1.2. Предмет и метод политологии

Прежде чем рассматривать проблему содержания политологии, ее методов, с помощью которых изучается политика, следует отве­тить на вопрос: что такое политическая наука?

С теоретической точки зрения дать абсолютно исчерпывающее определение политической науки не представляется возможным.

Возникающие между различными школами разногласия, основан­ные на категорических суждениях относительно того, чем должна быть политология, делают любое определение до известной степе­ни ограниченным и неточным.

Наиболее очевидными следует признать две рабочие гипотезы, принимаемые представителями любого направления:

S политология изучает политику как таковую;

J изучение политики — дело специалистов, использующих в своем анализе соответствующую методологию.

Первое суждение является бесспорным только после всесторон­него анализа политики и политического процесса. Второе — выг­лядит недостаточным, поскольку не может быть раскрыто без ана­лиза специфики научной методологии.

Отсутствие согласия между учеными относительно объекта их занятий в течение долгого времени служило предметом насмешек. «Политологи едут во многих направлениях, очевидно, руководству­ясь тем мнением, что, если вы не знаете куда идти, любая дорога выведет вас в нужное место», — замечал Г. Эйлау. Но для того чтобы поиск не стал бесконечным, надо обозначить те реальные пределы, за которые политическое знание выходить не может.

С середины XIX в. политология формировалась прежде всего как академическая дисциплина. Первую самостоятельную кафедру политической науки создал и возглавил в 1856 г. при Колумбий­ском колледже (США) немецкий эмигрант Ф. Либер. С 1969 г. число ученых, входящих в Американскую ассоциацию политиче­ской науки, превысило 15 тыс. человек, и ее состав ежегодно увели­чивается на 10%. В России с 1990 по 1997 г. ученая степень док­тора политических наук была присуждена 108 ученым. В этот же период было защищено свыше 3700 кандидатских диссертаций. Существование в большинстве стран мира самостоятельных поли­тологических факультетов и кафедр, однако, не свидетельствует о том, что изучение политики строго ограничивается университет­ской сферой. Вне университетских стен политикой занимаются про-, фессиональные политики, журналисты, партийные и профсоюзные деятели, лидеры различных общественных движений и групп инте­ресов. Представителей этих слоев можно именовать политологами лишь с большой натяжкой.

Бытует мнение, что те, кто изучает политику, должны иметь про­фессиональную подготовку и, следовательно, владеть определенной методикой исследования. Например, в работе С. Розмена, Ч. Мэйо и Ф. Коллиндаса «Измерения политического анализа: Введение в со­временное изучение политики» представлено следующее перечис-> ление основных ингредиентов политологии как научной дисципли­ны и профессии:

• профессиональное самосознание, выраженное в установке на критический анализ роста и развития соответствующей исследова­тельской сферы;

• совокупность классических трудов;

• специализация персонала в различных научных подразделени­ях и сферах;

• сравнительно легкая дифференциация предметов исследования;

• совокупность обобщений или абстракций, часть которых мо­жет добавляться, уничтожаться или видоизменяться постепенно, если это представляется необходимым и своевременным;

• концепции, являющиеся специфичными именно для данной сфе­ры;

• сравнительно стандартизированные методы анализа;

• совокупность данных и сообщений об этих данных.

Важнейшая цель современной политической науки заключается

в формировании гипотез и теорий, способных объяснять окружа­ющий нас мир политики. Они обязаны отвечать определенным кри­териям. Прежде всего это касается четкого формулирования зако­нов развития политического процесса и теоретических концепций, лежащих в основе его научной интерпретации. Знание фактов дол­жно предшествовать их объяснению. Только тогда эти факты мо­гут выводиться в качестве логических следствий из тех законов или теорий, которые получены при изучении предшествующих фак­тов. Критерии политического анализа в данном случае неминуемо становятся объектом теоретической рефлексии.

Исследование собственных теоретических оснований — одна из приоритетных задач политической науки последних десятилетий. Возникновение различных подходов к ее решению свидетельству­ет: процесс еще весьма далек до завершения.

После Второй мировой войны традиционные, эмпирические в своей основе представления о том, что предметом политической науки служит анализ процессов функционирования политических институтов и политического управления (правительственной дея­тельности) с акцентом на процедуры принятия решений, различные уровни контроля над основными элементами политической систе­мы при помощи выборов, целенаправленной деятельности прави­тельства, политических партий, корпораций и т.д., сменились новы­ми, теоретическими по своему характеру поисками. Так, американ­ский политолог Д. Истон в работе «Политическая система» (1959) определил предмет политологии как изучение «авторитарного распределения ценностей в обществе». Против подобного толкова­ния выступили многие специалисты, полагавшие, что оно ставит перед политологами слишком обширную задачу, поскольку автори­тарное распределение ценностей — это системное свойство боль­шинства социальных институтов, в частности таких, как семья, рели­гиозные организации, воспитательные учреждения.

