См.: Naudé T. The Legal Nature of Preference Contracts. P. 331-332.

72

обладателя преимущественного права покупки секундарными возможностями по оспариванию сделки между грантором и контрагентом, мы не будем их детально анализировать в рамках настоящей работы, кроме как в контексте недобросовестного вмешательства контрагента в отношения между

правообладателем и грантором204.

Трансформация договорных связей. Ключевой возможностью, доступной обладателю преимущественного права в активной фазе, является право добиться трансформации договорных связей.

Во французском праве применительно к преимущественным правам (как из закона, так и из контракта) подобная трансформация состоит в том, что правообладатель вправе требовать в суде заместить контрагента в договоре с прометантом205. В немецком и швейцарском праве трансформация происходит иным образом. Правообладатель имеет внесудебную возможность создать своим односторонним волеизъявлением новый договор между собой и грантором на таких же условиях, на которых был заключен договор между грантором и контрагентом.

Российский законодатель, формулируя основное последствие «нарушения» преимущественного права, традиционно идет по тому же пути, что был закреплен в ФГК. Данное последствие состоит в том, что правообладатель приобретает возможность, которую Закон об ООО (следом за п. 3 ст. 250 ГК) весьма неточно называет правом требовать в суде «перевода прав и обязанностей покупателя» (абз. 1 п. 18 ст. 21). В данном отношении Закон об АО, между прочим, использует более корректные формулировки, дополняя указанное требование альтернативной возможностью требовать «передачи отчужденных акций с выплатой приобретателю их цены» (абз. 3 п. 4 ст. 7). Впрочем, такая формулировка тоже является весьма неточной и в этом смысле крайне условной, обозначающей лишь особый характер последствий реализации преимущественного права в активной фазе (о чем подробно будет сказано в разделе 1.6).

В любом случае на первый взгляд в рамках активной фазы

204См. раздел 2.2.1(iv).

205См.: Terré F., Simler P., Lequette Y., Chénedé F. Op. cit. n° 260, 268.

73

преимущественного права по требованию правообладателя происходит то, что Е.А. Суханов называет «личной суброгацией»206, т.е. принадлежащие контрагенту права и обязанности по договору с грантором переходят к правообладателю. Кажется, как будто бы в результате такой «суброгации» правообладатель встает на место контрагента, становясь стороной договора с грантором. Примерно такой же взгляд на механику реализации преимущественного права поддерживается и во французской доктрине, где замена контрагента на правообладателя рассматривается в одном ряду с передачей договора по соглашению сторон207.

Описанный эффект преимущественного права в активной фазе, по всей видимости, является одной из основных причин для его квалификации некоторыми российскими авторами в качестве абсолютного. Преимущественное право за счет «перевода прав и обязанностей» выходит за рамки правоотношения правообладатель-грантор и вторгается в правовую сферу третьего лица. Это может

вкаком-то приближении создать впечатление абсолютности преимущественного права, т.е. возникновения некоторого юридического эффекта для третьих лиц, а не только непосредственных участников изначального правоотношения (участников

ООО или акционеров АО).

Д.В. Ломакин, возражая против приведенных аргументов, утверждает (со ссылкой на М.М. Агаркова), что «в отечественной цивилистической доктрине на примере обязательств, являющихся относительными правоотношениями, давно и исчерпывающе обоснован тезис о возможности влияния обязательства не только на должника и кредитора, но и на третьих лиц»208. В качестве примера приводится возможность оспаривания сделки, совершенной стороной корпоративного договора

вего нарушение при условии недобросовестности контрагента (абз. 3 п. 6 ст. 67.2 ГК).

Содной стороны, приведенная аргументация, конечно, имеет право на

206См.: Гражданское право. Т. 2 / отв. ред. Е.А. Суханов. С. 99 (автор раздела – Е.А. Суханов).

207См.: Terré F., Simler P., Lequette Y., Chénedé F. Op. cit. n° 1672; Malaurie P., Aynès L., Gautier P.-Y. Op. cit. n° 154;

Pillet G. La substitution de contractant à la formation du contrat en droit privé. Paris: LGDJ, 2004.

