Том 2 Приложение Трубицын

правительственные акты, закрепившие неволю. Ключевский отмечает, что уже в XVI в. положение крестьян как вольных арендаторов земли с правом расторжения договора (юрьева перехода) таковым было во многом формаль-

но. На деле многие из них уже потеряли свободу вследствие экономической зависимости. Экономическое положение основной части крестьянства было тяжелым, этот «вольный арендатор» большей частью приходил на чужую землю с пустыми руками, не имея ни хозяйства, ни инвентаря, ни семян1.

Редкий поселенец обходился без «воспособления» (подмоги и ссуды – формы займа крестьянину), которое оборачивалось для него кабалой и утратой сво-

боды. Но это – универсальное явление для всех феодальных обществ. Оно почти никогда не приводит к тотальному закрепощению крестьянского клас-

са, и именно поэтому в большинстве стран крепостные крестьяне никогда не составляли большинства населения. В России случай особый, здесь имеется массовое и двойное закрепощение крестьянского сословия, да еще и при ак-

тивном участии государства. Следовательно, два приведенных выше обстоя-

тельства являются ключевыми, однако они возникают не сами по себе, а яв-

ляются следствием других. Оказывается, столь неблаговидная роль государ-

ства в закрепощении крестьян вытекала из самой формы налогообложения в России вкупе с влиянием объективных естественных условий. Есть основа-

ния считать, что закрепощение крестьян в России стало следствием систе-

мы и практики налогообложения, которые возникли в результате острого дисбаланса земельных и трудовых ресурсов.

Приведенное выше соотношение пустоши и «пашни паханной» – от 1/3

до 1/7 – является, судя по всему, беспрецедентным как для Запада, так и для Востока. Это означало, что сбор налога и пополнение казны были чрезвы-

чайно затруднительны. Это затруднение и формирует весьма оригинальную ситуацию со сбором налогов на Руси. Как пишет Ключевский, тягло на Руси складывалось не из земли и крестьянского населения, взятых в отдельности, а

из крестьянского труда, приложенного к земле.

1 Ключевский В.О. Соч., т. 2, с. 282.

151

Здесь важно понять, как формируется налогообложение в типичных аг-

рарных странах. В них тягло несет земля, являющаяся основным источником существования общества. Но таковой она может быть (как была в Китае, Ин-

дии, Иране, Османской империи, а тем более – в странах Западной Европы)

только в том случае, если регулярно и качественно обрабатывается, если нет ее значительного избытка, а наоборот, есть большое и активное крестьянское население, которое эту землю ценит. Именно поэтому, как показывают вы-

шеприведенные цифры, земля сама по себе не могла нести тягла в России. Но и крестьянин сам по себе, отдельно от земли, не может быть тяглецом. Кре-

стьянин становился тяглецом, когда брал в аренду участок земли (а вместе с ним строго определенную долю в тягле – сначала обжи или выти, позднее –

сохи) и начинал его обрабатывать и переставал им быть, когда собирался и уходил, пользуясь правом перехода. Отсюда видно, как невыгодно для казны,

для государственного интереса сложилась ситуация с налогообложением в России. И сложилась она, конечно, под влиянием ключевого обстоятельства

– острого дисбаланса земельных и трудовых ресурсов. Разбросанное бродя-

чее крестьянское население с его неосновательной хозяйственной стратегией являлось плохим, просто никудышным налогоплательщиком. Это и застави-

ло государство, дабы зафиксировать рабочую силу, сконцентрировать ее в руках служилого сословия, которое заодно будет выполнять полицейские и фискальные функции, прикрепить крестьян к земле и к землевладельцу.

История некоторых других стран показывает, что государство начинает активно закрепощать крестьян в периоды снижения численности населения и складывания дефицита рабочей силы. Так было в периоды монгольского и маньчжурского завоевания Китая в XIII и XVII вв., и в основном в северных районах, где была максимальной убыль населения, а завоеватели, поселив-

шиеся здесь, нуждались в рабочей силе. Но крепостничество не проходит не-

прерывной линией через всю историю Поднебесной, и даже через ее отдель-

ные периоды, и не затрагивает ни большинства, ни значительной части ее крестьянского населения. Китай быстро восстанавливал баланс земельного

152

ресурса и населения, а в центральных районах быстро нарушал его в обрат-

ную сторону, что имело оригинальные для китайской истории последствия.

