Том 2 Приложение Трубицын

Крымское ханство), то на востоке – почти неограниченно, до естественной границы – Тихого океана, и даже через него – на Аляску. С этого момента русское общество избирает стратегию развития не внутрь, за счет собствен-

ной трансформации, а вширь, за счет простого воспроизводства системы со-

циальных отношений на новых землях и разработки новых ресурсов. Обще-

ство вступает в «поверхностные» отношения с природой, разрабатывая лишь легкодоступные ресурсы, не углубляясь в нее основательно, и это становится генеральной стратегией его выживания.

Это не означает, что на новых землях (на Урале, в Сибири, в Причерно-

морье) полностью копируется прежняя система. Она отличается некоторыми чертами, но все же соответствует материнской и, главное, обслуживает ее,

давая то, для чего она и создавалась – легкодоступный ресурс, получаемый не за счет интенсификации, а за счет огромных природных богатств и при-

нуждения. Показателен Урал: для того, чтобы разработать его недра, сюда будет перенесено русское крепостничество. Этот пример демонстрирует, как колоссальное богатство природы порождает чудовищное рабство, оставив-

шее одну из самых черных страниц в русской истории. И таких страниц, под-

тверждающих зависимость сохранения и воспроизводства рабства от излиш-

ков ресурсов, в русской истории будет еще немало, вплоть до XX в. Обнару-

живаются эти факты и в мировой, в том числе европейской, истории (разра-

ботка золотых и серебряных рудников, плантационное рабство в Америке).

В XVII в. экстенсивная экономическая стратегия утверждается оконча-

тельно, поскольку в силе остается главный порождающий ее фактор: дефи-

цит людских ресурсов при избытке ресурса природного. Основные черты этой стратегии: отсутствие технологического и социально-экономического прогресса и интенсификации; хроническая бедность общества и государства;

насилие и внеэкономическое принуждение к труду, делающие этот труд не-

производительным, тягостным, нетворческим.

Анализ данного периода позволил описать ряд механизмов стагнации и деградации, сложившейся к концу XVII в. социальной системы (рис. 12 – 17).

171

Именно этот рубеж мы считаем ключевым: большинство описанных свойств системы обнаруживаются в российском обществе до настоящего момента.

Размышление над «главным противоречием русской истории» – ростом территории и сокращением свободы – наталкивает на мысль о том, что клю-

чевое отличие модернизации России от европейской состоит в отсутствии ее внутренней предпосылки – стесненности в ресурсах традиционной аграрной экономики. Внешнеполитический вызов России гипертрофирован по отно-

шению к вызову внутреннему – со стороны дефицита ресурсов. Этот доми-

нирующий в мотивах внутренней политики внешний вызов требовал мобили-

зации ресурсов, которую при таком раскладе можно было осуществить толь-

ко принудительно. Преобладание внешнего вызова перед внутренним приво-

дит к попыткам модернизации «сверху» – со стороны правительства, но не к модернизации как объективному трансформационному процессу «снизу».

Характерная черта сложившейся в XVII в. социальной системы – хрони-

ческая бедность и перманентный финансовый кризис – включает целый ком-

плекс обратных связей в контурах деградации (рис. 16 – 17), которые усили-

вают то, что порождено самой экстенсивной стратегией – ее экономическую слабость. Таким образом, будучи экономически несовершенной сама по себе,

эта стратегия и образованная ею социальная система еще и порождают до-

полнительные усиливающие связи внутри себя.

Анализ поведения социальных акторов показывает размежевание обще-

ства и неспособность различных его социальных слоев к выработке единого политического курса, к решению общезначимых задач, что также является сквозным свойством российской истории.