208См.: Ломакин Д.В. Преимущественные права участников (членов) корпораций по гражданскому законодательству

России. С. 8. Схожие рассуждения см.: Субботин М.В. Корпоративные преимущественные права // Корпоративное право. Актуальные проблемы теории и практики / под общ. ред. В.А. Белова. С. 477-479.

74

существование с догматической точки зрения: мы пытаемся опровергнуть абсолютный характер некоторого права, указывая на то, что определенным абсолютным эффектом могут обладать и некоторые права, традиционное квалифицируемые в качестве относительных. С другой стороны, в основе рассматриваемого подхода лежит допущение, что преимущественное право в фазе ожидания имеет сугубо обязательственную природу, а требование о «переводе прав и обязанностей» представляет собой особую санкцию за его нарушение. Однако, как отмечалось ранее, подобная квалификация преимущественного права в рамках фазы ожидания требует отдельного обоснования и не может рассматриваться в качестве априорной (см. подробнее раздел 1.5).

Кроме того, в любом случае ни требование о «переводе прав и обязанностей» (как его именует Закон об ООО), ни требование о «передаче отчужденных акций» (упоминаемое Законом об АО) не похожи ни на классические способы защиты нарушенных абсолютных прав209, ни на своеобразный отраженный эффект, который право требования может оказывать на третьих лиц210. Указанные иски подает правообладатель, не имеющий титула на долю, в адрес контрагента, который (а) является покупателем по действительному договору и (б) к моменту предъявления иска, возможно, уже обладает титулом на долю (в случае, если грантор уже исполнил свои обязательства как продавец). Заявляя требование о «передаче отчужденных акций» (пользуясь терминологией Закона об АО), правообладатель,

по сути, требует от контрагента передать ему то, что истцу должен был дать возможность приобрести грантор. Это, безусловно, похоже на абсолютный эффект преимущественного права в активной фазе – возможность вторгнуться в правовую сферу неизвестного третьего лица, купившего акции у грантора. Но подобный эффект очевидно выделяет преимущественное право покупки среди любых иных прав, поскольку серьезно отличается от того, каким образом на третьих лиц

209На это обращает внимание и С.А. Синицын, что, впрочем, не мешает ему настаивать на особом вещном характере традиционного «вещного» преимущественного права покупки (см.: Синицын С.А. Указ. соч.).

210См. об этом, в частности: Райхер В.К. Абсолютные и относительные права (к проблеме деления хозяйственных прав). В особенности применительно к советскому праву // Вестник гражданского права. 2007. № 2. Разд. VII (СПС «КонсультантПлюс»); Чупрунов А.С. Гражданско-правовая ответственность за вмешательство третьего лица в

договорные отношения // Договоры и обязательства. Сборник работ выпускников РШЧП. Т. 3 / под ред. А.В. Егорова. М., 2019. С. 678-722.

75

действуют как классические абсолютные права (через обязанность неопределенного круга лиц), так и относительные права, обладающие отраженным эффектом. В частности, поскольку правообладатель отбирает у контрагента не «свою долю», а «чужую», в таком иске к контрагенту сложно увидеть классический абсолютный иск. Подобные особенности эффекта, которые будут подробно разобраны ниже, по-видимому, и являются тем элементом sui generis, который может быть выделен в преимущественном праве в активной фазе.

Вто же время важно оговориться, что преимущественное право отнюдь не всегда обладает подобным эффектом, а лишь тогда, когда контрагент уже приобрел титул на акции. В этом смысле описанные правовые возможности являются случайным элементом конструкции преимущественного права и не должны заслонять собой его существо. Существо же преимущественного права состоит в том, что оно представляет собой особую категорию секундарных

(преобразовательных) прав (Gestaltungsrechte).

Всоответствии с классическим определением секундарное

(преобразовательное) право представляет собой правовую возможность субъекта за счет собственных односторонних действий трансформировать правовую сферу третьих лиц, т.е. создать, прекратить или изменить некоторое иное правоотношение211. При этом состояние указанных третьих лиц характеризуется наличием юридической связанности действиями субъекта (но не наличием субъективной обязанности).