Другое определение предмета политической науки было пред­ложено американским политологом Р. Далем в книге «Современ­ный политический анализ» (1963). По мнению ученого, политиче­ский анализ должен быть сфокусирован на изучении власти, авто­ритета и принципов управления. Данный подход также вызвал немало критических замечаний, касающихся слишком широкого тол­кования сферы собственно политических исследований.

Такого рода критические замечания сами по себе грешат субъек­тивизмом, поскольку ничто не может помешать рассматривать все явления, прямо или косвенно имеющие отношение к миру полити­ки (например, насилие, революции и политическую модернизацию, образование и воспитание, региональные и международные инсти­туты и конфликты), в качестве объектов, имеющих такое же отно­шение к сфере политического анализа и, следовательно, к предмету политической науки, как конституционное право и история, полити­ческие партии и формирование различных философских представ­лений о политике.

Стремясь преодолеть противоречия, свойственные различным трактовкам предмета политической науки, редакторы авторитетно' го учебника «Политическая наука: новые направления» (1996) Р. Гу- дин и Х.-Д. Клингеманн определяли политику как ограниченно применение социальной власти. Они уверяли, что объектом полит' логии является изучение природы, источников ограничений соци« альной власти и техники ее применения. Это определение вых"* дит за пределы собственно политической науки и соприкасается проблематикой, изучаемой в рамках общесоциологических теорий и в частности политической социологией. На первый взгляд, он приводит к неутешительному выводу о невозможности дать onfii деление политической науки в ее же собственных пределах. Пр блема, однако, заключается в том, что критерии, позволяющие разл чать элементы собственно политического анализа от социологи ского, юридического, психологического, философского или этическа содержатся, вероятно, не в характере объектов, а в особенное аргументации и самих теориях, с помощью которых ученые стр. гипотезы и выводы.

Понятие «теория» имеет несколько значений. Иногда оно о' ™лтолортгя (hp вполне корректно) с разного рода догадками и ги¹

тезами, но обычно ассоциируется с конкретным типом взаимодей­ствия между идеями, объектами, различными переменными и т.п.

Выделяют спекулятивные теории и построения, лишенные спе­кулятивного элемента. Под первыми подразумевается такой тип теоретических конструкций, в рамках которого заключения и выво­ды, как правило, предшествуют конкретному анализу различных сто­рон изучаемых объектов.

Существует также различие между нормативной теорией и тео­ретическими представлениями, ориентированными на эмпириче­ские факты («эмпирическая теория»). Нормативный характер тео­рии определяется этическими установками (предиспозициями), цен­ностями и целями, формулируемыми в качестве основы для поведения индивидов и деятельности больших и малых человеческих групп или общества в целом. «Эмпирическая теория» ограничивается выводами, сформулированными на основе опыта и наблюдений за явлениями, регулярно воспроизводящимися в той или иной сфере общественной жизни. При этом сторонники эмпирического анали­за ориентируются на методы построения гипотез, принятые в есте­ственных науках. Например, утверждение «солнце взошло» отно­сится к разряду эмпирических фактов. А высказывание «солнце всходит и заходит в течение 24 часов» представляет уже теорети­ческую гипотезу.

На основе выделенных двух рядов различий выстраивается сле­дующая типология:

Теории	Спекулятивные	Неспекулятивные
Эмпирические Нормативные	+ +	+

Из данной типологии следует, что нормативные теории спекуля­тивны «по определению», поскольку их выводы формируются пре­имущественно на основе ценностных суждений. А эмпирические теории тяготеют к неспекулятивным суждениям. Однако стремле­ние ориентирующихся на эмпирические факты ученых к «высшей объективности» нередко оказывается недостаточно обоснованным по причине трудностей, связанных с постижением сложной соци­альной и политической действительности. Тем самым претензии на объективность могут соприкасаться со спекулятивным догматиз­мом.

До недавнего времени интересы и теоретические разработки большинства политологов мира, независимо от их идеологических ориентации, во многом основывались на комбинации спекулятив­ной нормативной теории со спекулятивными и неспекулятивными эмпирическими конструкциями. По своему происхождению поли­тические теории всегда были (и нередко остаются до сих пор) нор­мативными, ценностно окрашенными системами аргументации, до­казывающими преимущество того или иного государственного строя. В рамках такой аргументации вопросу о том, что есть на самом деле, предшествует вопрос о том, что должно быть.

Анализ политики сквозь призму подобных теоретических при­оритетов (дополняемых, как правило, определенными идеологиче­скими ориентациями и предпочтениями) всегда порождает проти­воречия. Например, традиционное априорное утверждение маркси­стской литературы — «социализм выше либеральной демократии» — основывалось, с одной стороны, на идеологически ангажированном, абстрактном сравнении идеальных моделей соответствующих по­литических систем и режимов, а с другой — на сопоставлении со­циалистического идеала с реально существующими либеральными государствами. Игнорировалось необходимое с точки зрения науч­ного подхода сравнение реальных либеральных и социалистиче­ских демократий. На этой подмене — идеал одного выше реально­сти чего-то другого — и строилась марксистско-ленинская полити­ческая теория (научный коммунизм).