В XVII в. развитие русского общества заходит в тупик, подтверждением чего является активизация реформаторской деятельности и развернувшаяся дискуссия о путях развития, о возможности усвоения западного опыта. Все более отчетливым становится различие между социальным строем России и Европой, все более значимый вес приобретает внешний вызов. Но очевидно главное отличие сложившейся в России системы – она крайне неэффективна

172

и может существовать только на основе неограниченных природных ресур-

сов и их эксплуатации путем принудительной мобилизации населения. К

концу описываемого столетия главный ее порождающий фактор – избыток ресурсов – продолжает воздействовать, и даже усиливается за счет мобили-

зации и приращения новых земель. Следовательно, реформы пойдут только в одну возможную сторону – в сторону наращивания признаков экстенсивной экономической стратегии и принуждения, но только в более активной и внешне европеизированной форме. По сути же ничего не изменится, т.к.

неизменными останутся порождающие факторы.

173

2.3. ВЛИЯНИЕ РЕСУРСОВ НА СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ И ПОПЫТКИ РЕФОРМ В КОНЦЕ XVII – НАЧАЛЕ XX вв.

Активная реформаторская деятельность, обнаружившая себя в данный период русской истории, актуализирует методологически и философски важ-

ный вопрос соотношения объективных и субъективных факторов обществен-

ного развития. Тенденция субъективизма, а на социально-практическом уровне – волюнтаризма, имеет своим основанием как раз осмысление таких событий, как реформы Петра, советская социалистическая индустриализация и их результатов. Их положительная оценка приводит к убеждению, что субъекту подвластно все, что в конечном итоге выливается в упрощенное по-

нимание истории: деление исторических личностей на «сильных» и «муд-

рых», т.е. способных провести модернизацию, или как минимум существенно продвинуть страну по этому пути, и «слабых», не способных на это. Данная установка, фактически опускающая философское мышление на уровень обы-

денного восприятия, является господствующей в общественном сознании России. Она связана с усиливающей ее другой ошибочной установкой – тех-

нологическим детерминизмом во взгляде на историческое развитие, в соот-

ветствии с которым за развитие отвечает прежде всего технологическая сфе-

ра, и она же является индикатором модернизационного процесса. Одна из за-

дач данной части работы – показать ошибочность этих убеждений с опорой на конкретные факты истории.

Это крайне важно и в другом: данные вопросы выводят на проблему сущности развития и его критериев. Мы не склонны считать простыми и уже решенными вопросы о том, являются ли развитием общества вышеприве-

денные «модернизационные рывки» (петровский, а в следующем параграфе – советский), а также вопрос о том, являются ли реформами приведшие к ним акты преобразовательной деятельности.

Общий уровень развития экономики и общества к началу реформ.

Рассмотрению центрального события эпохи – петровских реформ – должен

174

предшествовать анализ вопроса об уровне развития российского общества к их началу. На наш взгляд, оценка этого уровня в отечественной историогра-

фии существенно завышалась. Указывая на такие признаки, как наличие ма-

нуфактур, тенденции к складыванию внутреннего рынка в конце XVII в., ис-

торики, в основном советские, утверждали, что страна была далеко продви-

нутой по шкале развития капитализма, и петровские реформы были «оправ-

даны», «имели объективные предпосылки», «исторически назрели». И, бу-

дучи таковыми, они «обеспечили бурный рост экономики страны»1.

Есть основания полагать, что в этом вопросе советская историография удревняла капитализм в России как минимум на полтора-два столетия. Более реальными представляются оценки, появившиеся со второй половины 80-х

гг., когда факты можно было не подгонять под марксистскую «пятичленку».

Это относится и к проблеме экономической трансформации города и дерев-

ни, и к проблеме внутреннего рынка, и к проблеме социально-экономической типологии российских мануфактур2. Были попытки бороться с удревнением и в рамках советской историографии3, рассматривались эти проблемы и ра-

нее – в 60-х гг. – в дискуссии о генезисе капитализма в России4. Но в тех условиях это означало игру с заранее известными результатами. В конечном итоге «побеждала» ленинская концепция: «обращение к ленинской концеп-

ции формирования всероссийского рынка заставляет отдать предпочтение той точке зрения, согласно которой генезис капиталистической формации в России следует начинать с XVII в.»5.

