Вера, надежда, любовь

Можно было бы, конечно, найти вопрос и полегче. Происхождение добра и зла ­одна из самых старых человеческих проблем. Когда Онегин с Ленским об­суждали «плоды наук, добро и зло», они были отнюдь не первыми. Примерно за полторы тысячи лет до них Блаженный Августин, сомневаясь во всесилии бога, стоял над детскими колыбельками, всматривался в младенцев и недоумевал: откуда в них-то зло? Так он пишет в зна­менитой своей «Исповеди». И задолго до Августина был создан библейский миф о древе познания добра и зла...

Мифы - мифами, споры - спорами, но что же нам делать? Мы должны вос­питывать детей.

Заменим чисто этическую проблему о том, что такое добро и зло, пробле­мой педагогической: как появляются добрые и злые чувства, добрая и злая воля? Нам трудно бороться с дурны­ми чувствами, со злобой, жадностью, завистью, агрессивностью, неблагодар­ностью, грубостью, если мы не понима­ем, откуда они в душе ребенка. А что если мы, не зная механизма происхож­дения дурных чувств, сами сеем их в дет­ской душе, подобно тому как до откры­тия антисептики врачи не мыли руки при операциях и заражали больных смер­тельными болезнями, удивляясь потом, откуда эта напасть?

У человека, как и у любого живого существа, не одна первая потребность, как обычно думают, - потребность в безопасности, а две: в безопасности и в развитии. Две эти потребности не могут существовать друг без друга, и они не мешают одна другой. Безопасность нужна живому организму для развития, а paзвитие - для безопасности. Но развитие опасно, а стремление к безопасности останавливает развитие. Примерно так представлял себе движущие силы души и К. Д. Ушинский, когда писал о потребности быть (безопасность) и потребности жить (развитие). Если бы попросили дать какой-нибудь самый простой, самый короткий и самый действенный совет о воспитании, я бы сказал: «Делайте с ребенком все, что вы делаете, но помните, что у него есть не зависящие от него и от вас потребности быть и жить, потребности в безопасности в развитии - их две, две, две!»

Мы, родители, тоже печемся о безопасности детей и их развитии, но мы не то вкладываем в эти слова, что дети. Потребность в развитии у них часто бывает сильнее потребности в безопасности, этим дети отличаются от взрос­лых. Для нас безопасность сынишки ­- «надень пальто!» А для него - «оставь меня, я оденусь, как хочу». Мы охра­няем здоровье, он - достоинство. Для нас развитие - «сиди над учебником», для него - игры во дворе, они ему не­обходимы. В общем-то, цель воспитания в том и состоит, чтобы облагородить, окультурить две эти коренные потреб­ности, чтобы в представление о личной безопасности входили моральные прин­ципы, чтобы человек готов был на все для их защиты. И чтобы развитие дей­ствительно было развитием сознания, дарований, присвоением человеческой культуры и, главное, чтобы оно не оста­навливалось до конца жизни. Ведь две эти потребности - быть и жить - дей­ствуют не всегда, не вечно. Приходит глубокая старость, наступает нормаль­ная усталость от жизни, как говорил И. И. Мечников, и человек умирает. А потребность в развитии у многих лю­дей исчерпывается задолго до успокое­ния потребности быть. Судя по всему, не только темп, но и продолжительность психического развития заложена в каж­дом из нас от природы. У несчастных, больных детей развитие останавливает­ся в 3-4 года, и тут уж ничего не по­делаешь; у других остановка происхо­дит в 16-17 лет - это менее заметно, поскольку человек вроде бы, как и все, и пишет, и читает, мы видим, что с ним что-то не так, но трудно догадаться, что он больше не развивается, что при­родный ресурс развития выработан. Продлить его действие можно лишь глу­боким, серьезным образованием. Есть ведь люди, которые развиваются до ста­рости, до смерти, им и жизни не хвата­ет для полного развития.

Мы все печемся о раннем развитии, а надо бы хлопотать о развитии долгом, продолжительном, всю жизнь продол­жающемся. Как бы раскачать, раскру­тить в детстве этот механизм, чтобы движения хватило на всю жизнь?

И уж во всяком случае должны мы понимать, что потребности быть и жить, потребности в безопасности и развитии у детей непреодолимы.

В Медицинской энциклопедии мож­но прочитать, что есть лишь две причи­ны болезней: поломки и защита. В глаз попадает песчинка, организм поднимает­ся на борьбу с ней, глаз опухает – это идет война с песчинкой, и человек оста­ется без глаза. От чего? От песчинки? От защиты.

Мельчайшие песчинки - это наши грубые, неосторожные прикосновения к ранимой, тоньше глаза организован­ной душе ребенка. Но душа, как и орга­низм, не знает пределов необходимой обороны, она чувствует угрозу в едва заметном повышении тона, в грубой ин­тонации, в небрежном прикосновении... Если правда, что ребенок слышит голос матери еще до своего рождения, то, зна­чит, его ранит грубый тембр голоса, крик, скандал, его травмирует горе, которое он слышит в голосе матери. Он и рожда­ется обиженным, настороженным, не­добрым. Поэтому-то, наверное, «дети любви» отличаются ровным, счастли­вым характером... Стоит усталой маме неласково прикоснуться к новорожден­ному, как душа маленького поднимает­ся на защиту безопасности, и зарожда­ется опухоль обороны, опухоль зла; взрослые тоже обороняются от детских злых чувств - и пошел раскачиваться маятник, быстро-быстро проходим мы вместе с ребенком тоннель зла: злое чув­ство изнутри встречается со злым чув­ством извне. И наоборот: если отчего либо, от невидимой песчинки вспыхнув­шее злое чувство не встречает ответно­го зла, то нет и тоннеля, злое чувство растворяется, исчезает.