Разумеется, вопрос об отношении нормативных и ориентирован­ных на эмпирические и исторические факты теорий не должен ограничиваться рамками идеологических конфликтов, сколь бы все­объемлющими и фундаментальными они ни представлялись. Таким образом, в современной политологии различные концепции демо­кратии могут спонтанно выступать в качестве нормативного идеала ¹ поскольку демократическая система становится глобальным ори- , ентиром массовых движений и политического сознания.

В связи с этим возникает и другой вопрос: может ли научная концепция демократии быть просто описательной или же она яв-; ляется продуктом какой-либо базовой теории? В действительности концепция демократии разрабатывается и обсуждается на самых? различных уровнях — от эмпирически-описательного до теорети­ческого и философского (отличие последнего состоит лишь в том,- что теоретическая рефлексия оказывается органически включен­ной в конкретную философскую систему и тем самым взаимосвя­занной с метафизическими, эпистемологическими, этическими я прочими суждениями, характерными именно для данной системы)] Поэтому наши представления о демократии всегда до известно® степени нормативны. В этом смысле в обществах, где либеральная традиция вполне укоренилась, даже эмпирическая наука оттал] вается в своих посылках от разработанного в теории политическ:

го идеала. Соответственно, политическая теория нередко конструи­руется индуктивно, вбирая в себя элементы опыта.

Но если главное отличие нормативной теории от эмпирической заключается в том, в какой степени последняя может или должна ориентироваться на определенные ценностно окрашенные нормы, возникает вопрос о критериях «правильности» (верификации) той или иной теории.

В своей, ставшей после Второй мировой войны широко извест­ной книге «Человек науки против политики власти» (1946) Г. Мор- гентау, немецкий ученый, эмигрировавший из нацистской Герма­нии в США, отмечал: «Величие ученого не зависит исключительно от его способности делать различие между истинным и ложным. Его величие раскрывается прежде всего в его способности и реши­мости выбирать из всех истин, которые можно познать, те, которые познавать необходимо... Тот, кто способен только отличать правду от лжи, ошибается даже в том, что он знает. Ведь он не знает, какое знание необходимо и без какого можно обойтись. Проводя такое различие или будучи не в состоянии это сделать, ученый имплицит­но обнаруживает моральные стандарты, которые руководят им, или же их отсутствие. Система морально детерминированного научно­го знания представляет картину мира, знать который важно и ори­ентироваться в котором необходимо. Научное знание, понимаемое таким образом, несет с собой моральную оценку того, чему оно обя­зано своим существованием. Однако с того самого момента, как это моральное решение прорастает из индивидуального уравнивания обществоведа и получает привкус его иррациональной природы, ра­циональность научного ума и его притязание на универсальность подпадают в данном случае еще и под другое ограничение».

Резкая критика Г. Моргентау эвристических и моральных стан­дартов научного знания и его носителей во многом определялась глобальным разочарованием ученых его поколения в возможнос­тях как социальной науки, так и западных либеральных демократий, не сумевших предотвратить приход нацистов к власти в Германии и стремительную экспансию тоталитарной политики во всем мире.

Вопрос о границах и возможностях общественных наук вообще и политологии в частности приобретает поистине драматический характер и в современной России. Претензии гуманитарной интел­лигенции с начала «перестройки* на разработку концепции «соци­ализма с открытым лицом», а после ее краха — на новый россий­ский вариант либерального государства потерпели провал, столкнув­шись с реальностью жесточайшего экономического и политического кризиса. В этих условиях вопрос о содержании, месте и роли поли­тического знания, его возможностях оказывать реальное воздей-1 ствие на политические процессы нуждается в более подробном 1 анализе. 1

Политологи в различных странах обычно подразделяются по] своему профессиональному кодексу на приверженцев «знания ради I самого знания» и на сторонников применения на практике выраба-1 тываемых наукой рекомендаций. Ко второй категории помимо уче-1 ных, поддерживающих тесные связи с профессиональными полити-j ками, можно причислить и специалистов, которые рассматривают! политическую науку как важнейшую составную часть гражданское 1 го и политического образования. Между двумя этими полярными! точками находится идея политической науки как специфическом области знания и образования, способной оказывать влияние нщ окружающий мир. , 1

Соприкосновение политической науки с практикой вовсе не огн| начает, что ее содержание определяется исключительно существуя ющими в обществе политическими тенденциями и прогнозами* Собираемая политологами информация используется профессионале! ными политиками, но это также не означает, что именно последние должны указывать ученым направление их исследований. Вместе Я тем невозможно отрицать, что процессы и явления, возникающие^! сфере практической политики, оказывают существенное воздействии на постановку и решение теоретических проблем. "'Ш

Структура и методология политического знания. Развж тие политического знания может быть представлено как смена кояЯ цептуальных подходов. На определенных этапах одни подходы смЛ нялись другими, причем первые продолжали существовать, по-пшЖ жнему находя горячих приверженцев. Это создавало атмосфейИ непрерывных споров вокруг преимуществ того или иного метвдИ анализа политических процессов. Я