1Россию поднял на дыбы… В 2 т. Т. 1. М., 1987. С. 16.

2См.: Каменский А.Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999; Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: реформы в России XVIII века (опыт целостного анализа). М., 1999; Миронов Б.Н. Внутренний рынок России во второй половине XVIII – первой половине XIX в. Л., 1981; Миронов Б.Н. Русский город в 1740 – 1860-е годы: демографическое, социальное и экономическое развитие. Л., 1990.

3О дискуссии по проблеме аграрного рынка в России см.: Ковальченко И.Д., Милов Л.В. Всероссийский аграрный рынок: XVIII – начало XX века: Опыт количественного анализа. М., 1974. С. 5–39; Милов Л.В., Булгаков М.Б., Гарскова И.Н. Тенденции аграрного развития России первой половины XVII столетия: Историография, компьютер и методы исследования. М., 1986.

4Преображенский А.А., Тихонов Ю.А. Итоги изучения начального этапа складывания всероссийского рынка (XVII в.) // Вопросы истории. 1961. № 4. С. 80–109; Павленко Н.И. Спорные вопросы генезиса капитализма в России // Вопросы истории. 1966. № 11. С. 89–95; Переход от феодализма к капитализму в России: Материалы Всесоюзной дискуссии. М., 1969.

5Тихонов Ю.А. Проблема формирования всероссийского рынка в современной советской историографии // Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма. М., 1970. С. 222.

175

Таким образом, решались сразу две политически важные задачи: под-

тверждалось марксистское учение о смене социально-экономических форма-

ций, а история России рассматривалась в логике исторического процесса За-

падной Европы. Особенно важно второе (первое уже никто не подвергал со-

мнению, во всяком случае, публично) – время существования буржуазной формации в России приближалось к западноевропейскому, возраст россий-

ского капитализма становился вполне солидным и достаточным для того,

чтобы он «развился» и «вступил в стадию разложения», следовательно, для того, чтобы уже в октябре 1917 г. наступила пролетарская революция. Про-

тивники удревнения капитализма подвергались публичной порке, причем не столько фактами, сколько «принципом партийности в историческом исследо-

вании»1. Так историческое развитие России ускорялось и подводилось под европейское, история России «пришивалась» за счет этой «модернизации» к

европейской истории и рассматривалась исключительно в ее контексте. Рос-

сия в этой парадигме выступала как западная страна, разве что немного от-

стающая от передовых европейских стран.

У Ключевского этот период обозначен как период «крепостного земле-

дельческого и фабрично-заводского хозяйства», хотя при этом он отмечает,

что «основным фактом экономической жизни остается земледельческий труд, к которому присоединяется обрабатывающая промышленность»2. Тем самым фиксируется важное обстоятельство – Россия в своей экономической основе остается аграрной даже после появления мануфактур. Характеризуя народное хозяйство и его отношение к социальному строю в данный период,

историк отмечает господство добывающей промышленности и домашней,

разработки земли, лесных угодий, мелких промыслов и отсутствие крупных обрабатывающих производств, заводской и фабричной промышленности; им отмечены «слабая техника и нетронутость природных богатств страны»3.

1Пашуто В.Т., Салов В.И., Черепнин Л.В. Марксистско-ленинский принцип партийности в историческом исследовании и его современные критики // Актуальные проблемы истории России, с. 39–63.

2Ключевский В.О. Соч., т. 1, с. 52.

3Ключевский В.О. Соч., т. 3, с. 365.

176

Каков же был уровень развития российского общества и его экономики в этот период? Полагаем, его зафиксировала в своем знаменитом «Наказе» Екатерина II, когда фактически, сама того не желая, сформулировала глав-

ную объективную задачу модернизации. Речь идет о т.н. среднем роде людей,

или, словами классового анализа, о буржуазии1. «Еще раз, madame, обещаю вам (писала она в 1766 г. своей парижской знакомой m-me Жоффрен) третье сословие ввести; но как же трудно его будет создать!»2.