Нет никакой нужды в государственном прикреплении крестьян к земле, если этой земли не хватает, если она является объектом борьбы и конкуренции между крестьянами: в этом случае она регулярно и качественно обрабатыва-

ется и выполняет свое главное предназначение – кормит страну и пополняет государственную казну. В России, как видим, это условие не выполняется.

При объяснении закрепощения, равно как и всего исторического процес-

са, нельзя упускать из виду обстоятельств, не вытекающих из отношений общества и природы, т.е. собственно социальных отношений. Выше мы пока-

зали, как в процессе закрепощения участвовали социальные противоречия, в

частности, экономическое закабаление крестьян. Обратим внимание на дру-

гое обстоятельство. Ключевский исследует вопрос о размере крестьянских участков в данный период и замечает, что они были «менее значительны, чем можно было ожидать»1. Хотя размеры наделов, судя по источникам, сильно колеблются (от 3 до 47 десятин), средний показатель все же невелик, что удивительно при таком земельном изобилии. Более того, он не будет расти последующие века. Накануне отмены крепостного права, когда в централь-

ных районах страны будет иметь место аграрное перенаселение, наделы в среднем будут примерно такими же, какими они были у крестьян XVI в.

Это объясняется действием собственно социальных факторов, также яв-

ляющихся сквозными для русской истории. Ключевский объясняет это (и это подтверждается более поздними – советскими – исследованиями) высоким уровнем эксплуатации. Исследуя размер арендной платы и реальное имуще-

ственное положение крестьянина в данный период, историк недоумевает, «как он изворачивался со своими нуждами, особенно при незначительности наделов». И незначительность наделов в данном случае – не причина, а след-

ствие высокой эксплуатации, которая вообще характерна для восточных стран, где рента достигала 70 – 80% урожая. Именно дешевизна труда, и, как

1 Там же, с. 285.

153

следствие, его демотивация становились причиной столь малых наделов. «Тяжесть повинностей и недостаток средств отнимали у крестьянина охоту и возможность расширять свой скудный участок»; крестьянин XVI в. в боль-

шинстве своем был «малоземельный и малоусидчивый хлебопашец, весьма задолженный», и под гнетом повинностей он «склонен был сокращать, а не расширять свою дорого оплачиваемую запашку» 1.

Таким образом, хотя самих земельных ресурсов было в избытке, налоги и поборы приводили не к росту крестьянской запашки, а к сокращению. А

поскольку высокое налогообложение, непомерные поборы с крестьян были отчасти порождены и общей экономической слабостью, перед нами – само-

поддерживающаяся тенденция (рис. 11).

Итак, при исследовании развития нужно учитывать закономерности, не вытекающие непосредственно из взаимоотношения совокупных природных ресурсов и потребностей общества. Но интересующий нас предмет – воздей-

ствие ресурсного изобилия на трансформацию аграрного общества – застав-

ляет на время от них абстрагироваться. Обратим внимание на то, что сами по себе эти собственно социальные закономерности (мы не претендуем на их полное обнаружение и на исчерпывающий факторный анализ российской модернизации) не снижают действия искомой – природно обусловленной за-

кономерности. Напротив, они усугубляют положение, усиливают экстенсив-

ную экономическую стратегию. Так, страдая от налогового гнета, крестьяне обрабатывали меньшие участки, вовлекая в хозяйственный оборот меньше земель, но компенсировали это другими занятиями – занимались лесными промыслами, рыбной ловлей. Они стремились также перейти в другие райо-

ны, и в поисках «лучшей доли» рассеивались по территории страны, усугуб-

ляя тем самым ситуацию. Поэтому, как только открылась возможность ми-

грации в восточном и юго-восточном направлениях после разгрома осколков Золотой Орды, резко ухудшается демографическая ситуация в центральных районах страны. Так, если до середины XVI в. крестьянское население цен-

1 Там же, с. 288–289.