Возможны разные классификации подходов к изучению полияИ ки, но наиболее важным представляется отношение к самой спеЦВ фике способов построения политической теории на основе фактаН и ценностей. Различия в их интерпретации формируют норматщИ ный подход, с одной стороны, и эмпирический и аналитический п^Н ходы — с другой. Я

Классификация, основанная на характеристике объектов пояН тического знания, формирует философский и идеологический, Щш ституциональный, структурный и бихевиоральный подходы. -чЛ Разные методы, которыми руководствуются специалисты, созеД ют различия между юридическим, историческим и собственно литологическим подходами. Долгое время юридический и исто^Н ческий подходы в сочетании с институциональным занимали йИ подствующее положение, обнаруживая общие черты в специфичес­кой интерпретации философской традиции. В настоящее время пальму первенства оспаривают бихевиоральный подход и постмо­дернистская традиция политической философии. Классификация подходов может быть представлена и в прямой зависимости от использования политологами методов гуманитарных наук — соци­ологии, психологии, антропологии и др. Смена исследовательских парадигм создает почву для довольно поверхностного различия между «традиционным» и «революционным» подходами. На роль последнего во второй половине XX в. постоянно претендовал бихе- виорализм.

Различие между нормативным и эмпирическим подходами воз­никло по мере формирования новых научных методов, заимствован­ных гуманитарными науками у естественных. Ранняя политичес­кая литература была преимущественно нормативной по своему ха­рактеру. Даже когда политические философы — Платон, Аристотель, Т. Гоббс, Дж. Локк, Ж.-Ж. Руссо, Э. Берк — пытались адекватно описать «человеческую природу», они отталкивались от трансцен­дентных идеалов, основанных на представлении о должном идеаль­ном политическом порядке. По мере прогрессирующего успеха ори­ентированных на эмпирическую методологию построений норма­тивные идеи продолжали существовать в видоизмененной форме, оказывая немалое воздействие на содержание политических дис­куссий в послевоенный период. Например, новое направление фи­лософского консерватизма в США и Западной Европе, ведущее про­исхождение от идей Чикагской школы Л. Страусса, современные направления либеральной политической философии, связанные с именами Д. Роулса, Ю. Хабермаса, философия политики «новых левых» и неомарксизма.

Определенные точки соприкосновения между философским и эмпирическим направлениями наметились в период появления нового течения, связанного с формированием «современной эмпи­рической теории». Данная теория отличалась от нормативных пред­ставлений твердой ориентацией на свободное от ценностных суж­дений описание и объяснение основных характеристик человече­ского поведения. При этом представители новой школы стремились заимствовать целый ряд характеристик политического поведения, возникших в различные исторические эпохи в классической фило­софской литературе, например в «Политике» Аристотеля или «Ле- ^виафане» Гоббса.

В отличие от философского подхода (совпадающего по многим параметрам с нормативным) институциональный, ведя свое про­хождение от античной классификации форм государственного

устройства, представленных у Платона, Аристотеля, Полибия и Ци­церона, уверенно держит приоритет в разработке методологии по­литического анализа у бихевиорализма.

Институциональный подход акцентирует внимание исключитель­но на формальных аспектах государственной политики. Изучение конституционных актов и основанной на них политической практи­ки, а также функционирования законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти, законов о выборах, на которых базируется деятельность политических партий, сложных процедур самоуправ­ления и муниципальной политики призвано выявить фундаменталь­ную роль структур и правил, определяющих политические ориента­ции. Индивиды при этом рассматриваются как недифференциро­ванные постоянные «единицы». Различный характер воздействия на них политических институтов в зависимости от конкретных об­стоятельств, как правило, не учитывается в связи с тем, что изуче­ние функционирования политической системы должно предшество­вать изучению индивидуального поведения.

Для институционалистов характерен отход от нормативных взглядов на политику. Даже те из них, кто занимается проблемой^: разработки и внедрения наилучших механизмов реализации де-;, мократических принципов, ориентируются преимущественно на эик лирические методы анализа. Теоретические построения в рамках такого подхода минимальны. В наиболее чистом виде институцц- онализм сложился в политической науке США, поскольку ее пред­ставители изначально противостояли юридической традиции ана­лиза политического процесса, защищая положение, согласно кото­рому не все правила и структуры в политике могут быть отнесены к праву.

Усилению данного направления помогло и то обстоятельст: что американская политология в отличие от западноевропейское всегда развивалась вне юридических факультетов, поэтому пр ставление о самостоятельном значении политического процв! сравнительно быстро было поддержано учеными, что способство! ло дальнейшему взаимодействию между институциональным и б " хевиоральным подходами.

Бихевиорализм стал стремительно распространяться в аме_ канской политологии в 1950-е гг. преимущественно под влиян ем настоятельной потребности в создании систематической, ст7 гой, неспекулятивной политической теории. Характеризуя п^ имущества этого направления, Р. Даль, в частности, отмеч' «...Бихевиоральный подход является попыткой исправить на понимание политики через поиск объяснений эмпирических пектов политической жизни с помощью методов, теорий и кри

риев доказательства, которые приемлемы с точки зрения кано­нов, условий и утверждений современной эмпирической науки». Сущность этого подхода, по Далю, состоит в интерпретации всех политических и институциональных явлений в понятиях челове­ческого поведения.