Прибегает со двора девочка 3 лет, возбужденная, кричит маме: «Ты - со­бака!» Что на это ответить? Отшлепать, чтобы не смела так с матерью разгова­ривать? Но мама: «А ты - зайчик!», ­«А ты, а ты, а ты - белочка!» и все! Пропал запал! Нет тоннеля! Нет злого чувства!

Не противопоставлять детскому злу зло взрослых, не создавать тоннеля зла, никоим образом не посягать на ребен­ка - вот простая стратегия воспитания. Тогда из тех мимолетных чувств, кото­рые идут нам навстречу, злые, вызван­ные песчинками зла, будут пропадать, а добрые - закрепляться, превращаясь в добродетели, в достоинства характе­ра, которые сами забьют возможные недостатки.

Лишь только чувство безопасности и потребность в развитии встречают пре­грады, у ребенка начинает развиваться слабая воля. У сильного и умного она выражается в агрессивности; у слабого, но умного - в хитрости, изворотливос­ти; у слабого и неумного - в ковар­стве и подлости. У одних защита выли­вается в агрессию против людей, у дру­гих - в агрессию против себя, и они ста­новятся ленивыми, бездеятельными людьми, которым, кажется, ничего в этом мире и не нужно. Всё им представляет­ся недосягаемым, всё им лень.

Лень, праздность - мать всех поро­ков. А кто отец их? Страх. Где страх, там излишняя изворотливость, неприя­тие нового, чужого, скрытность, лжи­вость, трусость, подлость, подозритель­ность, зависть, жадность, коварство, предательство. Поскребите любое дурное свойство человека, и выглянет его основа - страх.

Веками целью педагогики было ­посеять и укрепить страх в душе ребен­ка, чтобы им легче было управлять. Вместе со страхом сеяли зло и говори­ли потом, что оно - от природы. На са­мом деле зло - от наших посягательств на ребенка, зло мы сеем сами, даже ког­да действуем из добрых побуждений.

...Мы остались одни с пятилетним мальчиком, нам приготовили обед: суп, котлеты с картошкой, компот. Компот он - с удовольствием, насчет котлет ­сомневается, а суп - ни в какую. Что мне делать? Мама это умеет: при ней он ест и суп. Что-то у нее в голосе есть такое, что мальчик слушается ее, и будет она уговаривать, и будет потихоньку сидеть с мальчиком хоть час, хоть два, пока он не съест свой суп. Я же этого не умею, я вскипаю, я кричу, я злюсь, я довожу мальчика до слез. Что мне делать? Ведь нельзя же без супа!

А почему, собственно, нельзя? И уж во всяком случае, суп не стоит моих кри­ков и его слез, не стоит тех злых чувств, которые я вызвал. Если я не умею оби­хаживать ребенка, не посягая на него, то надо ведь чем-то и поступиться. Не может быть, чтобы все получалось отлич­но, если чего-то не умеешь!

Но чем слабее наши педагогические способности, тем больших достоинств ждем мы от ребенка - это почти пра­вило. Несовершенные, мы все хотим вы­растить совершенных детей, а это невоз­можно. Но если у нас не хватает талан­та подвести ребенка к желаемому со­вершенству, не посягая на него, мы не­пременно вырастим злого или лениво­го человека и сами будем страдать от не­го всю жизнь. И чем меньше мы зани­маемся развитием, тем сильнее потреб­ность ребенка в безопасности, тем боль­ше у него страхов, тем слабее он и злее.

Я с удивлением обнаружил, что даже самые образованные родители понятия не имеют о том, что примерно от 2 до 4-5 лет ребенок почти непременно бы­вает упрямым, может сказать любую дерзость, нагрубить. Эти трудные «дваж­ды два» приходится терпеть и терпеть, про являть чудеса изворотливости и все-­таки не одергивать ребенка на каждом шагу. Но родители не знают, что нега­тивизм - общее правило, и думают, что если ребенок в 3 года дурно ведет себя, то так будет всегда. На самом деле, сдер­живая его, они делают его злым. Сумеем претерпеть трудные годы - будем воз­награждены. Не сумеем - всю жизнь будем мучиться. Разбойница в пьесе Е. Шварца говорит, что для того, чтобы из детей выросли разбойники, их надо баловать. Это теоретическое рассужде­ние так нравится сторонникам жестко­го воспитания, что они не обращают вни­мания на практический результат: ведь у Разбойницы как раз и выросла хоро­шая девочка, единственное доброе су­щество во всей шайке! Детей в опре­деленном возрасте именно и стоит поба­ловать, чтобы из них не выросли разбойники. Только не поддаваться тупой логике «как сегодня, так и всегда». В воспи­тании она не действует, воспитатель име­ет дело с растущим ребенком!

Но как можем мы не посягать на ре­бенка? Мы моем его, а он кричит, мы кормим - он не хочет есть, мы не пуска­ем его к плите или к открытому окну, мы без разговоров одеваем и раздева­ем его, мы постоянно посягаем на не­го - как же иначе? Мы же добра ему хотим, только добра.

Увы! И по отношению к нам кто-ни­будь творит зло, уверяя нас и, главное, себя в том, что мы не понимаем своих интересов. Но разговоры - разговора­ми, а всякое, без исключения, пося­гательство на человека, на его безопас­ность и развитие есть зло по отноше­нию к нему и рождает в нем злые чув­ства. Мы не умеем обихаживать ребен­ка так, чтобы ему все было в радость? Нам некогда? У нас нет сил? Нет терпе­ния? Это можно, как говорится, изви­нить, но похвалить нельзя. В мире очень много вынужденного зла, и мы часто сеем зло по необходимости. Но будем понимать, откуда оно в ребенке!