Именно такой возможностью и наделен правообладатель в рамках активной фазы. Дело в том, что правообладатель вправе за счет собственных действий внести изменения в правовую сферу иных лиц: заявленное им в суде требование влечет трансформацию договорных отношений между грантором и контрагентом. При этом ни один из них не может каким-либо образом повлиять на реализацию правообладателем соответствующего права: ни на гранторе, ни на контрагенте

211 См., напр.: Зеккель Э. Указ. соч.; Третьяков С.В. Распоряжение правом на чужое поведение: юридическаяприрода и догматическая квалификация // Вестник гражданского права. 2019. № 2. С. 23; он же. Формирование концепции секундарных прав в германской цивилистической доктрине // Вестник гражданского права. 2007. №. 2 (СПС «КонсультантПлюс»).

76

очевидно не лежит никаких обязанностей, которые можно было бы счесть корреспондирующими преимущественному праву в активной фазе. На стороне грантора и контрагента имеется лишь состояние связанности, противостоящее преобразовательной возможности правообладателя требовать «перевода прав и обязанностей»212.

Как было продемонстрировано выше, в немецкой науке преимущественное право покупки традиционно квалифицируется именно в качестве секундарного права, причем либо (а) самостоятельной категории секундарных прав, либо (б) одного из уже известных их типов (например, права акцептовать оферту в рамках опциона)213. Тем не менее в российской литературе преобладает предубеждение против подобной точки зрения214.

При этом приводимые в отечественной литературе аргументы против секундарной природы преимущественного права выглядят крайне малоубедительными. Так, кажутся несколько странными возражения Д.В. Ломакина о том, что правообладатель «не способен своими односторонними действиями породить гражданское правоотношение», поскольку «для этого необходимы активные действия обязанного лица, изъявляющего вовне свою волю на отчуждение акций (доли, пая)»215. Любое секундарное право возникает при наличии необходимого юридического факта или состава – то, что соответствующий состав включает действия иного лица, никоим образом не влияет на природу такого секундарного права, т.е. права, дающего возможность исключительно за счет собственных действий создать юридический результат. Так, право на акцепт в принципе не может появиться без действий иного лица по направлению оферты, а право на односторонний отказ от договора может быть следствием нарушения

212См. в поддержку подобной точки зрения: Скловский К.И. Некоторые проблемы преимущественного права покупки.

213См. раздел 1.3.5.

214Против квалификации преимущественного права в качестве секундарного выступают многие авторы диссертационных исследований по данной тематике, а некоторые из них даже выносят соответствующие тезисы в

положения на защиту. См., напр.: Глушкова Е.А. Указ. соч. С. 9; Никольский С.Е. Указ. соч. С. 12-13; Онина А.А. Указ. соч. С. 57. Критику квалификации преимущественного права в качестве секундарного см. также в: Качалова А.В. Указ. соч. С. 14.

215 См.: Ломакин Д.В. Преимущественные права участников (членов) корпораций по гражданскому законодательству России. С. 8.

77

соответствующего договора.

Аналогичным образом вряд ли можно согласиться с критикой квалификации преимущественного права в качестве секундарного, приводимой в недавней диссертации Е.А. Глушковой. Во-первых, автор, пытаясь доказать, что преимущественное право не является секундарным, анализирует лишь фазу ожидания и фокусируется на том, чтобы доказать, что извещение со стороны грантора не является офертой (а следовательно, у правообладателя нет права на акцепт)216. Между тем вне зависимости от того, обладает ли во время фазы ожидания правообладатель какими-либо секундарными правами (о чем речь пойдет ниже), в качестве секундарных должны квалифицироваться именно те правовые возможности, которые наличествуют у правообладателя в рамках активной фазы. Во-вторых, попытки Е.А. Глушковой обнаружить некую обязанность «продавца», противостоящую преимущественному праву217, также совсем неубедительны: любые упоминаемые ею обязанности грантора-продавца возникают лишь как результат реализации преимущественного права, а потому никак не могут ему корреспондировать.