Таким образом, в то время как Франция стоит на пороге буржуазной ре-

волюции, в России почти полностью отсутствует третье сословие. Но именно этот класс является агентом модернизации; и пока его нет, некому будет вос-

пользоваться реформами, а реформатору придется «побороть равнодушие и недоверие, с каким население привыкло встречать правительственный при-

зыв к общественному содействию, зная по опыту, что ничего из этого, кроме новых тягостей и бестолковых распоряжений, не выйдет»3. Реальный уровень развития общества в момент проведения реформ демонстрирует степень их востребованности. Но факты показывают, что реформы Петра опережают развитие, и именно поэтому они проводятся репрессивными методами, даже тогда, когда их польза очевидна. То есть речь идет о модернизации «сверху» без достаточных объективных предпосылок в самом обществе.

Уровень политического развития России этого времени соответствует социально-экономическому. О восточно-деспотической сущности власти и соответствующем состоянии общества России в тот момент и значительно позже говорит ряд оценок. Ключевский пишет о государстве «восточно-

азиатской конструкции с европейски украшенным фасадом»; словами самой Екатерины, Россия представляет собой «полную картину азиатской деспотии,

где действует произвол лиц вместо законов и учреждений»4.

Сущность и результаты реформ. Есть основания считать, что Петр руководствовался двумя соображениями. 1. Россия не уступает другим стра-

1Ключевский В.О. Соч., т. 5, с. 78.

2Там же, с. 143.

3Там же, с. 79.

4Ключевский В.О. Соч., т. 4, с. 307, т. 5, с. 61.

177

нам, а превосходит их обилием природных богатств, «еще не тронутых и да-

же приведенных в известность». 2. Разработку этих богатств должно вести само государство принудительными мерами1. Этому есть документальное подтверждение, оба соображения неоднократно отразились в различных ука-

зах. Самому Петру принадлежат слова: «Наше Российское государство пред многими иными землями преизобилует и потребными металлами и минера-

лами благословенно есть, которые до нынешнего времени без всякого при-

лежания исканы»2. Ключевский видит в этом суть преобразовательной дея-

тельности Петра: поднять экономические силы страны, чтобы это «божие благословение под землей втуне не оставалось». При этом Петру глубоко претило характерное для русских «бесцельное истребление» этих богатств, «бестолковое отношение» к ним. И, разумеется, он вовсе не надеялся на

«добровольную частную инициативу»: «Хотя что добро и надобно, а новое дело, то наши люди без принуждения не сделают». А однажды, уже в 1723 г.,

он и вовсе задумчиво говорит: «Не все ль неволею сделано…»3.

Каждый из этих двух фактов, взятых отдельно друг от друга, – баналь-

ность, но вместе они наталкивают на важную мысль: репрессивная модерни-

зация в России сопряжена с обилием природных ресурсов. Именно репрес-

сивная модернизация, на поверку оказавшаяся по своим средствам и боль-

шинству последствий контрмодернизацией.

Что заставляет дать столь негативную оценку реформам?

Прежде всего, побуждение к ним было внешним. «Война указала поря-

док реформы, сообщила ей темп и приемы. Преобразовательные меры следо-

вали в том порядке, в каком вызывали их потребности, навязанные войной»4.

Есть основания считать, что не только порядок, темпы и приемы, но и сам смысл реформ состоял в войне. Если мы спросим, чего добился реформатор в конечном итоге, нужно будет признать, что он максимально мобилизовал российское общество на выполнение широкомасштабных внешнеполитиче-

1Ключевский В.О. Соч., т. 4, с. 100.

2Там же.

3Там же, с. 101.

4Там же, с. 57.