Можно выделить следующие приоритеты раннего бихевиораль- ного подхода:

S поведению индивидов и групп отдается предпочтение перед анализом событий, структур, институтов или идеологий;

S теория и исследовательская деятельность должны согласовы­ваться с выводами фундаментальных «бихевиоральных наук», прежде всего психологии, социологии, культурной антропологии, а в даль­нейшем и экономической дисциплины;

S политический анализ акцентирует внимание на взаимозави­симости теории и эмпирического исследования; теоретические воп­росы должны быть сформулированы в операционных терминах с целью их эмпирической проверки; в свою очередь основное направ­ление эмпирического исследования должно определяться установ­кой на развитие научной политической теории;

S методология анализа политического поведения должна отли­чаться строгостью и точностью.

Опираясь на приведенные выше методологические принципы, Д. Истон сформулировал основные элементы бихевиоралистской политической теории:

^ существуют закономерности, которые могут быть открыты и выражены в общих формулах;

S эти обобщения проверяются путем соотнесения с поведением;

•S средства изыскания и интерпретации данных нельзя прини­мать на веру; они проблематичны и должны быть исследованы с полным сознанием ответственности;

S измерения и вычисления необходимы, но только там, где они имеют смысл, подчиняясь другим целям;

S этическая оценка и эмпирическое объяснение должны быть разведены;

S исследование должно быть систематическим; исследование, не прошедшее теоретическую проверку, может оказаться тривиальным, а теория, не подкрепленная эмпирическими данными, — бесполез­ной;

S понимание и объяснение политического поведения должно предшествовать практическому применению такого рода знания;

S материалы многообразных общественных наук должны быть интегрированы.

³ - 9618

Первоначально бихевиоралисты в противоположность институ- ционалистам стремились избегать исследования социальных инсти­тутов, выходящих за пределы малых групп. Однако по мере того, как несостоятельность такого подхода становилась все очевиднее; интерес к анализу социального окружения, культурным и полити-i ческим факторам общего порядка, включая политические институ­ты, возрос и в рамках данного направления. И в 1970—1980-х гг;; определение предмета политологии как науки о политическом по­ведении индивидов, групп и даже наций уже не было редкостью. » Последователи бихевиоральной методологии внесли значитель­ный вклад в развитие междисциплинарных исследований, привле* кая внимание к достижениям в области социологии, психологии й антропологии, особенно в области анализа электорального поведе* ния. Этот подход завоевывал все большее число сторонников (пре­имущественно в университетских центрах США, поскольку в За­падной Европе философский и институциональный подходы оста4 ются до сих пор преобладающими), в связи с чем круг исследований стал расширяться в направлении анализа деятельности политиче^ ских партий, общественного мнения, государственных учреждений! Единственная сфера, где спор между бихевиоралистами и традиций оналистами не затихал довольно долго, — это анализ международ ных отношений. Но и в данной сфере бихевиоральный метод i конечном счете также нашел применение. 3

В настоящее время в связи с развитием политико-теоретичес¹! ких исследований возникла и продолжает неизменно усиливатьс! тенденция к разработке «смешанных» подходов путем заимствовав ния всего того ценного, что было накоплено различными направлю ниями политической науки в послевоенный период.

Основные элементы научной политической теории. Суом ствуют различные пути проникновения в мир политического. В фт лософских системах выявлены метафизические основания политик! как важнейшей сферы деятельности человека, реализующего в облЯ сти абстрактной мысли и на практике высшие идеалы: справедлЯ вость, свободу, общественное благо, мир, порядок и др. ПримыкаюЩЯ к философской традиции нормативные политические теории развЯ вали многообразные концепции благоустроенного государства. Н теории этого типа большое влияние оказывают современные полЯ тические идеологии. Расцвет в XX в. гуманитарных наук повлек Ш собой появление теорий, ориентированных на научные методы айН лиза политических процессов. Эти методы были заимствованы в естественных, а также из гуманитарных наук: социологии, этногрЯ фии, антропологии, социальной психологии, которые раньше полив логии обратились к изучению эмпирических фактов. Я

Ученые наблюдают, что происходит, оперируют фактическими данными, для того чтобы выяснить, как могут развиваться те или иные явления при наличии соответствующих условий. Функцией науки является формулирование всеобщих законов и теорий, объяс­няющих мир политики во всех его проявлениях, включая поведение индивидов, функционирование политических институтов и между­народные отношения.

Существуют различные подходы к пониманию содержания по­литологических теорий. Последние обычно определяются как сис­темы обобщений, основанных на поддающихся проверке эмпи­рических данных. Теория основана на практике, а не противостоит ей. Она служит для того, чтобы описывать в форме обобщений то, что действительно происходит, а не то, что должно происходить. С точки зрения внутренней структуры теории образуются на основе системы положений (не менее двух), называемых обычно законами, которые соотносятся друг с другом и которые выражают отноше­ния между переменными в условиях изменяющихся состояний по­литической системы.