154

тральных уездов «сравнительно плотно сидит по многодворным селам и де-

ревням на хороших наделах, с ограниченным количеством перелога и пусто-

шей», и иностранцы, посетившие в этот период Москву, свидетельствуют,

что «край этот усеян деревушками, переполненными народом»1, то во второй половине того же века ситуация в корне меняется. «Сельское население сильно редеет: старые деревни превращаются в пустоши; починки попадают-

ся редко или совсем отсутствуют; по городам, селам и деревням отмечается небывало дотоле множество пустых дворов и дворовых мест, где и постройки уже исчезли»2. Отмечается также сокращение пахоты и увеличение перелога.

Но за счет упадка центральных районов заселяются юго-восточные окраины, верхняя Ока, верхний Дон, средняя и нижняя Волга. Однако отток населения приводил к еще большему экономическому нажиму на оставших-

ся, и тем самым еще больше стимулировал переселение. «При такой пере-

мене в распределении населения положение центрального владельческого крестьянства затруднялось и в хозяйственном, и в юридическом отношении.

Государственные и владельческие повинности становились тяжелее по мере убыли рабочих сил… усиливалась долговая зависимость крестьян»3.

Ситуация усугублялась, находя свои последствия в недоборе налогов, в

сокращении численности крестьян-налогоплательщиков в результате их мас-

сового перехода в холопское состояние (холопы государственного тягла не несли), в обнищании служилого сословия, в снижении обороноспособности страны. И в конце концов общество и государство нашли выход в оконча-

тельном запрете крестьянского перехода, в передаче полицейских и фискаль-

ных функций, а затем и частновладельческих прав над крестьянами земле-

владельцам, в сословном закреплении крестьян (вечность крестьянская со-

гласно указам 1602 и 1606 г.).

XVII век: продолжение колонизации и рост несвободы. В XVII в. за-

вершается закрепление систем взаимозависимостей, которые будут опреде-

1Там же, с. 298.

2Там же.

3Там же, с. 299.

155

лять особенности российской модернизации все последующее время. Тогда же начинается новый, по Ключевскому, «всероссийский, императорско-

дворянский» период русской истории (начало XVII – середина XIX вв.), и

ключевой его факт – максимальное географическое распространение русско-

го народа и российского государства. «В состав русского государства посте-

пенно входят Русь Малая, Белая и, наконец, Новороссия … Раскинувшись от берегов морей Белого и Балтийского до Черного и Каспийского, до Ураль-

ского и Кавказского хребтов, территория государства переваливает далеко за Кавказ на юге, за Урал и Каспий на востоке»1.

Другая составляющая периода – рост несвободы. Расширение происхо-

дит на основе заложенной ранее политико-правовой системы и системы со-

циально-экономических отношений. Главное понятие здесь – тягло – «при-

нудительная разверстка специальных государственных повинностей между классами общества… Раньше заложенная основа политического строя, клас-

совая разверстка повинностей, укрепляется, превращая общественные классы в обособленные сословия, и постепенно расширяется, осложняя накопив-

шийся запас специальных повинностей новыми тягостями… Среди этого не-

прерывного напряжения народных сил окончательно гибнет свобода кре-

стьянского труда: владельческие крестьяне попадают в крепостную неволю,

и сама эта неволя становится государственной повинностью»2.

Процесс закрепощения в сфере управления обнаруживает только рыча-

ги. Суть его и цель состоят в закрепощении самого общества, что и происхо-

дит в данный период. «Вместе с централизацией управления еще в усиленной форме шло сосредоточение общества»3. Соборное уложение 1649 г. показы-

вает, что государство «стремилось собрать в своих руках все наличные силы народа»4. Заметим, происходило это задолго до Петра. Это важно, поскольку принято считать, что именно Петр, а до него Иван Грозный и после – Сталин,

являлись творцами т.н. репрессивных мобилизаций. На самом деле эта

1Ключевский. Соч., т. 3, с. 6–7.