Наконец, не выдерживают критики и порой выдвигаемые в российской литературе аргументы о том, что называемые секундарными правами возможности не являются правами вообще, а их реализация (в том числе в форме совершения сделки) представляет собой лишь элемент фактического состава, необходимого для реализации преимущественного права218. Рассматриваемые возможности являются сугубо индивидуальными – их может реализовать только соответствующий субъект (а совершение таких же действий третьим лицом не будет иметь никакого юридического эффекта). Как следствие, действия правообладателя по реализации преимущественного права, во-первых, не могут быть признаны сугубо фактическими, а во-вторых, не могут базироваться на общей правоспособности, а

должны иметь в основе специальное гражданское право. Попытка исследователей в данном случае избежать использования категории «секундарное право», заменив

216См.: Глушкова Е.А. Указ. соч. С. 109-113.

217См.: Там же. С. 120-121.

218См., напр.: Качалова А.В. Указ. соч. С. 14.

78

ее указанием на накопление фактического состава, не выглядит убедительной. Таким образом, аргументы против признания преимущественного права

секундарным, приводимые в российской литературе, не выглядят достаточно обоснованными. Представляется правильным поддержать позицию тех отечественных авторов, которые все же (пускай нередко и мимоходом) квалифицируют преимущественное право покупки в качестве одной из разновидностей секундарного права и в рамках российского права219.

В отличие от Германии и Швейцарии, преимущественное право покупки в России является секундарным правом, которое подлежит реализации только в судебном порядке – правообладатель вправе потребовать «перевода прав и обязанностей» исключительно путем подачи иска. Это, однако, не может служить аргументом против признания рассматриваемого права секундарным. Российскому гражданскому праву хорошо известны такие разновидности секундарных прав, которые могут быть реализованы только через судебное решение (приобретающее в таком случае характер преобразовательного), – речь идет, в частности, о праве на признание оспоримой сделки недействительной, праве судебного отказа от договора (изменения договора) в случае его существенного нарушения (п. 2 ст. 450 ГК) и др. Несмотря на использование в данном случае судебной процессуальной формы, в действительности происходит не защита, а реализация секундарных возможностей220. Следовательно, преимущественное право покупки лишь пополняет перечень подобных секундарных прав. При этом конечно же и в рамках российского права мыслимо было бы конструирование преимущественного права как классического секундарного права, реализуемого во внесудебном порядке221.

219 См. в поддержку такой точки зрения, в частности: Третьяков С.В. Формирование концепции секундарных прав в германской цивилистической доктрине; Скловский К.И. Некоторые проблемы преимущественного права покупки; Крашенинников Е.А. Указ. соч. С. 7 (при этом автор квалифицирует в качестве преобразовательных (секундарных) именно те возможности, которые имеются у правообладателя во времяактивной фазы); Асосков А.В. Пресекательные сроки и их соотношение с другими видами гражданско -правовых сроков // Вестник гражданского права. 2018. № 4. С. 54-55; Наследственное право: постатейный комментарий к статьям 1110–1185, 1224 Гражданского кодекса Российской Федерации/ отв. ред. Е.Ю. Петров. С. 62-64 (комментарий к ст. 1112; автор комментария – Е.Ю. Петров); Гурвич М.А. Пресекательные сроки в советском гражданском праве / Гурвич М.А. Избранные труды. Т. II. Краснодар, 2006. С. 316-317 (автор квалифицирует преимущественное право покупки в качестве «преобразовательного»).

220См., напр.: Егоров А.В. Способы защиты гражданских прав // Основы цивилистики / под ред. А.В. Егорова , Э.А. Евстигнеева. М., 2020. С. 228.