Законы основываются на фактах, которые проверяются при помощи гипотез. Д. Истон описывает факт как «подробное упоря­дочение реальности, выраженное на языке теоретического интере­са». Известны и другие, более простые определения факта. Такие как наблюдение, поддающееся эмпирической проверке; суждение об отдельных известных явлениях, очевидность которых почти бес­спорна (В. Ван Дайк) и др. Радикальное отличие теории от факта заключается в том, что в истинности теории как универсального суждения никогда нельзя быть полностью уверенным.

Гипотезами принято называть спекулятивные утверждения о взаимоотношениях между фактами и теориями. Установление ло­гически выверенных отношений между фактами, законами, гипоте­зами и теориями образует в конечном итоге научный метод. Послед­ний можно рассматривать в виде своеобразного круга или процес­са, который начинается с фактов и заканчивается фактами.

Когда в нашем распоряжении оказывается достаточное количе­ство фактов, мы начинаем ими оперировать. Совокупность этих фактов образует научную проблему. Например, одни страны имеют стабильные правительства, другие — крайне нестабильные. Или же некоторые политики и законодатели поддерживают программу ре­форм, другие, наоборот, ей противодействуют.

Для того чтобы сделать некоторые обобщения, необходимо клас­сифицировать имеющиеся в нашем распоряжении объекты. Осу­ществляя данную классификацию, мы оперируем концепциями.

Концепциями обычно именуют разного рода абстракции, созда* ваемые на основе обобщения отдельных наблюдений, совокупности отдельных фактов. Концепция упрощает структуру наших предстаю лений путем подведения наблюдаемых событий или явлений поя один общий знаменатель. Так, оперируя указанными фактами, пол» тологи создали такие концепции, как «стабильные правительства», «реформаторские и консервативные программы» и т.д.

Первая стадия применения научного метода является индук­тивной. В ее рамках создаются гипотезы, служащие для объясни ния фактов. Суждения общего характера выглядят предположи тельными в первую очередь потому, что гипотезы являются тольк предположениями об отношении между различными концепциями

Гипотезы создаются на основе предшествующего знания пре мета. Они могут формулироваться также в результате изучени других объектов или исследований, обнаруживающих сходную стру туру или природу. Наконец, они могут быть заимствованы из кла сических философских работ, в которых аналогичная проблема о ределялась в гипотетической форме.

Следующая стадия научного исследования — дедукция: из ги потез выводятся логические следствия, составленные из доступы¹ для обозрения фактов. Мы устанавливаем, какие отдельные фак= должны быть представлены для того, чтобы наша гипотеза об отн шении между концепциями оказалась обоснованной.

Третья стадия применения научного метода заключается в п верке фактов, которые выводятся из гипотезы. Эта стадия назы! ется верификацией: она призвана окончательно установить п] вильность гипотезы. То, что получено в результате верификации, гипотеза, а логическое следствие из нее.

Иногда третий шаг осуществляется в виде своеобразной «фа сификации», когда мы пытаемся отвергнуть гипотезу, прибегая^ рассуждению от противного. Такой шаг нередко необходим, поско ку мы, как правило, никогда не можем проверить правильность г потезы полностью в силу ее временнбй и пространственной о~* ниченности. Мы не можем также проверить все возможные сл; ствия, возникающие из отношений внутри определенной труп, фактов, поскольку все наши измерения и наблюдения носят ли " приблизительный характер.

Вот один из примеров научного политического анализа. Мы у< новили: один из наших знакомых, который полагает, что его мне! не может ничего изменить, редко участвует в выборах. Другой, оборот, убежден в своей влиятельности, поэтому постоянно прихц голосовать. На основе этих фактов мы выдвигаем следующую ги тезу: индивиды, считающие свое политическое положение прочн!

более склонны участвовать в выборах, нежели те, кто не верит в возможность воздействовать на политику посредством своего голо­са Отсюда вытекает логическое следствие: занимающие активную позицию будут принимать участие в выборах, и наоборот.

С помощью интервьюирования определенного количества изби­рателей после выборов можно измерить степень их эффективности, обнаруживая, какие именно индивиды участвовали в голосовании. И уже потом на основании проведенных наблюдений принимать или отвергать нашу гипотезу.

Из проведенного исследования можно сделать вывод о том, что, несмотря на определенную тенденцию, когда ощущающие себя по­литически состоятельными индивиды более активно принимают участие в голосовании, не существует абсолютной зависимости между уровнем политической активности и результатами выборов. Вследствие этого мы должны видоизменить нашу гипотезу путем учета возникающих расхождений. Для этого добавим такие при­входящие факторы (переменные), как степень заинтересованности индивида в исходе выборов, его уверенность в том, что конкретный их результат принесет ему пользу, сила его приверженности к ка­кой-либо партии, внимание к предвыборной кампании и самому ходу выборов, реакция на кандидатов и т.д. Видоизмененная гипотеза вновь должна подвергнуться проверке.