2Там же.

3Там же, с. 146.

4Там же, с. 138

156

стратегия преобладала в российской истории, лишь усиливаясь или ослабля-

ясь в определенные моменты. По отношению к данному периоду можно ска-

зать, что Петр не сотворил, а только форсировал развитие данной тенденции.

Анализ социальной структуры Московского государства в начале XVII

в. свидетельствует, что его общество тогда было еще пестро и относительно свободно, но «эта свобода крайне затрудняла правительство и противоречила его стремлению привлечь всех к работе и строго регулировать народный труд в интересах казны»1. Поэтому законодательство «начинает стягивать обще-

ство, как оно стягивало управление». В результате «общественный состав упрощался и твердел: служба и тягло превращались в неподвижные повинно-

сти по рождению; каждый класс, округляясь, становился плотнее и обособ-

леннее от других. Так как этот процесс совершался за счет свободы народно-

го труда, то и достигавшийся результат следует отнести к числу жертв обще-

ства в пользу государства»2.

Как сказано выше, начинается этот процесс отнюдь не с крестьян, а со служилого люда, в котором более всего было заинтересовано государство.

Крестьянство же и его окончательное закрепощение рассматривались как единственное средство содержания служилого класса, что демонстрирует ха-

рактерный для России приоритет внешнего геополитического вызова перед внутренним эколого-экономическим. Так «ратная служба стала наследствен-

ной безысходной сословной повинностью служилых людей». Затем это кос-

нулось и городского посадского населения: указом от 1658 г. посадские люди прикреплялись к своему тяглу и к посадам. За переход из посада в посад и даже за женитьбу вне посада теперь грозила смертная казнь3.

На очереди были крестьяне, тем более, что процесс их закрепощения в середине XVII в. зашел уже далеко. Казенные и дворцовые крестьяне к этому времени уже были прикреплены к земле и к сельским обществам, крестьяне владельческие уже в значительной мере попали к кабалу к помещикам, и

1Там же, с. 148.

2Там же, с. 149.

3Там же, с. 152.

157

оставалось лишь закрепить это законодательно, соблюдая при этом казенный интерес. Закон же «оберегал только интересы казны или землевладельца;

власть помещика встречала законную преграду только при столкновении с казенным интересом… Закон и помещик поддерживали друг друга в погоне за крестьянином»1. Права последних в расчет никто не брал, ни государство,

ни помещики. Именно поэтому, несмотря на некоторое расхождение в инте-

ресах между государством и служилым сословием, процесс закрепощения идет, и идет он путем юридического и социального сближения крестьян с хо-

лопами. Это было выгодно им обоим: помещик получал свое (крестьянина-

холопа), а государство – свое (крестьянина-тяглеца). Результат – около поло-

вины крестьянского населения страны в новом положении, близком к холо-

пам по юридическому статусу, но в то же время государственных тяглецов.

Принятие Соборного уложения стало очередным этапом в процессе за-

крепощения. Хотя некоторые статьи свидетельствуют об обратном, историки открывают глаза на суть происходящего. Так, статья 97 главы XX Уложения гласит: «крещеных людей никому продавати не велено». Так же, как и ряд других, фактически эта статья запрещает продажу свободного человека в рабство (т.е. холопство). На первый взгляд может показаться, что это – забота государства о свободе личности. Однако Ключевский показывает, что введе-

ние этой и подобных ей мер (статья о закладничестве – ст. 13 гл. XIX) напро-

тив, чуть не привело к бунту не лучше «медного» или «соляного». Он отме-

чает, что «при тогдашней дешевизне личной свободы и при общем бесправии льготы и покровительства были ценными благами… Поэтому отмена заклад-

ничества поразила закладчиков тяжелым ударом, так что они в 1649 г. зате-

вали в Москве новый бунт, понося царя всякой неподобной бранью»2.