178

ских задач, превратил страну в империю, создал современные на тот момент армию и флот, мануфактурную промышленность. Но поскольку все это по-

коилось на прежнем социально-экономическом фундаменте, движением впе-

ред, развитием это назвать нельзя.

Первое же социальное последствие реформ – «упрощение общественно-

го состава», главная цель которого – повышение эффективности фиска и во-

енных сил страны1. Есть основания сомневаться в том, что реформы, прове-

денные «дабы гулящих не было и никто меж двор не шатался» могут способ-

ствовать развитию общества. В результате такой реформы исчезли все про-

межуточные социальные категории из оставшихся в результате мобилизаци-

онной тенденции XVII в. «Или солдат, или холоп, или галерный каторжник – таков выбор карьер, предоставленный целому классу вольных людей»2. Это – движение в сторону, обратную модернизации, поскольку индустриальное общество состоит из социальных слоев, относительно свободных, во всяком случае, более свободных, чем сословное общество.

Этот же военно-фискальный мотив поставил точку в процессе слияния крепостных и холопов. Ни те, ни другие не стали, разумеется, свободнее. «Образовалось новое сословие людей, наследственно и потомственно креп-

ких господам, как прежние полные холопы, и подлежащих государственному тяглу, как прежние крестьяне»3. Несмотря на негативную оценку Петром не-

которых сторон крепостного права (в частности, торговли людьми), из ре-

формы Россия выходила не менее крепостной, чем была до нее. «Законода-

тельство Петра не пошло против холоповладельческих стремлений, даже за-

гнало в крепостную неволю целые разряды свободных лиц и уравняло все виды неволи близко к типу полного холопства. Так оно отбрасывало обще-

ство далеко назад, к знакомой на Руси исстари греко-римской норме: «раб-

ство неделимо: состояние рабов не допускает никаких различий; о рабе нель-

зя сказать, больше или меньше он раб»… Но зато Петр положил податную

1Там же, с. 90.

2Там же, с. 91.

3Там же, с. 96.

179

таксу на право рабовладения, обложив всякую мужскую холопью душу госу-

дарственным тяглом под ответственностью владельца. Петр думал о своей казне, а не о народной свободе, искал не граждан, а тяглецов…»1. В результа-

те он получил сотни тысяч новых тяглецов, в том числе за счет подушного налогообложения. И тем самым, не раскрепощая крестьян, включил важный механизм экономической заинтересованности в расширении запашки. Это то,

чего не могла сделать Русь допетровская. «Благодаря подушной подати, не ей одной, но во всяком случае и ей, Русская земля в XVIII в. распахалась, как не распахивалась никогда прежде»2.

Это был переворот в хозяйстве, но не в праве, признает Ключевский.

Добавим, что это не был переворот и в экономических отношениях. Расши-

рение посевных площадей произошло на прежней социально-экономической основе и даже с усилением внеэкономического принуждения. Однако и этот результат не стоит преувеличивать. Посевные площади расширились лишь сравнительно с прошлым, но не с другими странами. По данному показателю Россия в течение всего XVIII в. и большей части XIX в. оставалась в числе наименее освоенных стран. «Свои и чужие наблюдатели, дивившиеся вели-

чию деяний преобразователя, поражались огромными пространствами необ-

рабатываемой плодородной земли, множеством пустошей, обрабатываемых кое-как, наездом, не введенных в нормальный хозяйственный оборот»3.

Это касается и результатов реформ в промышленности. Созданные Пет-

ром мануфактуры являлись для официальной отечественной историографии доказательством прогрессивного характера его реформ. Но социально-

экономический анализ показывает, что они не были капиталистическими предприятиями: а) в большинстве своем они не принадлежали частному ка-

питалу, были созданы на средства казны, а затем переданы частным лицам, и

право собственности на них было ограничено; б) в них применялся не наем-

1Там же, с. 96.

2Там же, с. 97.

3Там же, с. 132.

180