Итак, концепции играют ключевую роль в построении политиче­ских гипотез. Различные варианты таких концепций выражены в понятиях «авторитет», «власть», «класс», «влияние», «общество», «кон­фликт», «легитимность», «политическая система» и «политическая эф­фективность». Чтобы быть полезными в политическом исследовании, концепции должны отвечать двум главным требованиям. Первое из них заключается в том, что концепции должны соотноситься с эмпи­рической реальностью и поддаваться опытной проверке.

Другое предъявляемое к концепциям требование — их пригод­ность для создания теории. Одним из необходимых условий разви­тия науки является наличие определенного количества концепций, формулировки которых принимаются большинством ученых. Одна­ко в политической науке (как и в общественных науках в целом) соблюдать данное условие удается далеко не всегда.

Новые концепции возникают, как правило, непосредственно для Целей исследования. Нередко они появляются в результате исполь­зования традиционных терминов в новом значении. С учетом этого обстоятельства концепции часто заимствуются из мира повседнев­ной политики. Их значение постепенно уясняется в ходе постоянно­го общения и затем становится достоянием научного сообщества.

Вместе с тем при повседневном употреблении известных поли» тических терминов могут возникнуть некоторые трудности. Напр№ мер, термин «группа давления» в либеральных демократиях приоб) рел негативное значение. Понятие «давление» многими рассматр» вается как неподходящий для демократического общества термин; поскольку предполагается, что законодатели и политики принима| ют решения не подвергаясь при этом принуждению. В качеств* своеобразного компенсирующего эквивалента нередко использую^ термин «группа интересов», или «заинтересованная группа», хотя я он воспринимается с некоторым подозрением: ведь «интерес» дл* многих означает «корыстный интерес». л

Другим примером возникающих терминологических трудностей является попытка заимствования концепций из родственных нау^ в частности из психологии. Так, понятия «невроз», «невротический* встречают сопротивление со стороны политических аналитиков i потенциальных избирателей вследствие пренебрежительного оттенка; который они приобретают по отношению к некоторым политикам придавая их деятельности несколько «сомнительный» характер J глазах политических партнеров и потенциальных избирателей. *

Иногда концепции, вполне пригодные для других дисциплин ил1 возникшие в одной какой-либо стране, целиком принимаются мира! вой политической наукой. Многие западноевропейские термины например «элита» и «масса», «правые» и «левые», разработанные соответственно медиевистами и историками французской револйв ции, рассматриваются большинством политологов как универсал! ные. Из последней пары терминов в процессе идеологизации полй( тики образовались термины «либеральный» и «консервативный».!

Объем и особенности научных политических теорий также име ют различные источники происхождения. Под влиянием грандиоЗ ных построений классиков философско-политической мысли вог никла и окрепла уверенность в том, что чем более общей и всеохва тывающей является теория, чем большее количество предметов он включает, чем больше выводов и предсказаний можно из нее сд< лать, тем она лучше.

Тем не менее многие ориентирующиеся на изучение эмпирич< ских фактов ученые руководствуются иными критериями. Главньи из них является не объем, а наибольшая пригодность определенно! системы аргументов для анализа выбранной группы явлений (фа! тов). Вследствие такой научной установки стали спонтанно созд* ваться «микротеории», теории «среднего уровня», которые сосуиц ствуют с «макротеориями», оказывая на них существенное возде! ствие, поскольку они нередко используются для проверки последниз

Кроме того, характер и объем теоретических построений иногда определяется факторами случайного свойства, например степенью доступности эмпирического материала. Многие западные полито­логи, проявляющие интерес к проблемам развивающихся стран, склон­ны создавать теории общего характера, в рамках которых специфи­ческие особенности отдельных стран и политических институтов оказываются стертыми. Это можно сказать и об общей теории «то­талитаризма»: она постоянно применялась в западной политиче­ской науке в послевоенный период для анализа СССР, государств Центральной и Восточной Европы, Китая и других азиатских стран, ориентировавшихся на советскую или китайскую модель развития. В силу самой логики общих построений характер частных выводов, как правило, во многом зависел от ценностных (мировоззренче­ских) установок ученых.

Значение ценностей в изучении политики. Обсуждение этой проблемы ценностей — одна из важнейших составных частей характеристики эвристических возможностей научных теорий. По­литологов нередко упрекают в излишнем ригоризме, связанном с установкой на рассмотрение всех явлений в мире политики как равнозначных. Такой упрек предполагает, в частности, представле­ние о «равноценности», например, фашистской и либерально-демо­кратической политических систем. Однако данное суждение нео­боснованно. Принято считать, что ни одна из ценностей не может быть признана высшей с помощью научного метода. Подобное мне­ние в наши дни оспаривается сторонниками постмодернистского направления, вообще отрицающими концептуальную значимость ценностно-нейтрального подхода к миру политики.