Свобода на самом деле не была ценностью для государства, оно руко-

водствовалось только одним – тягловым интересом. Этим и другими актами государство стремилось ограничить попадание тяглецов в холопское сосло-

1Там же, с. 170.

2Там же, с. 136.

158

вие, поскольку последние потеряны для казны как налогоплательщики. О

том, чем на самом деле руководствовалось государство, говорит судьба мно-

гомиллионного русского крестьянства. Оно не вошло в состав холопского со-

словия в результате его частного закабаления, как это должно было случить-

ся, если бы государство не вмешалось. Но оно не стало и свободным, а пре-

вратилось в крепостных. Последние лишь формально не были холопами,

фактически же были рабами – и рабами государства, и рабами землевладель-

цев, только при этом еще и остались налогоплательщиками.

Поэтому есть причины согласиться с тем, что «личная свобода станови-

лась обязательной и поддерживалась кнутом… Благо, которое для нас выше всякой цены, для русского человека XVII в. не имело никакой цены. Да и государство, воспрещая лицу частную зависимость, не оберегало в нем чело-

века или гражданина, а берегло для себя солдата или налогоплательщика.

Уложение не отменяло личной неволи во имя свободы, а личную свободу превращало в неволю во имя государственного интереса». Главная его цель –

«овладеть общественной группировкой, рассажав людей по сословным клет-

кам, сковать народный труд, сжав его в рамки государственных требований,

поработив им частные интересы» 1.

В этих словах историка прозвучала сущность происходящего – это кон-

троль над трудом, его насильственная мобилизация. Русское государство, идя намеченным ранее путем, запретило рабство частное, поскольку оно шло вразрез с его интересами, и ввело рабство государственное. Последнее же,

будучи формой коллективной и социальной, имело куда худшие последствия и преодолевалось куда труднее.

Очевидно закрепление репрессивной в политико-правовом и экстенсив-

ной в экономическом плане стратегии, причем задолго до мобилизационного рывка Петра I. Поэтому заключение, что «русское государство ступило на путь, который под покровом наружного порядка и преуспеяния вел к рас-

стройству народных сил, сопровождавшемуся общим понижением народной

1 Там же, с. 136–137.

159

жизни, а от времени до времени и глубокими потрясениями», отражает суть всей российской социальной истории, включая современность. В тренд-

структуре (рис. 12) изображен механизм деградации экономической системы под влиянием обилия ресурсов и территорий через закрепощение крестьян. В

ней зафиксированы только экономические последствия закрепощения, но они, разумеется, выйдут за пределы экономики и будут отрицательно влиять на все сферы общественной жизни.

Геополитический вызов и «главное противоречие русской истории».

Итак, русское общество XVII в. идет путем территориальной экспансии и ограничения свободы. Ключевский считает это противоречием, «антиноми-

ей» русской истории: 1) внешнее территориальное расширение государства идет в обратно пропорциональном отношении к развитию внутренней свобо-

ды народа; 2) политическое положение трудящихся классов обратно пропор-

ционально экономической производительности труда1. Это, считает он, про-

тиворечит привычным представлениям о связи труда и свободы: «Мы при-

выкли думать, что рабский труд не может равняться с трудом свободным и что трудовая сила не может развиваться в ущерб правовому положению тру-

дящихся», у нас же «по мере расширения территории вместе с ростом внеш-

ней силы народа все более стеснялась его внутренняя свобода, а труд стано-

вится тем менее свободен, чем более он делается производителен»2.

Полагаем, однако, что существенных противоречий здесь нет. Ключев-

ский имеет в виду совокупную производительность труда народа, а не произ-

водительность труда в современном понимании, и именно совокупный эко-

номический рост, а не экономическое развитие. Что касается производитель-

ности труда как выработки определенного количества продукта за единицу времени – в России он никогда не был высок ни в одной из сфер и суще-

ственно отличался от западного. И прогресс, о котором говорит Ключевский,

осуществлялся либо за счет принудительной мобилизации общества, либо за

1Там же, с. 7–8.

2Там же, с. 8.

160