221Это сделало бы для российского права актуальными обсуждаемые в иностранной доктрине вопросы (стандартные

для большинства секундарных прав) о том, что волеизъявление о реализации преимущественного права требует восприятия грантора, такое волеизъявление по общему правилу не может быть поставлено под условие и др. (см.,

79

Однако квалификация преимущественного права в качестве секундарного представляет собой лишь первый шаг в рамках данного исследования – необходимо разобрать следующие вопросы, возникающие в отношении конструкции рассматриваемого права в рамках активной фазы (что и будет сделано в разделе 1.6):

Во-первых, каково место преимущественного права в системе секундарных прав? Может ли преимущественное право признаваться секундарным правом, возникающим из «двойной условной продажи» (Bedingungstheorie) или из договора опциона (безотзывной оферты) (Offertentheorie), или же должно считаться самостоятельной категорией секундарных прав?

Во-вторых, какой правовой эффект имеет реализация рассматриваемого секундарного права? Что именно следует понимать под условной формулировкой «перевод прав и обязанностей»? Имеет ли в данном случае место «личная суброгация» или нечто иное? Стоит ли следом за некоторыми представителями немецкой доктрины приравнять преимущественное право к иным секундарным правам, таким как те, что возникают при продаже с двойным условием или в рамках опциона?

В-третьих, какова природа той возможности правообладателя, которую справедливо упоминает Закон об АО (и которая оказалась забыта в рамках Закона об ООО), – права потребовать от контрагента «передачи отчужденных акций»? Как данное требование соотносится с секундарными (преобразовательными)

возможностями, имеющимися у правообладателя?

В-четвертых, может ли эффект поименованных преимущественных прав в отношении контрагента в каких-то ситуациях зависеть от его добросовестности?

1.5Фаза ожидания преимущественного права покупки

Попробуем дать развернутые ответы на поставленные выше вопросы в отношении нюансов конструирования поименованных преимущественных прав во время фазы ожидания.

напр.: Schermaier M.J. in: J. von Staudingers Kommentar zum Bürgerlichen Gesetzbuch: Staudinger BGB - Buch 2: Recht der Schuldverhältnisse: §§ 433-480. § 464. Rn. 1-2).

80

1.5.1 Вопрос о наличии у правообладателя права требования

Впервую очередь следует разобраться со сформулированным выше вопросом

отом, обладает ли правообладатель во время фазы ожидания преимущественного права каким-либо правом требования.

Внемецком праве в силу четких формулировок § 463 ГГУ ответ на данный вопрос является однозначным: конструкция преимущественного права не предполагает существования каких-либо правовых возможностей на стороне правообладателя до момента заключения договора между грантором и контрагентом. По этой причине излишним является и конструирование каких-либо обязательств на стороне грантора во время фазы ожидания (как, впрочем, и во время активной фазы, о чем речь пойдет ниже). В этом смысле весьма характерным кажется следующее высказывание Э. Зеккеля, критикующего формулировки современного ему законодательства: «Некорректным является упоминание в законе об обязанном лице при осуществлении преимущественного права, так как в таком случае следовало бы повсеместно признать существующей обязанность под отлагательным условием, где будущее осуществление секундарного права создает право требования, например, в случае порождающего право требования отказа от договора»222. Иными словами, по мнению немецкого ученого, на стороне грантора отсутствуют какие-либо обязательства вплоть до того момента, когда преимущественное право было реализовано и между правообладателем и грантором возникло договорное обязательство (см. более подробный анализ эффекта от реализации преимущественного права в разделе 1.6).

Вроссийской литературе взгляды по рассматриваемому вопросу достаточно запутанны. С одной стороны, есть авторы, предполагающие, что преимущественному праву противостоят обязанности грантора по соблюдению процедуры отчуждения доли223. Например, Е.А. Крашенинников полагал, что

222См.: Зеккель Э. Указ. соч.

223См., напр.: Ломакин Д.В. Преимущественные права участников (членов) корпораций по гражданскому

законодательству России. С. 6-7; Белов В.А. Основы учения о преимущественных правах; Договорное и обязательственное право (общая часть): постатейный комментарий к статьям 307–453 Гражданского кодекса Российской Федерации / отв. ред. А.Г. Карапетов. С. 19 (комментарий к ст. 307; автор комментария – А.Г. Карапетов) («Негативное обязательство может состоять в воздержании от отчуждения своего имущества тр етьим лицам (например, без предоставления преимущественного права на его приобретение кредитору)…»).