В целом следует признать правильным утверждение о том, что политической науки, свободной от каких-либо ценностей, не суще­ствует. Можно использовать научный метод для анализа отноше­ний между средствами и целями, когда цель определяется на осно­ве критериев, выходящих за пределы науки. Можно руководство­ваться научными критериями для оценки альтернативных средств, пригодных для достижения данной цели. Но «ценностно нагружен­ная» наука не означает «ценностно-предубежденную», ангажиро­ванную дисциплину. Если предубеждение приводит к ложному вос­приятию реальности и к неверным обобщениям, то наличие ценно­стных суждений означает только утверждение о желательности и позитивном характере тех или иных явлений.

Необходимо проводить принципиальное различие между цен­ностью и фактом. Ученые, обосновывая эти различия, обычно утвер­ждают, что суждение, основанное на фактах, является научным, в то время как ценностно-ориентированное суждение таковым быть не

может. Поэтому наука должна быть свободна от каких-либо ценное стей. Философы могут вдохновляться ценностями, но ученые обязан] ны от них дистанцироваться до тех пор, пока они не обратятся проблеме ценностей как разновидностей фактов.

Тем не менее рассмотрение ценностей в качестве фактов от») нюдь не означает, что не существует никаких различий между ут«| верждениями о фактах и суждениями, в основе которых лежат пред почтения. Утверждения, направленные на описание того, что де* ствительно происходит, не всегда бывают правильными, но он! поддаются эмпирической проверке. Наоборот, нормативные сужде ния проверить невозможно. Самое большее из того, что можно данном случае сделать, — это установить, принадлежит ли таксЦ суждение одному-единственному индивиду или же его точка зре ния разделяется большим или меньшим числом представителей ог ределенных социальных и политических групп.

В рамках научного подхода надо уметь проводить различие ме> описательными утверждениями и утверждениями, основанными предпочтениях. Поскольку в реальном процессе политического od щения люди часто рассматривают желательное для них как дегё ствительно существующее и поступают в соответствии с норматив ным принципом «так должно быть».

В этом смысле нормативные суждения в политическом диску легко узнаваемы благодаря словам «должно», «необходимо», «еле ет» и т.п. Однако не всегда этим словам можно приписывать нор» тивный характер. Они являются эмпирическими по своему содержа нию, когда люди используют их из «тактических» соображений,, тующих то или иное предписание. Так, утверждения типа демократия должна выжить, народ должен принимать участие во все выборах» или «если люди желают, чтобы должностные лица бь ответственными за свою деятельность, они должны знать програ» кандидатов, которых они поддерживают» поддаются проверке, утверждения сформулированы так, что они предполагают ценнс ные суждения: «демократия должна выжить», «люди должны зас вить чиновников быть ответственными». Но они одновременно держат в себе ту идею, что высказываются именно для того, чтоб компетентные лица (в данном случае ученые) имели возможно указать, как достичь целей, которые изложены в виде данных кате!] рических пожеланий.

Выступая в роли эксперта, ученый не имеет дела непосредствен с целями и ценностями (не участвует в их воспроизводстве), а ис дует только те технические средства, с помощью которых эти nf сания могут быть реализованы. Признавая полностью, что опреде ный тип культуры обладает ценностными и нормативными основ

ями, ученый делает выбор: должен ли он участвовать в их укреплении или,' наоборот, — в расшатывании и уничтожении. Таким образом, сама по себе демонстрация возможностей достижения той или иной цели всегда подразумевает элемент ценностной ориентации.

Еше один пример специфической ценностной ориентации — сам процесс смены научных парадигм в любой системе знания. Чтобы заменить старую теорию новой, требуется перестройка всего пред­шествующего знания. Теоретические достижения, которые выгля­дят беспрецедентными, способными привлечь новых приверженцев тем, что они открывают новые исследовательские перспективы, на­зывают парадигмами. Цель «нормальной» науки — описание фак­тов, их включение в структуру теории для ее последующего разви­тия. Новая парадигма, ориентированная на принципиально новые теоретические построения, встречает обычно сопротивление со сто­роны приверженцев старых парадигм. Но по мере того как в рам­ках новой парадигмы проявляются неизвестные ранее науке эври­стические возможности, то, что выглядело недавно аномальным, на­чинает казаться возможным, а затем воспринимается как привычное. Новая концептуальная структура заменяет старую, становясь осно­вой для создания новых теорий.

Политическое знание впервые пережило революционную транс­формацию во второй половине XIX в., когда наряду с философски­ми концепциями и нормативными политическими теориями начала развиваться политическая наука со свойственным только ей спосо­бом теоретических построений. XX век будет по праву рассматри­ваться как эпоха великого синтеза всех предшествующих полити­ческих традиций. Этот синтез был подготовлен сменой теоретиче­ских парадигм внутри самой науки и глубокой трансформацией теоретических представлений о политике вообще. Его результаты будут воздействовать на осмысление тех глобальных проблем, ко­торые в новом тысячелетии неизбежно встанут перед всеми госу­дарствами и нациями.